— Не зря говорят — «навязчив, как тень». Но сейчас мы это исправим, — издевательски оскалился повелитель и взмахнул мечом. Остриё зазвенело о пол рядом с головой юноши — он едва успел отпрянуть. Астаз Доар скрипнул зубами и снова бросился на него.
Тот неуклюже покатился, спасаясь от атаки, и уже не сдерживая крика: каждое прикосновение ало-чернильного кружева клеймило как раскаленное железо. Астаз Доар нападал неумело, но безустанно. Рука его не привыкла к оружию: удары лишь дважды достигли цели, оставляя раны на плече и ноге синеглазого. В порыве сострадания Эмирабель шагнула к нему, но повелитель обернулся взбешенно, и черно-алые глаза вперились в серые, играючи сокрушая волю. Девочка вскинула руки к лицу, закрываясь, но от прожигавшего насквозь взора спасения не было.
— Займись узором! — рявкнул он, и она, не в силах противиться, полетела в транс, будто в пропасть.
Черно-красные нити ожили, почуяв ее внимание, потянулись друг к другу, и она ощутила, как разорванные синеглазым концы принялись сплетаться воедино.
Помочь им… отдать частичку своих сил… и еще… частичку… побольше… и еще… больше…
Ноги задрожали и подогнулись, будто тело стало раз в пять тяжелее, она покачнулась…
— Молодец, — прошептал баритон в ее голове. — А теперь то же самое — вокруг Шара…
Спеша угодить повелителю, она потянулась к замершим концам сети, открываясь и отдавая им себя — всю до капли. Узор запульсировал, наливаясь силой — ее силой! — и стал расти, затягивая гранит, как паутина. С радостью ощущая, что с каждой секундой всё больше растворяется в этом черно-алом совершенстве, Белка рухнула на пол — но ей показалось, что взлетела. Главное — ни на миг не прервать связь с ее любимым узором. Какая разница, что с ней случится, если главное дело всей жизни будет закончено! Еще немного усилий… затянуть кружевом островок нетронутого камня… раздавить гнилостный пузырь в середине… и всё. Ее повелитель… будет доволен…
Силы заканчивались. Дыхание, судорожное и быстрое, вырывалось рваными всхлипами. Эмирабель знала, что с каждым выдохом жизнь покидает ее, уходя в роскошный узор, но была спокойна и счастлива: выполнив свой долг перед повелителем она будет свободна… и сможет лететь, куда захочет…
К папе… и маме… к деду… к Лунге… Вот они обрадуются… когда увидят… когда… встре…тим…ся…
Каждая мысль давалась ей с трудом, и Белка, устав бороться, отпустила последнюю, наслаждаясь блаженной пустотой в голове…
…в сердце…
…в душе…
…наконец-то…
…конец…
…мама…
И вдруг весь мир взорвался агонией. Девочка закричала, не понимая, что происходит и откуда обрушилась боль — невыносимая, слепящая, рвущая на куски тело, разум и душу. Всё вокруг замелькало, как в кошмаре: блестящие гранитные стены то становились закопченными и разбитыми, то снова сияли. Пол то пустел, то покрывался людьми и чудовищами. Музыка узора то гремела, торжественная и грозная, то рассыпалась визгливой какофонией. Вопли, рычание, грохот сменялись провалами тишины, но тут же снова рвали перепонки. Ее повелитель то разлетался в прах, то восставал из него во всем своём яростном совершенстве… Неизменной оставалась лишь жирная черно-алая паутина на стенах и полу, вздымавшийся и опускавшийся меч, распростершийся рядом с ней человек — обожженный, окровавленный — и ее боль.
Боль от прикосновения Шара, на который ее отбросил синеглазый. Боль, испепелявшая паутину морока, из-под которой, будто феникс, воскресала память.
— Рамай?! — имя раненого вспыхнуло, точно факел в ночи, и ужас заставил ее забыть о мучениях. — Рамай! Тень!..
Синие глаза приоткрылись:
— Доамна… проклятие… з
а
мок… исцел…
Черный клинок погрузился в его грудь, вернулся — и кровь — алая, яркая — хлынула из раны. Чернильно-багровая сеть устремилась навстречу, жадно впитывая, и омерзение тошнотой ринулось к горлу девочки.
— Заканчивай узор! — властно склонился над ней повелитель.
Нет, не повелитель! Сарут Астаз Доар — с мечом, обагренным кровью Рамая!
Она вскинула руки к нему и закричала, выплескивая боль, ненависть и унижение этих кошмарных дней. Из ладоней ее вырвался столб черно-алого пламени, ударил в голову Астаз Доару, и в тот же миг всё вокруг заволокло тучами лилового пепла. Мгновением позже ревущее пламя врезалось в потолок. Кружево проклятия под куполом затрепетало, но от яростного огня спасения не было: расправившись с паутиной вверху, он побежал по ало-черным сплетениям вниз, оставляя после себя на камнях лишь обугленные трещины.
* * *
Люди, окружавшие Белку, Рамая и Шар плотным кольцом, замерли в потрясении: только что перед ними были десятки монстров, лилась кровь, сверкали когти и клыки, и вдруг — пустота и тишина, словно вырвали кусок мира. Только жирные хлопья пепла кружат в воздухе, дикое пламя мчит к ним, и огромная птица мечется вдоль стен, оставляя за собой радужное мерцание — превращаемое огнем в бурую пыль.
Мелкие осколки камней посыпались на пол, головы, плечи…
— Палкой в глаз!.. — панический выкрик Филина разорвал тишину. — Летите, волки!!! Спасайте требуху и перья!!!
— Какие перья?!
— Сейчас донжон провалится к Долдыку в зад, куроголовые болваны!!! — проорал Филин.
— Догоню, уходите! — рявкнул са Флуэр в ответ на взгляды волков, и тех словно бурей сорвало с места. Подхватывая раненых, гвардейцы побежали к подземному ходу — навстречу пламени, спешившему к полу.
А граф кинулся к Эмирабель.
Она лежала на груде камней — бывшем ограждении, прижавшись спиной к еле светившемуся Шару и обхватив голову виконта, распростертого рядом. Мугур взмахнул топором… и шмякнулся навзничь.
— Только тронь ее! — наподдав ему сапогом под ребра, гардекор мотнул Найзу головой: — Забираем Белку и уходим!
Несколько обломков упали рядом с пареньком. Он метнулся к девочке, глянул на стену пламени, коснувшуюся пола, на тайный ход… Последние двое волков нырнули в низкий проем потерны, и тут же стены задрожали. Острые осколки камней брызнули во все стороны. Найз схватился за рассеченную щеку — и вздрогнул от грохота: посыпались камни над входом, загораживая путь к отступлению.
— Другой ход! Через конюшни! — вспомнил Фалько, и точно по команде из стены напротив кладка выдавила несколько огромных камней, обнажая и заваливая второй проход.
— Поздно! — ухнула птица и спикировала, превращаясь в растрепанного старика в рваном балахоне с пятнами черной и алой крови.
Со сводов обрушился каменный град.
Старик вскинул руки, бормоча, и над головами людей вырос мерцающий купол. Камни забарабанили по нему, отскакивая, но не успел мальчик перевести дыхание, как несколько обломков покрупнее пробили защиту. Потом еще пара… и еще…
Гардекор глянул на засыпанные ходы, на надвигавшуюся огненную стену, на прыгавшие по полу камни и губы его скривились:
— Персонального кургана с кремацией никто еще не удостаивался. Мелочь, а приятно.
— Обойдешься, гусь! — сварливо выплюнул маг и быстро забубнил непонятные слова, шевеля в такт пальцами, будто что-то лепил. Шар за спиной девочки вспыхнул, клозах в трех от него воздух зарябил — и вместо охваченных пламенем стен мальчик увидел двор и куртину.
— Уби…райтесь! — прохрипел старик, падая на колени, но не опуская рук. — Не смогу… долго…
Стены донжона теперь не просто содрогались — они гудели и раскачивались, выплевывая камни и осколки раствора, точно из катапульты.
— Быстрее!!!
Несколько крупных обломков пробили купол и с грохотом врезались в пол, разбрызгивая черно-алые лужи.
— Быстрей! — Фалько скомандовал Найзу, кинулся к Белке, подхватил и бросился в дрожащий проход — из-под камнепада к бледному небу утра. Чернильно-кровавые отблески скакали за его спиной, как голодные демоны.
