Когда начало темнеть и мастер Виклеан объявил привал, охранники вернулись, каждый, как обычно, с охапкой сушняка или просто нарубленных веток. По всему лагерю стали разгораться костры.
Фалько подъехал к Найзу и чете торговцев, в чьем фургоне они ночевали, молча бросил вязанку хвороста рядом с котелком и соскочил на землю.
— Я почищу Армасара! — мальчик перехватил поводья. Гардекор, скользнув по нему хмурым взглядом, так же молча кивнул и отправился к ручью, протекавшему рядом с лагерем. Сняв куртку и рубаху, он долго умывался, точно надеялся, что ледяная вода смоет камень с его души, потом так же долго сидел на берегу, нахмурившись и угрюмо поджав губы.
Закончив вечерний туалет Армасара, мальчик подошел к его хозяину и присел рядом.
— Ты… из-за Белки?.. — спросил он, несмело заглядывая Фалько в лицо.
Гардекор промолчал, поигрывая единственным своим украшением — перстнем из черно-оранжевого камня в виде головы тигра, то ли не желая говорить, то ли собираясь с мыслями. И тогда паренек сам продолжил их однобокую беседу, выкладывая всё, что передумал за день:
— Белка… она ведь сама по себе такая. Чувства как купила, как моя мама говорит. В смысле, расходует экономно. Правда, она не про нее это говорила, а про соседку нашу, которая… Ну, неважно. То есть, я хочу сказать, что я тоже на нее обиделся. Но если она такая, какая есть, то… что она уехала среди ночи, не попрощавшись… вовсе не значит, что мы для нее никто. Наверное. Она, вон, и от ворот помахала. И крикнула. И улыбалась… Чем улыбаться, лучше бы заскочила хоть на полминутки, конечно… Но зато она записку нам оставила. Ведь это был ее почерк? Ты его знаешь? — забеспокоился Найз, перехватив сумрачный взгляд Фалько.
— Палкой в глаз, парень! — гардекор вскочил на ноги. — Это был ее почерк! Это была она у ворот! И история в записке гладкая, как беременная свинья! И торговцы, спавшие в общем зале, в голос твердят, что приехали двое посыльных, граф спустился полуодетый, пригласил их в кабинет, потом они вернулись, поели, пока они с Лунгой собирались, и ускакали! И всё равно я не верю! Не верю, локоть ему в глотку!!!
— Кому? — не понял Найз.
— Не знаю, — выдохнул его наставник и опустил сжатые кулаки. — Но кажется, его флуэрскому сиятельству. Всё хорошо, всё правильно, но что-то не дает мне покоя, как гвоздь в сапоге. Что-то здесь не так.
* * *
Кто-то тронул его за плечо, и Найз сонно приоткрыл один глаз. В фургоне было темно, и лишь дырки в парусине маячили серыми пятнами на черном фоне. Значит, солнце пока не встало, но скоро уже. Сколько может быть времени? Часов шесть? Семь? И что случилось?
— Если ты со мной — пойдем, — шепнул ему в затылок голос Фалько. — Я уезжаю.
Не задавая вопросов, мальчик откинул одеяло, быстро оделся, стараясь не разбудить хозяев, отыскал на ощупь оружие и выскользнул наружу. Гардекор ждал его у импровизированного выхода из кольца фургонов, поводья Армасара и Жока в одной руке, мясо с хлебом — в другой. Рядом стоял мастер Виклеан — хмурый и заспанный. Не замечая приближения Найза, они продолжали свой разговор:
— …мне тоже всё это кажется странным, но мало ли странностей бывает в жизни — совершенно обычных, если разобраться.
— Может быть, — не поднимая глаз, проговорил Фалько. — Может быть, по чисто случайному совпадению за ней и впрямь приехали посыльные ее гильдии из столицы, и сейчас они благополучно спят в гостинице в сутках пути от замка, а еще через две недели будут в Рэйтаде и продолжат свой эксперимент, в чем бы он там ни заключался. Но поверю этому я только когда догоню их и лично удостоверюсь, что всё обстоит именно так. Пока же моя пятая точка… шестое чувство, то бишь… неустанно шепчет мне, что если я не вижу в этой истории дыр, это не значит, что их нет. Я не великий мыслитель, я простой гардекор, и методы у меня тоже простые. Догнать, проверить, развернуться и продолжить путь, чувствуя себя последним болваном.
— И всё равно не понимаю я ваших подозрений, эру Тигр, — упрямо мотнул головой караванщик. — Она уехала добровольно. В хорошем настроении. Улыбаться-то ее никто не заставлял! С ней были двое сопровождающих. Значит, и по дороге ей ничего не грозит.
— А по прибытию?
— Куда?
— А вот это и я хотел бы выяснить.
— Хорошо, воля ваша, — сдаваясь, купец развел руками. — Но если всё в порядке…
— Мы продолжим путь в Гельтанию. Кстати, наш багаж мы оставляем у вас, и если до первого постоялого двора мы вас не догоним…
— …то я передам его на хранение хозяину. Деревня Апус, кстати, ближняя. Постоялый двор там один, на главной улице. Мимо не проедете. Хозяин — мужичок честный, не первый год знакомы, так что за вещи свои не волнуйтесь, — сообщил Виклеан, помялся, будто хотел сказать еще что-то — но промолчал.
— Запомним, — пообещал гардекор и кивнул парнишке: — Садись. Завтрак съешь по дороге. Мы возвращаемся до Плекаты и дальше, пока не догоним Белку и Лунгу.
— Они впереди нас на два дня, — прикинул мальчик, забираясь в седло печально вздохнувшего Жока. — Придется спешить.
— Поспешим, — хмыкнул Фалько, вскочил на Армасара и приложил кулак к плечу по эрегорскому обычаю: — Спасибо за всё, домн Виклеан. Радетель вам в попутчики.
— А-а-а-а, палкой в глаз!.. — к изумлению обоих воскликнул купец, сорвался с места и рысью побежал в темноту.
— Как ты думаешь, это было «И вам Радетель в попутчики» или простое «До свидания»? — проводив взглядом караванщика, гардекор посмотрел на Найза. Тот озадаченно пожал плечами:
— Может, он что-то забыл?
— Или кого-то? — уточнил его наставник, глядя вправо.
Мальчик повернулся и увидел, что Виклеан возвращается так же вприпрыжку, как и удалился, а за ним в поводу бежит Гри.
— Вот… забирайте… — отдуваясь и пыхтя, проговорил торговец, протягивая Фалько поводья.
— У нас нет таких денег, — покачал головой гардекор.
— Я не за деньги. На обмен. Возьму Жока. Он вас только задерживать будет. А на этого парнягу мои ребята стали коситься нехорошо. На парусину его, если быть совсем точным, ну и на меня за компанию. Мол, или дурак наш Старый Лис, или колдунью покрывает. И то и другое для репутации караванщика — могила. Так что, баш на баш. Мою будущую неприятность на вашу, и да будет нам счастье.
— Спасибо большое, домн Виклеан, — Фалько соскочил на землю и махнул Найзу слезать и расседлывать недовольного мула. — Мир тесен. Даст Радетель — встретимся еще.
— Мир тесен, — эхом повторил караванщик и принялся сдирать с Гри не нужную больше повязку.
* * *
Никогда еще Найзу не было так плохо.
Проделать в седле двухдневный путь за день, останавливаясь лишь потому, что кони не могли дальше скакать, было гораздо хуже, чем быть изгрызенным зеленым волком или разодранным чешуйчатым монстром, понял мальчик к концу первого дня. Ведь грызли и раздирали тебя быстро и за один раз, а мчаться на пределе возможностей — своих и лошадиных — пришлось десять часов кряду. После этого, когда тьма окончательно накрыла землю и Фалько объявил привал, паренек смог лишь свалиться с коня и замереть у его копыт, пока гардекор расседлывал и чистил обоих скакунов, умывался, разжигал костер и резал хлеб, колбасу и сыр. Впрочем, к последнему этапу Найз слегка ожил и даже самостоятельно добрался до ручья, чтобы смыть дневную грязь.
После ужина он рухнул на свернутый потник, накрылся плащом — и моментально провалился в сон: пустой, черный, без сновидений.
На следующий день всё повторилось заново, только останавливались они почаще. Теперь дорогу то и дело пересекали проселки, и на каждом перекрестке Фалько спешивался и долго и тщательно изучал следы, иногда проезжая вглубь сельских дорог по полдистанта и более. Несколько раз в этот день им встречались люди — тройка крестьян на повозках, путники с узлами, лечуха с ученицей, спешившие из деревни в лес за кореньями — и у каждого из них гардекор выспрашивал, не видали ли они или не слышали про четырех верховых, из которых двое — на белых пони. Люди думали, вспоминали, морща лбы и почесывая в затылках, или говорили, не задумываясь — но ответы их были всегда одни и те же: не видели, не слышали, не помним.