Я добрался до лестницы. Она была пуста, а у меня осталась всего минута Невидимости. Недолго думая, я рванул вверх со всей скоростью, на которую был способен. Время таиться ушло, тем более, здесь я ни с кем не столкнусь.
Что это была за лестница! Часть ступеней вышаркана, часть обвалилась, оставив от себя лишь огрызки у стены, несколько ступеней вообще отсутствовали напрочь. Но хуже всего было то, что из-под моих сапог посыпались камни.
- Что это? - спросила старуха, копошащаяся у камина. Она задрала голову, вытягивая тощую шею.
- Ветер, - пробурчала вторая, тоже поднимая голову. - Сквозняк. Работай, а то я опять одна...
Её слова заглушил грохот. Оглушённый от удара солнечным сплетением во что-то твёрдое, я не понял, что произошло до тех пор, пока не ощутил, что падаю. Падаю вместе с тремя или четырьмя ступеньками. Высота была небольшой, я даже не добрался до уровня второго этажа, но падение на каменные осколки спиной пронзило моё тело чудовищной болью.
"Действие Невидимости прекращено, - прогудел в моей голове женский голос. И, вслед, мужской, но уже знакомый: - Ты бы под ноги смотрел, бестолочь".
Я валялся на полу, разевая рот и пытаясь подняться. Ни вдохнуть, ни принять какую-либо пригодную для обороны позу не выходило. А я уже слышал тяжёлый топот сапог.
Вот мне и крышка. Вот я и...
Крышка? Мне? Нет. Нет! Я, мать вашу, ещё много чего не сделал. Я ещё должен упокоить несколько мелких засранцев. Должен разобраться, что за дерьмо твориться в этом поганом мире. Я ещё не выпустил кишки тем, кто виноват в том, что пятьдесят с лишним тысяч человек оказались здесь. Что сотни тысяч вполне разумных существ сейчас страдают.
Грубым рывком меня подняли на ноги. Я застонал, пошатнулся и упёрся маской в плечо поднявшего меня человека. Рёбра наверняка переломаны. Чудовищная боль в спине, возможно, следствие компрессионного перелома позвоночника. Мне во второй раз в жизни несказанно повезло, что я не остался инвалидом.
Но Злобе внутри меня было плевать на все переломы. Ей было плевать, что сейчас я стану причиной страдания живых и вполне разумных существ. Она просто искала выход.
Мой тесак вошёл в бок мужчины, на которого я опирался. Клюв маски надавил на плечо, вонзаясь в плоть. Над ухом раздался ошеломлённый крик боли, и я рассмеялся, нанося второй удар тесаком. Собрав последние силы, я оттолкнул моба от себя и чуть сам не полетел следом.
Мои ноги скользили крови, острые камни вонзались в подошвы сапог, но ощущение было таким, будто они засели у меня в ступнях. Ко мне бежали трое. На этот раз с оружием в руках. Церемониться со мной никто не собирается. Что ж, пусть так, у меня тоже нет в планах жалеть кого-либо.
Я сделал два шага вперёд. Дыхание со свистом вырывалось из моей груди, но я, по крайней мере, уже мог дышать и двигаться, а значит, смогу и драться. Первого противника я принял на острие тесака, но тот ударил меня ножом в левый бок и оттолкнул. Запутавшись в собственных ногах, я повалился на спину, опять на камни. Тяжёлый пинок в бок буквально перевернул меня. Перед глазами замаячил чей-то носок сапога, и я вонзил в него тесак. Больше всё равно не мог ничего сделать.
Со всех сторон на меня обрушились удары. Я попробовал отбиваться, но без какого-либо толка. Один из ударов отбросил мою правую руку на камень. Буквально через миг на кисть опустился тяжёлый сапог, сминая её. Руку будто пронзило молнией. Это даже не походило на боль, меня будто окатили холодной водой. Ладонь разжалась, рукоять тесака выпала из неё, но нога продолжала давить. Я слышал, как хрустят мои кости.
"Надо убить их, - холодно подумал я. - Убить их всех".
Но для этого было уже поздно. Я сам был уже почти мёртв.
- Живым! - раздался откуда-то громкий крик. - Мне нужно знать, чья это крыса!
Это радовало. По крайней мере, сразу меня не убьют, быть может...
В приказе брать меня живьём не было ни слова о том, что меня не нужно больше бить. Удары сыпались один за другим. Кто-то сорвал с меня маску, и я увидел, что это одна из бабок. Она подхватила с пола камень и ударила меня им в висок. Спасительное беспамятство не приходило. Я сжался в комок не в силах больше сопротивляться.
Наконец, меня подняли с пола и куда-то потащили. Подвал. Место для приятных бесед.
В подвале было тесно, так что со мной осталось только четыре человека - двое тащили, двое шли сзади. Мы прошли по узкому коридору, за нашими спинами загорались факелы. Так, будто я шёл по какой-то эфемерной небесной дороге, а за мной загорались звёзды. Вот только я всегда оставался во тьме...
Меня швырнули в одну из камер. В голове гремели взрывы, перед глазами прыгали искры, но я успел разглядеть стул, на который меня бросили. На вид стул был очень неприятным.
Меня привели в пыточную.
Руки и ноги в колодки, голову в зажим. Вот и готов птенчик.
Мне в глаза ударил свет, очередной факел, уже прямо перед лицом. Потом ещё. В лицо плеснула ледяная вода, но это не слишком-то помогло мне очухаться. За водой последовали две оглушительные затрещины и ещё один ковш воды.
- Холодно же, - пробормотал я. В голове плыло, но я разглядел на столе жаровню и несколько неприятных на вид инструментов. Изо рта вырвался нервный смешок.
В ответ я получил три жёстких затрещины. Какой-то из моих мучителей схватил меня за волосы и задрал голову так, чтобы я смотрел ему в лицо. Холодные глаза, резкие черты лица, на подбородке шрам, волосы не просто чёрные, чернущие, но уже с лёгкой проседью в бороде. Жёсткий и властный человек, главарь, скорее всего.
- Холодно? - прошипел он, брызжа мне в лицо слюной. - Холод - это последнее, о чём ты должен беспокоиться. Пока жаровня готовится, я проведу с тобой предварительную беседу, и она будет неприятной. Но когда иглы достаточно нагреются... - Он дёрнул меня за волосы и рявкнул: - Кто ты такой?
Отпираться смысла нет. Не уверен, что выдержу пытки. Вернее, уверен, что не выдержу.
- Я... налоговый инспектор.
- Кто, мать твою? - И удар, последовавший за вопросом.
- Собираю для конунга налоги. Он отправил вчера...
Меня заткнул мощный удар в живот.
- То, что ты признаёшь свою работу на конунга - это хорошо, - прошипел черноволосый. - Но налоги? Скорми эту сказочку другому. - Ещё удар, в солнечное сплетение. Если бы не обруч, я бы, наверное, смог поцеловать себя в пупок. Дыхание просто исчезло.
- Это правда, - просипел я, когда дыхание вернулось. - Клянусь...
Обод впился мне в лоб. В глаза потекла кровь. Я разевал рот как рыба и судорожно дёргался.
- Хочешь сказать, что конунг не в курсе, что здесь происходит? - проговорил мой мучитель, когда я оклемался. - То есть я не отправлял ему посланца с пожеланием того, чтобы он вылизал мне жопу?
- Я... я... я не знал. Он нас подставил...
- Нас? Вот это уже интересней. Давай-ка дальше. Сколько вас?
- Двое... Клянусь, двое! Я пошёл на разведку...
На сей раз он меня не бил. Просто надавил на раздавленную кисть рукоятью ножа. И это было куда хуже ударов в солнечное сплетение. Рукоять ножа крутилась, вдавливая распухшую и побагровевшую кисть в дерево. Я визжал, захлёбываясь слюной и кровью из прокушенных губ и языка.
- Сколько вас?!
- Двое... двое... клянусь. - Я рыдал. - Он уже ушёл, ушёл... ААААААААААА!!!
Это было правдой. Игорь должен был заметить суматоху, означающую мой провал, и смыться к Дибмуаду, больше напоминающего Владимира Харконенна.
- Сколько вас?
Я слабо понял суть вопроса, но принялся бормотать всё, что приходило в голову:
- Двое... разведка... я пошёл проверить, что с родителями. Вы дали им рог, а родителей увели...
- Ну уж не надо говорить мне, что вы здесь из-за детей.
- Двое... двое...
Моё сознание гасло, но ковш ледяной воды привёл меня в чувство.
- Готово, - донесся откуда-то незнакомый мужской голос.
