– Но ты же должен знать, Сид раньше был специалистом по всяким таким древним штучкам, – промурлыкала кошка прищурясь, – он ведь вполне мог отрыть какое-нибудь старое оружие, способное навредить нам? Ну, этот самый тресп, чем бы он не являлся.

– Глупости, – я решительно отмёл дурацкое предположение, – ничто не способно нам навредить, и ты сама это неоднократно проверяла. Тем более, те времена, когда Сид в чём-то разбирался, давным-давно канули в лету.

На губах Ольги появилась ехидная ухмылка, словно она ставила мои слова под сомнение. Если бы я не знал её так хорошо, мог бы подумать, что ей известно нечто, ускользнувшее от меня. На самом деле она всегда так улыбается, когда хочет позлить. Поэтому я и не стал концентрировать внимание на её гримасах. Тем более, её следующий вопрос достал меня по-настоящему.

– Тогда почему ты сам так интересуешься старыми постройками, захоронениями и людьми, которые их отыскивают? – широко распахнув невинные глазки, поинтересовалась Ольга, – или это от твоего повышенного любопытства?

– Я потрясён до глубины души, – сказал я, как можно язвительнее, – при всей своей занятости – пустынные волки должны отнимать уйму времени – ты ещё находишь возможность интересоваться моими делами! Для этого должна быть воистину очень важная причина!

Она рассыпала вокруг себя хрустальные колокольчики звонкого смеха. Да, я попался. Засранку всегда радовало моё раздражение, почему я и старался оставаться невозмутимым при общении с этой кошкой. Досадуя в большей степени на самого себя, я громко фыркнул и запустил маленькой подушкой в хохочущую Ольгу. Та отбросила мягкий снаряд обратно и спрятала лицо в ладонях, продолжая веселиться.

Я остановился, пристально разглядывая смеющуся львицу и размышляя, каково было бы её отношение ко мне, если бы она оставалоась той, уже изрядно позабытой Ольгой, разрывающейся между мной и погибшим волком. Той Олей, способной рыдать над детьми, замерзающими на улицах заснеженного города. Трудно ненавидеть монстра, если ты сотворил его сам.

Отсмеявшись, львица раздвинула пальцы, игриво стрельнув глазками в образовавшуюся щель. О, я хорошо знал этот взгляд! Перепады настроения у кошки почти всегда заканчивались одним и тем же.

– Ольга, – сказал я с откровенной скукой, – тебе ещё не надоело это однообразие? Сначала ты искусно играешь на моих нервах, а потом тебя начинает интересовать сексуальный аспект наших отношений.

– Фу, какие сложные и непонятные слова! – недовольно фыркнула она и потребовала, – лучше спой мне.

Одним плавным движением девушка преодолела разделявшее нас расстояние и мягкой волной тёплой плоти захлестнула мои колени. В этом львица была настоящим мастером – ещё секунду назад щеголяла жалким подобием одежды, а сейчас лежит на моих коленях абсолютно обнажённая. Казалось кошка состояла из одних приятных изгибов и выпуклостей, ласкающих взгляд. Как обычно, сам не желая того, я начал возбуждаться.

– Сыграй! – ещё настойчивее попросила она хрипловатым шёпотом.

Я отлично понимал, какую именно музыку она просит. Однако я был взбешён предательством собственного тела и решил досадить ему и этой развратнице. Поэтому я заиграл быструю резкую мелодию, сопровождая её соответствующими словами. Казалось тот, кто скрывается внутри, решил подыграть, проучив похотливую стерву:

Сегодня мрачен небосвод

И полон рот больших хлопот,

А глупых дел круговорот

Кружит меня который год.

Но мне на это наплевать

Зачем так сильно уставать?

И чтоб себя не напрягать,

Я лучше буду крепко спать.

– Ублюдок, – протянула Ольга и вцепилась острыми зубками в моё бедро, но не очень больно, а так, чтобы ещё сильнее разжечь появившееся желание. Впрочем, сейчас ей и не требовалось прилагать какие-то особые усилия для этого. Жаркая волна захлестнула меня, вынуждая дрожать от вожделения. Ни одна человеческая самка не способна на такое. Только прикосновение львицы способно свести с ума.

Я протянул руку, пытаясь приласкать Ольгу, но она ловко увернулась и легонько пнула меня пяткой в грудь, опрокинув на подушку. На кукольном личике застыла упрямая гримаска.

– Я хочу, чтобы ты сыграл для меня. Сыграл то, что ты играешь Гале или одной из тех человеческих сучек, с которыми так любишь общаться.

– Ты – стерва, – сказал я, тяжело дыша, – знаешь это?

– Ну конечно же, милый, – согласилась она, ласково улыбаясь, – ты сам меня такой сделал и пока не исполнишь это желание, ничего не произойдёт. Все мои любовники поют мне песни, читают стихи и шепчут слова любви. Знаю, знаю – слов любви я не дождусь от тебя никогда, но ты можешь доказать, что уж в остальном ты круче, чем все они, вместе взятые. Играй!

В груди бешено клокотала смесь похоти и ярости, отчаянно рвущаяся наружу. Но я хорошо знал кошку и было совершенно ясно, она не допустит меня к телу, как бы ей самой не хотелось. Чёрт, она опять оказалась сверху! Сдавшись я начал тихо нажимать клавиши шерандона, извлекая наружу медленную и печальную мелодию.

Ольга вновь приблизилась, уютно расположившись между ног и мурлыча в тон моей музыке. Глаза её зажмурились от удовольствия, а пальцы блуждали по моему животу. Движения рук напоминали ласкающее прикосновение океанской волны и вызывали нестерпимое желание отбросить шерандон и немедленно овладеть кошкой. Удерживала лишь мысль о том, что её желание не менее сильно чем моё, поэтому я взял себя в руки и начал петь. Слова не очень соответствовали моменту, видимо моё alter ego таким образом выражал протест против предстоящего. Я мог посоветовать ему только одно – расслабиться и получить удовольствие.

Порой спускается туман,

Нас пеленая в пустоте.

И наполняет ум обман

А мы совсем уже не те.

Не те, кого любила ты,

Погожим ясным летним днём.

Туман плывёт из пустоты,

И ждёт, когда мы все уснём.

Но, сквозь тумана пелену

Горят влюблённые глаза,

И в блеклом мертвенном плену

Бушует страстная гроза.

Свою ты руку протяни,

Меня попробуй отыскать

И ярким светом осени

И постарайся рядом встать.

Пока я пел, девушка казалась погружённой в себя: её глаза угасли, а на красивой физиономии отразилась глубокая задумчивость. Кошка была не похожа на саму себя, и я почти вспомнил ту, другую Ольгу. Силуэт в проёме двери и одинокая слезинка на белой щеке. Тихий голос, шепчущий о холоде и одиноких детях. Что-то… Нет, песня завершилась и львица, тряхнув головой, вернулась к настоящему.

– Теперь я вижу, ты кое в чём лучше остальных, – промурлыкала Ольга и, подобно змее, поползла вверх по моему телу, – осталось доказать, что в остальном ты, по крайней мере, не хуже.

Я ощутил прикосновение её шершавого языка на животе и меня словно пронзило молнией. Во мраке вспыхнули два жёлтых глаза и язык начал медленно перемещаться, рисуя на коже неведомые узоры. Кажется, я застонал, и сама тьма ответила мне эхом, прерываемым тяжёлым дыханием.