Отец с сыном начали завтракать, и Харка нет-нет да и посматривал искоса на своего пернатого врага.
— Хорош молодчик! — усмехнулся Матотаупа.
— Обжора, — сказал Харка.
Индейцы поели, улеглись на траву и наблюдали за орлом. Птица пыталась извлечь из крыла стрелу.
— Как раненый воин, — заметил Харка. — Но ты неудачно попал, отец.
— Ты думаешь? Я мог бы подождать, пока он взлетит, и уложить его. Но разве так плохо?
Орел совсем не выглядел побежденным, просто у него в крыле застряла стрела, и все. Он пытался избавиться от стрелы, теребя ее клювом. Потом он оставил стрелу в покое и даже выпустил из когтей мясо. Цепляясь клювом за выступы скалы, подобрался к ее краю, разбежался, попытался взмахнуть крыльями, но ничего у него не получилось. После нескольких бесплодных попыток он снова принялся ковырять клювом стрелу.
— Умен, — сказал Харка.
Серый приблизился к ручью. Орел тотчас угрожающе поднял клюв, но это не подействовало на мустанга: он спокойно попил воды и снова отошел щипать траву. А орел опять стал возиться со стрелой. И ему все-таки удалось ее извлечь. Стрела упала на влажную траву. Харка сбегал и принес ее.
Когда он снова уселся рядом с отцом, то увидел, что орел опять вцепился в мясо и застыл как изваяние. Раненое крыло опустилось до земли.
— Он подумал, что ты хочешь отнять у него мясо, — заметил Матотаупа.
Так и провели они целый день: индейцы разглядывали орла, орел смотрел на индейцев. Харка любовался красивыми перьями птицы.
Вечером орел снова занялся больным крылом, он расправлял на нем перья и поглаживал рану клювом.
Ночь индейцы спали спокойно, они надеялись на чуткость коней. Утром орел выглядел бодрее и довольно энергично расправился с куском мяса. Харка следил за ним, пока не был проглочен последний кусочек.
— Теперь он сыт, — сказал мальчик, повернувшись к отцу, — но что он будет делать, когда захочет пить?
— Тогда он спустится к ручью.
Так и случилось. На третий день жажда, видимо, замучила птицу. Расправив здоровое крыло, орел, перепрыгивая с уступа на уступ, добрался до ручья и стал пить. Утолив жажду, он хотел взобраться обратно на утес, но после нескольких неудачных попыток отказался от этого намерения. Он остался сидеть на лугу и посматривал, что же предпримут люди.
Харка принялся вырезать из твердого дерева флейту. Матотаупа смотрел в небо и вдруг схватился за лук, взял стрелу. Харка тоже посмотрел вверх. Над горами парили два коршуна. Они все уже и уже стягивали свои круги, опускаясь в маленькую долину. Орел тоже заметил их, он поднял голову и распрямил здоровое крыло.
— Коршуны собираются напасть на беспомощного орла, — сказал Харка. — Они хотят его растерзать, как однажды орел хотел растерзать меня. — Мальчик отложил флейту и занялся перьями, которые выдрал из хвоста орла Серый. Перья были очень красивы.
Матотаупа заложил в лук стрелу, вторую зажал в зубах. Орел своими живыми глазами посматривал на кружащихся коршунов и на приготовления индейца. Он собирался побороться за жизнь.
Один из коршунов бросился вниз. Орел в последний момент увернулся от него, и коршун, снова взмыв вверх, намеревался повторить нападение. Он уже падал на свою жертву, когда Матотаупа выстрелил. Стрела пронзила коршуна, и он свалился на землю.
Орел посматривал на убитого коршуна, готовый отразить нападение, но вскоре понял, что избавлен от врага, и гордо поднял голову.
Второй коршун не решился напасть и улетел.
Индейцы не шевелились, и орел, набравшись мужества, приблизился к коршуну, наступил на него лапой, разодрал клювом и съел. Насытившись, опять принялся поглаживать клювом раненое крыло. Время от времени он поглядывал на индейцев, но, кажется, не так зло, как до сих пор. Он словно понял, кто спас его от врага.
И тут у Харки возникла мысль приручить военного орла. Он закончил вырезать свою флейту и, когда она была готова, попробовал играть на ней. Вначале у него получались какие-то нестройные звуки, но скоро ему удалось исполнить несложный мотив, который он слышал еще в родной типи.
Хищник прислушивался.
Началась многодневная игра между людьми и птицей. Харка бросал орлу куски кожи, необглоданные кости, куски мяса. Прошло немало времени, прежде чем птица поняла, что это не нападение, и стала подбирать куски. Потом орел даже научился выпрашивать еду. И как только люди садились есть, он подходил поближе, вытягивал шею и раскрывал клюв.
Матотаупа продолжал ходить на охоту, и мяса было достаточно: горные леса богаты дичью. Как-то, возвратившись с охоты, он увидел совершенно необыкновенную картину: мальчик сидел рядом с орлом. Но едва Матотаупа попытался приблизиться, птица ревниво подняла голову и раскрыла клюв. Матотаупа рассмеялся, пошел к землянке и сбросил на землю добычу.
Постепенно орел становился членом маленькой семьи, отрезанной от мира в этой небольшой долине. Он уже шевелил раненым крылом и даже наполовину раскрывал его, но летать еще, конечно, не мог. На своих крепких лапах он довольно быстро передвигался по склону и, как только Матотаупа возвращался с очередной охоты, устремлялся к нему, как владыка, требующий дани. Однажды утром, когда Харка был не особенно внимателен, орел утащил из землянки сначала копье, потом лук. Совершенно ясно, что он решил строить себе новое гнездо. Крыло его к этому времени настолько зажило, что он мог уже взлетать на скалу.
Харка полез было, чтобы отобрать оружие, но орел отклевывался. Правда, не зло, но достаточно настойчиво.
Матотаупа с улыбкой смотрел на стычку между двумя друзьями.
А Харка встал перед утесом, заложил руки за спину, выпятил грудь и, обращаясь к орлу, начал речь (в последние недели у мальчика было мало случаев поговорить, отец все больше молчал, и мальчик был рад поговорить хотя бы с орлом):
— Военный орел, вождь птиц, — торжественно начал он, — ты, как разбойник, утащил у меня копье и лук. Так между братьями не полагается. Ты должен понять, что это позор. Ведь мы же в одном союзе. Разве ты не видел, что Матотаупа — мой отец — убил нападавшего на тебя коршуна? Я тоже готов в любое время тебе помочь. Но и ты должен по-братски относиться к нам, иначе нам придется тебя наказать. Если ты будешь вести себя как разбойник, тогда мы вспомним, что ты действительно разбойник, что ты напал на меня, клевал меня и чуть не убил. Ведь ты же хотел утащить меня в свое гнездо и съесть. Но я не луговая собачка, которую можно съесть. Я сын вождя рода Медведицы из племени Оглала, которое входит в семь костров племенных советов дакотов.
Пока Харка говорил, молчаливый слушатель внимательно смотрел на него своими орлиными глазами. Харка произнес последние слова гордо и совершенно спокойно, хотя они ранили его душу. Вождь рода Медведицы бесстрашного племени Оглала, вождь воинов, которые всегда имели богатую добычу и много коней, вождь смелых воинов, слава о которых идет по прериям, — вот кем был Матотаупа с тех пор, как его помнит Харка. И несмотря на голодные весенние месяцы, несмотря на то, что жизнь была жестока к нему и полна опасностей, воспоминания Харки об этой жизни были полны радости и гордости. Да, отец его — вождь. А он — его старший сын — вожак союза Молодых Собак, в скором времени, наверное, он стал бы вожаком Красных Перьев. Да, стал бы… Теперь же отец — изгнанник, его презирают, как предателя, и только потому, что Хавандшита обвинил его в выдаче тайны золота Блэк Хилса.
Никогда этого отец не мог сделать, никогда! Он не мог стать предателем! И вот потому, что отец не виновен, Харка тайно покинул стойбище и последовал за ним в изгнание.
Целое лето живут они в одиночестве в горах. Харка любил находиться вместе с отцом, любил охотиться с ним. Но сейчас лето. А зимой? И сколько они так могут вдвоем скитаться?
Нет! Матотаупа должен снова стать вождем. Воины рода Медведицы должны понять, что он невиновен. Они должны понять!
Этими раздумьями завершилась речь Харки. Он достал флейту, сыграл на ней несложный грустный мотив. После этого он попробовал спокойно и не выказывая страха отобрать от орла свое оружие. Но орел, хотя и выслушал его речь и послушал музыку, все-таки не поддавался и крепко держал когтями и копье и лук.
