Первый тост он поднял за Бекетова, отсалютовав бокалом в пустоту. Когда-то они были друзьями. По крайней мере, Алексей так считал. Круглов же ненавидел его так сильно, что казалось, захлебывается в собственной желчи. Богатенький мальчик, которому все давалось слишком легко. В то время, как Павлу приходилось грызть зубами землю, чтобы хоть чего-то добиться. И когда Бекетов предложил организовать вместе фирму, Круглов его поддержал. Не воспользоваться таким шансом было преступлением. Но постепенно Бекетов перетянул одеяло на себя, оставив Павлу унизительную роль исполнителя. Они никогда не были на равных. Никогда. И это лишь усилило ненависть. А потом… появилась Женя. Хрупкая девушка с медовыми глазами. Она редко улыбалась. Разве что Алексею, на которого смотрела с нескрываемым обожанием. Что она нашла в нем? Что? Круглов не понимал. И это грызло его, наполняя душу ядовитой, черной завистью. О да, он завидовал и приходил от этого в бешенство. Алексей всегда имел то, что хотел. Не спрашивая разрешения, брал то, что считал своим по праву. И эта девушка принадлежала ему. Круглов и сам не заметил, как его интерес к Жене превратился в нечто большее. Жажда обладания разгоралась внутри подобно пожару, сметая все на своем пути. Но всякий раз, когда они встречались, Женя держалась подчеркнуто вежливо, пресекая любые попытки сблизиться. И это распаляло Круглова все больше. Она стала его наваждением. Его личным адом. И сознание того, что она ложится с Алексеем в одну постель, приводило в бешенство. Сколько раз он представлял на месте безликих кукол ЕЕ, извивающуюся в его руках, шепчущей его имя.

И когда он посмотрел пленку, которую должен был передать Наталье, то решить несложный ребус не составило труда. Круглов предвкушал, как будет утешать Женю, узнавшую об измене Алексея. Была ли сама измена, его мало волновало. Но тот факт, что Наталья поспешит просветить невестку, был неоспоримым. Оставалось лишь подождать. И когда он встретил Женю у «Виолетт», заплаканную и растерянную, пазл сложился. Круглов лишь умело надавил на болевые точки, окончательно развенчав идеальный образ Бекетова. И Женя неожиданно сдалась. Победа пьянила. Казалось, что он близок к цели как никогда. Но… в самый последний момент все пошло не так. Вместо страсти, на которую Круглов рассчитывал, он встретил сопротивление. Пусть и слабое. И ему захотелось сломать ЕЕ. Взять то, что она САМА предложила. Без сожаления и раздумий. Но увидев ее отрешенный взгляд, Круглов не выдержал. Удар по самолюбию был слишком болезненным. Павел не был поборником морали, и к насилию относился как к игре, не задумываясь о том, что чувствует жертва. Но с Женькой ему хотелось другого. К черту все, она должна была биться в его руках от удовольствия, а не лежать безжизненной куклой, глотая слезы. Ведь с Лешкой наверняка все было иначе. Эта мысль неотступно билась в голове, пробуждая злость. Столь неукротимую, что казалось, она пеленой застилает глаза. Круглов убил бы Женьку, если бы это что-то изменило, помогло стереть с ее лица выражение брезгливости и отвращения. Она ненавидела себя за то, что произошло, а Круглов ненавидел ее. И продолжал гореть от желания обладать ей. Но позволил уйти, потому что хотел, чтобы все было по-другому.

Сейчас сама мысль об этом показалась ему смешной. Какая разница, где и как. Теперь уже все равно. И терять ему собственно уже нечего.

Круглов плеснул виски в бокал и, залпом осушив его, слегка поморщился. Эта стерва оказалась права, не только кофе здесь похоже на пойло. Он бросил на стол несколько купюр и направился к выходу. Наверняка, его никто не ждал, но когда его это останавливало?..

Глава 19.

На краю обрыва сидела маленькая девочка. Темные волосы рассыпались по плечам, напоминая пушистое облако. Подол сиреневого платья с оборочками касался земли. Она увлеченно играла с куклой и, казалось, не замечала моего присутствия. Я замерла, не в силах оторвать от нее взгляд. Хотелось подойти ближе, коснуться маленькой щечки, провести рукой по волосам. Но что-то держало меня. Внезапно она повернулась, и я увидела, что по ее щекам бегут слезы. Маленькие прозрачные капли блестели на длинных ресничках, устремляясь вниз. Пронзительно-синие глаза смотрели на меня с немым укором. Я шагнула к девочке, намереваясь помочь, но наткнулась н а невидимую преграду. Ударила по ней рукой. Потом еще раз и еще. Бесполезно. Меня охватил страх. Он змейкой бежал по позвоночнику, перерастая в панику. Я зашлась в немом крике. Сердце колотилось как сумасшедшее. Девочка обняла куклу и отвернулась. Худенькие плечи подрагивали. «Я должна ей помочь», - неотступно билось в голове. Но как? Ощупала стекло, ища хоть какую-то брешь. Ничего. Ударила еще раз и замерла. Девочка встала и, склонив голову набок, шагнула к обрыву. «Нет, маленькая моя, нет!» - я заколотила по отделявшей меня от ребенка преграде. Она должна меня услышать. Не может быть, чтобы…

- Женечка, - знакомый голос вырвал меня поверхность.

Ольга держала меня за плечи и трясла. Я сглотнула, ощущая в горле саднящую боль, и резко села на постели. Затуманившимся от слез взглядом, выхватила из окружающего пространства телефон, стоявший на столике у стены. Нужно позвонить, рассказать… Попыталась встать, но Ольга уложила меня обратно.

-Это всего лишь сон, хорошая моя. Успокойся.

Ольга отвела со лба мои волосы и замерла.

- Ты вся горишь…

Она встала и поспешно вышла из комнаты.

Всего лишь сон… Я опустила руку на живот, ощущая едва заметную пульсацию. Мой малыш. Господи, что же я делаю? Перед глазами встали события минувшего вечера. Я вспомнила, как Ольга вливала в меня валерьянку, а я пыталась ее оттолкнуть. А потом…Открытое окно и отчаянное желание шагнуть в манящую черную пустоту. Запах дождя, и ветер, бросавший в лицо холодные капли. И руки, что удержали меня у края. Я подтянула колени к груди и уперлась в них подбородком. Как я могла?.. Бездумное решение, которое пришло словно из ниоткуда. Желание все прекратить, избавиться от раздиравшего меня чувства вины и боли. Я не думала в тот момент, лишь ощущала потребность уйти. Так уже было когда-то. Но сейчас я была в ответе не только за свою жизнь. И сознание непоправимой ошибки, которую я могла совершить, вызывало отвращение к самой себе.

- Поставь градусник.

Я подняла голову. Ольга с беспокойством смотрела на меня.

- До открытия аптеки еще час. У тебя есть жаропонижающее?

Я пожала плечами.

- Понятно.

Ольга сунула мне градусник под мышку.

- Пойду, сделаю морс. Купила вчера клюкву для пирога, но, думаю, в нем теперь нет надобности.

- Спасибо, Оль, - говорить было трудно. По горлу словно скребли наждачной бумагой, но сделав над собой усилие, я продолжила:

- За все спасибо…

Опустила глаза. По телу пробежал озноб, заставив съежиться. Ольга прошла к шкафу и достала одеяло.

- Я не смогу жить, зная, что ты… Жень, - она порывисто обернулась, - что бы ни произошло, есть люди, которым ты дорога, которые любят тебя. И…, - она судорожно вздохнула, - у тебя будет ребенок. Он стоит того, чтобы бороться.

Губы задрожали. На глаза набежали слезы. Я знала, что Ольга права. Сейчас я понимала это, но тогда, несколько часов назад, мне казалось, что выхода нет.

Ольга накрыла меня одеялом и присела на край дивана.

- Я всегда буду рядом, Жень, - она погладила меня по голове, всколыхнув непрошенные воспоминания.

Бабушка. Старенькое кресло-качалка с наброшенной на спинку пуховой шалью. Узловатые руки с мозолями, ласково перебиравшие мои волосы. И льющиеся подобно музыке слова. Она была для меня всем. Утешением, надеждой, опорой. И с ее смертью мир пошатнулся. Ушло ощущение незыблемости того, во что я верила. Осталась лишь пустота, которую не в силах была заполнить даже мама, неожиданно вернувшаяся в мою жизнь.

Я вздрогнула, ощутив прикосновение прохладных пальцев к моей щеке.

- Все будет хорошо…