Как будто это было обговорено заранее, он протянул трубку доктору, который с покорным видом взял ее. На мгновение их взгляды скрестились. Они без слов хорошо понимали друг друга.

– Ален, это я… Я действительно хотел бы увидеться с тобой побыстрее, как только ты сможешь. Что ты говоришь? Насколько я тебя знаю, если ты садишься за стол, то просидишь там до половины двенадцатого. Не мог бы ты ограничиться сандвичем и сесть в машину?

Жена забрала ее и уехала в Фонтене? В таком случае, возьми такси. Да… Мы тебя ждем… Это очень важно…

Он положил трубку, и в комнате снова повисла тишина, которую вскоре нарушил телефонный звонок. Беллами вопросительно посмотрел на Мегрэ. Тот кивнул.

– Алло! Да, маман. Нет. Я буду занят еще некоторое время. Нет. Позавтракай одна. Нет, я не спущусь. – Кладя трубку, он проговорил: – Сознайтесь, что у вас нет никаких доказательств.

– Верно.

В тоне Филиппа Беллами не было ничего вызывающего. Комиссара он не боялся, а просто констатировал Факт, причем делал это без всякого триумфа.

Оба они выглядели людьми, спокойно рассматривающими данные, касающиеся некоей проблемы.

– Не знаю уж, как вы собираетесь вести себя с Аленом, но сомневаюсь, что при нынешнем положении дел с расследованием получите ордер на арест. И вовсе не потому, что он мой друг. Любой следователь в подобной ситуации заколебался бы, прежде чем взять на себя такую ответственность.

– Однако, – возразил Мегрэ, – необходимо, чтобы я ее на себя взял. Не полагаете ли вы, доктор, что уже хватит жертв?

Беллами опустил голову, может быть, для того, чтобы взглянуть на свои руки.

– Да, – согласился он наконец. – Я как раз об этом подумал перед тем, как вы пришли. Уже два дня я слежу за ходом ваших мыслей и действиями. Этим утром, еще до вашего прихода, я понял роль Ольги, потом заметил вас в Рембле переходящим от двери к двери и понял, что вы скоро доберетесь до нее. У меня было перед вами преимущество во времени… Пока вы расспрашивали людей, я мог бы позвонить в дверь, ведущую в апартаменты с улочки…

– Думаете, что этого было бы достаточно?

– Заметьте, что даже располагая свидетельством Ольги, вам не в чем обвинить меня. Учитывая презумпцию невиновности, ни один суд присяжных не вынес бы обвинительного приговора в отношении человека в моем положении. Я только хочу, чтобы вы поняли, что я еще могу высоко держать голову, продолжать игру и выйти из этой ситуации если не с почестями, то уж по крайней мере человеком свободным.

Его взгляд, казалось, ласкал все, что их окружало, и в нем не было никакой иронии.

– Единственно… – начал он.

– Единственно, – прервал его Мегрэ, – вам пришлось бы продолжить список. И вы бы начали это, не так ли? Но, даже поспешив, вы бы все равно не успели. Есть кое-что, о чем вы забыли. Существует некая личность. Во всем остальном вы действовали один. Но маленькая деталь вынудила вас просить о помощи третье лицо…

Нахмурив брови, доктор задумался, словно решая некое уравнение.

– Открытка… – шепнул, подсказывая ему, комиссар. – Открытка, которую необходимо было отправить из Парижа, самому туда не выезжая. И завтра я сделаю так, что вашу тещу вызовут в мой кабинет на набережной Орфевр и будут допрашивать несколько часов, если понадобится… Вы понимаете? Кончится тем, что она заговорит…

– Может быть.

– Учтите, что меня в этом деле удивляет только одна маленькая деталь. Как у вас под рукой оказалась открытка с видом Парижа? Я прошелся по книжным магазинам городка, но ничего подобного здесь не обнаружил.

Доктор пожал плечами, приподнялся и достал что-то из ящика стола.

– Как видите, мне это не составило большого труда. Должно быть, я когда-то случайно купил открытки у нищего или лотошника. Они годами лежали у меня в столе.

– Он протянул Мегрэ конверт, в котором находилось штук двадцать открыток, совершенно обыкновенный фото-открыток, а на конверте надпись: «Крупнейшие города Франции».

– Никогда не думал, что вы умеете так ловко подделывать почерк.

– А я его и не подделывал.

Мегрэ быстро поднял голову и посмотрел на доктора удивленно, даже с некоторым восхищением.

– Вы хотите сказать…

– Что он это написал сам.

– Под вашу диктовку?

Доктор пожал плечами с таким видом, как будто говорил, что это было бы слишком просто.

Почти в тот же миг он насторожился, подал знак Мегрэ, чтобы тот не шумел. Почти на цыпочках направился к Двери, выходящей в коридор, и распахнул ее.

Там стояла сконфуженная горничная. Беллами притворился, будто поверил, что она только что подошла.

– Вы что-то хотели, Жанна?

Мегрэ наконец увидел ее. Это была худая, плоскогрудая девица с тощими ногами, неправильными чертами лица и испорченными зубами.

– Я думала, что вы сидите за столом в столовой, и решила заняться уборкой.

– Я предпочел бы, Жанна, чтобы вы пошли убрать кабинет для консультаций. Вот ключ. – Закрыв за ней дверь, доктор вздохнул: – Вот эту я бы убивать не стал.

Не было бы необходимости. Вы поняли? Я знаю, что она думает. Но не знаю, о чем догадывается. Однако убей я половину города, будь я самым отвратительным чудовищем, вы бы не вырвали у нее ни одного слова против меня.

Прошло некоторое время, и доктор добавил:

– Эта меня любит. Любит смиренно, непримиримо, без всякой надежды на взаимность. Ее подогревает моя любовь к Одетте.

Она любила доктора, и это было еще одним проявлением ее любви и ревности к его жене, к своей хозяйке.

Продолжал ли доктор предугадывать мысли комиссара? Однако он сказал:

– Вы ошибаетесь, это не она…

Немного выждав, он с глухой грустью сообщил:

– Это моя мать! И она тоже меня любит, по крайней мере я это предполагаю, поскольку она тоже меня ревнует, как я не ревновал свою жену. А сейчас вы задаете себе вопрос, откуда я все узнал про Одетту, так ведь?

Это просто и глупо одновременно. В будуаре моей жены стоит маленький столик в стиле Людовика XV из розового дерева. На столике – письменные принадлежности и бювар. Однако, должен вам сказать, никто не испытывал такого отвращения к писанию писем, как она.

Я часто над этим подшучивал, и сам вынужден был отписываться нашим редким друзьям, чтобы принять или отказаться от приглашения. И вот однажды утром, когда Одетта была в саду, моя мать посмотрела на бювар. «Кажется, Одетта изменила своим привычкам», – сказала она мне. Промокательная бумага вся была покрыта следами чернил, как будто писали много писем. Как видите, все довольно глупо и просто. Продумывают все, но забывают о мелочах такого рода.

Теперь мне все это кажется давным-давно прошедшим, хотя минуло лишь две недели, как все обнаружилось.

– Вы нашли письма?

– Конечно нашел. Нашел там, куда их обычно прячут все женщины, – в белье.

– В них Эмиль писал об отъезде?

– В последнем письме излагались все детали побега.

– И вы ничего ей не сказали?

– Я даже виду не подал.

– Вы, кажется, должны были в этот день отправиться на обед к супрефекту?

– Да, чисто мужской обед, в смокингах.

– И вы туда пошли?

– Да, я изобразил присутствие на нем.

– Предварительно приведя жену в состояние, в котором она не могла покинуть дом.

– Совершенно верно. Под предлогом того, что она выглядит слишком усталой, что, собственно, соответствовало истине, я ввел ей сильное снотворное. Потом уложил спать и запер в спальню.

– Сами же отправились на свидание.

– Я вышел в указанное в письме время. Открыл дверь в комнате ожидания, которую вы видели, ту, что выходит на улочку. У стены заметил стоявшего в ожидании парня. Увидев меня, он задрожал. Я подумал было, что он бросится бежать и мне придется гнаться за ним.

– Вы заставили его подняться в кабинет для консультаций?

– Да. Кажется, я ему просто сказал: «Не желаете ли подняться со мной на пару минут? Моя жена плохо себя чувствует и не может сегодня последовать за вами».

Мегрэ очень живо представил себе двоих мужчин в полумраке улицы, Эмиля с чемоданом в руке и двумя билетами до Парижа, дрожащего как осиновый лист.