– Она задушена собственным чулком, – продолжал Холмс, указывая на жгут цвета лаванды, туго затянутый на шее. – Второй все еще на ней.

Если бы он этого не сказал, я бы в своем угнетенном состоянии не заметил, что из-под подола платья торчат ноги – одна в чулке, вторая голая.

– Так, так! – проговорил Холмс. – Все это, определенно, имеет прямое отношение…

Однако к чему именно, он не уточнил и не торопясь отошел от трупа. Отдернул шторы, за которыми скрывалось зарешеченное окно, заглянул за ширму. Этот краткий осмотр, по-видимому, удовлетворил Холмса, так как он заявил:

– Я видел достаточно, Уотсон. Пора побеседовать с возможными свидетелями трагедии. Давайте отыщем Мерривика.

Мерривика не пришлось долго искать. Он ждал нас в коридоре. Ему не терпелось сообщить, что театр опустел. По его указанию публику выпроводили под благовидным предлогом, и он отдавал себя в наше полное распоряжение. Когда Холмс осведомился, можем ли мы расспросить того, кто обнаружил тело, Мерривик привел нас в свой уютный кабинет и отправился за костюмершей мадемуазель Россиньоль – мисс Эгги Бадд. Это она сделала роковое открытие.

Вскоре мисс Бадд вошла в комнату. Это была пожилая женщина с проницательным взглядом, одетая в поношенное черное платье. Она была такая маленькая, что, когда уселась на стул, предложенный Холмсом, ноги ее не доставали до пола.

– Стало быть, жентельмены, – сказала она, вовсе не оробев и глядя на нас маленькими круглыми черными глазками, блестящими, как пуговицы, – вы хотите знать, как я вошла в гримерную и увидала мертвую мадемуазель? – Просторечный выговор выдавал в ней кокни.

– Об этом после, – ответил Холмс. – В данную минуту меня больше волнует происходившее до этого – когда мадемуазель Россиньоль еще была на сцене. Как я понимаю, вы ждали в гримерной, пока она закончит свое выступление? В какой момент вы вышли из комнаты и как долго отсутствовали?

Вопрос удивил меня, так же как и мисс Бадд, которая ответила на него вопросом. Мне бы хотелось спросить то же самое, хотя я и облек бы свой интерес в иные слова.

– Ух ты! – воскликнула она, и ее сморщенное личико оживилось от подозрения. – Как это вы прознали?

Наверно, Холмс уловил изумление, написанное на наших лицах, так как обратился к нам обоим.

– О, это просто вопрос дедукции, – сказал он, пожав плечами. – Ковер за ширмой обильно посыпан пудрой. Несомненно, мадемуазель Россиньоль пудрила там плечи, прежде чем надеть платье. На пудре отпечатались следы трех пар ног, и все они свежие.

Две пары маленькие, они принадлежат женщинам. Думаю, это ваши следы, мисс Бадд, и мадемуазель Россиньоль. А вот третьи гораздо больше. Они, безусловно, оставлены мужчиной. К сожалению, они недостаточно четкие, чтобы точно определить размер ноги и рисунок подошвы. Однако вывод очевиден.

Мужчина, предположительно убийца, вошел в артистическую уборную и спрятался за ширмой уже после того, как были напудрены плечи мадемуазель. Судя по тому, что он затаился в укрытии, его не приглашали в гримерную.

Следовательно, он вошел туда, когда в комнате никого не было, то есть после того, как мадемуазель Россиньоль ушла на сцену, и когда вы, мисс Бадд, тоже отсутствовали. Отсюда мои вопросы. Когда вы ушли из гримерной? И как долго вас не было?

Мисс Бадд, которая очень внимательно слушала объяснения Холмса, не сводя с него глаз, кивнула, подтверждая слова моего друга.

– Ну вы и умник! Уж точно не из полиции, не так ли, дорогуша? Думаю, нет. Они бы затоптали все следы, как пить дать. Ну что ж, вы правы, кем бы вы там ни были. Я ушла из комнаты к концу выступления мадемуазель, чтобы подождать ее за кулисами с халатом. Его надо накинуть на платье, как только она уйдет со сцены. В кулисах такая грязь, чистый свинарник! Стоит дотронуться до чего-нибудь – и вот уже она вся в пыли.

– Это был заведенный порядок?

– Вы спрашиваете, всегда ли я так делаю? Да, милок, всегда.

– Значит, мадемуазель Россиньоль – насколько я понимаю из вашего ответа – и раньше выступала в «Кембридже»?

– Много раз. И всегда была гвоздем программы.

– Когда вы во второй раз покинули гримерную, прежде чем вернулись и обнаружили тело мадемуазель Россиньоль?

– Это было позже, когда она уже ушла со сцены. Она послала меня за пинтой портера в «Корону», которая совсем рядом, – всегда так делала. Да, мадемуазель любила опрокинуть стаканчик портера. Говорила, что не мешает промочить глотку, чтобы в горле не пересохло.

Она мне сказала, что начнет переодеваться, пока я буду бегать за портером, потому что ей нужно выступать в «Эмпайре»[17] в конце второго отделения. Мадемуазель там блистала вместе с Весельчаком Джеком Тарбрашем, Бравым Морячком. Вот почему здесь она выходился в первом отделении.

Там она уже появлялась в этом лавандовом платье две недели назад, а потому думала переодеться в розовое. Уж так она за этим следила, право слово! Не приведи Господи появиться на сцене в одном и том же туалете.

Ну, значит, я и выскочила в «Корону», а как вернулась, гляжу: она лежит мертвехонька. Помирать буду – не забуду, точно вам говорю.

– А как долго вас не было?

– Да я мигом обернулась.

– «Мигом» – это как скоро?

– Минут за пять, не больше.

– Что вы сделали, когда обнаружили тело мадемуазель Россиньоль?

– А вы как думаете, милок? Завопила во все горло, а Бэджер – это привратник – услышал и прибежал в гримерную. Мы хорошенько поискали кругом на случай, если убийца все еще тут ошивается, но никого не нашли.

– Где вы искали?

– Да всюду, – отрезала мисс Бадд, словно ответ был и так ясен. – Где только не смотрели: и за ширмой, и за шторами. Даже под туалетный столик заглянули, но в комнате не было ни души.

– Что происходило дальше?

– Бэджер пошел за мистером Мерривиком, а мне стало дурно – я ведь вместе с мадемуазель пятнадцать лет, знаете ли, – и пришлось выйти. Одна канатная плясунья, ну, такая, в серебряных блестках, отвела меня к себе в гримерную и дала нюхательную соль, чтобы привести в чувство.

– Значит, уборная мадемуазель Россиньоль оставалась без присмотра?

– Ну, видать, что так, – согласилась мисс Бадд. – Но она же была пустая – там оставалось только тело бедной мадемуазель, так что какая разница? Да и в любом случае Бэджер вернулся через несколько минут с мистером Мерривиком, а тот, как только тот заглянул в комнату, сразу запер дверь и положил ключ себе в карман. Вот и все, что я знаю.

– Думаю, не все, – возразил Холмс. – Известно ли вам, были ли у мадемуазель Россиньоль враги?

Мисс Бадд сразу вспыхнула, на ее увядших щеках появились два красных пятна.

– Нет, не было! – сердито ответила она. – А если кто скажет, что были, то это враки. – Поднявшись со стула на свои крошечные ножки, мисс Бадд поспешно направилась к дверям, бросив через плечо: – Я ухожу! Не желаю слушать сплетни!

– Будьте так любезны прислать ко мне Бэджера, – бросил Холмс ей вдогонку.

Единственным ответом был стук захлопнувшейся за ней двери.

Холмс откинулся на спинку стула и издал смешок:

– Совершенно невозможный характер, притом безмерно предана своей хозяйке. Ну что же, если мисс Бадд не готова посплетничать, то, быть может, Бэджер будет сговорчивее? Вам понятна логика, стоявшая за моими вопросами?

– Думаю, да. Должно быть, убийца вошел в гримерную и спрятался за ширмой в то время, когда мисс Бадд отсутствовала, поджидая за кулисами мадемуазель Россиньоль, чтобы проводить ее со сцены. Поскольку таков был заведенный порядок, значит, кем бы ни был убийца, он знал об этом. Следовательно, это не был кто-то посторонний. Скорее всего, его следует искать среди артистов или работников мюзик-холла.

– Недурно аргументировано, дружище! Вы так хорошо усвоили мой дедуктивный метод, что я начинаю опасаться за свои лавры. Далее мы можем сделать вывод, что, когда мисс Бадд покинула гримерную вторично, чтобы сходить за полпинтой пива, убийца вышел из-за ширмы и задушил мадемуазель Россиньоль ее собственным чулком.