— Запретил мне заниматься.
— Немного позднее вы очутились в маленьком баре на улице Месье-ле-Пренс в обществе инспектора Люка и одного из швейцаров Сорбонны. Разговор у вас шел о краже драгоценностей?
— Нет.
— Значит, о молодой девушке, о которой я говорил?
— Да.
— Вы случайно повели мадам Мегрэ обедать в ресторан на авеню Гранд-Арме?
— Нет.
— Это правда, что, расспрашивая некоего Лендри, вы сумели уговорить его показать вам список членов клуба?
— Все совершенно верно, господин директор. Признаюсь, мне не пришло в голову убедиться в том, что за мной никто не следит. До сих пор я жил по другую сторону барьера.
— Если вас это интересует, смею вас заверить, что я никакого отношения к этой слежке не имею и что только сегодня утром мне стало известно то немногое, что я знаю об этом деле. По-видимому, ему придают большое значение в высших сферах. Я только исполнитель.
И я должен выполнить до конца миссию, которую на меня возложили.
— Вы желаете, чтобы я вам подал письменные объяснения?
— Не делайте мою задачу еще более трудной, Мегрэ. Я не очень горжусь ею, поверьте.
— Охотно этому верю.
— Мне остается сказать, что в течение двадцати четырех часов вы использовали трех подчиненных вам инспекторов для своих личных дел. Я не думаю, чтобы к ним были применены какие-либо санкции, так как эти люди ничего не знали о вашей беседе с префектом полиции. Мне остается… — Директору тоже стало жарко, и он вытер лоб платком. — Мне остается сказать вам… Вы нуждаетесь в отдыхе… Вы очень много работали последнее время без всякого отпуска… Вы подадите заявление с просьбой об отпуске по болезни, который будет длиться до того времени, пока не закончится следствие по вашему делу… — Директор с трудом договорил до конца.
Он не смел поднять глаза на человека, сидевшего перед ним. У него было такое чувство, будто он нанес ему смертельную рану. — Это, по-видимому, продлится не более нескольких дней. Согласно уставу, вам дадут возможность защищаться. Насколько мне известно, вы уже изложили письменно свою версию происшедшего.
Мегрэ с трудом поднялся:
— Благодарю вас, господин директор. — Затем, к большому удивлению шефа, он направился к одному из окон. — Полагаю, их снова можно открыть?
Мегрэ открыл одно за другим все три окна, постоял несколько минут, чтобы вдохнуть знойный уличный воздух.
— Ваш отпуск начнется с настоящего момента, не так ли?
Мегрэ кивнул в знак согласия и вышел. Шеф не протянул ему руки, но держал ее немного выдвинутой, готовой схватить руку комиссара, если тот протянет свою.
Но комиссар не протянул руки. Он сразу прошел в кабинет инспекторов.
— Люка! Жанвье!
Барнакля не было на месте.
— Зайдите ко мне, ребята. Вам придется некоторое время поработать без меня.
Жанвье побледнел. Челюсти его так сжались, что он не мог произнести ни слова.
— Я устал, возможно, болен. Администрация — добрая фея — проявляет заботу о моем здоровье и разрешает мне отдохнуть.
Он шагал по кабинету, желая скрыть от своих помощников влажные глаза.
— Продолжайте заниматься драгоценностями. Вы оба знаете, что я думаю об этом деле. — Мегрэ положил потухшую трубку в большую стеклянную пепельницу и набил табаком другую. — Там, в высоких сферах, известны все ваши поступки, начиная со вчерашнего дня. А также и мои, разумеется. Надо предупредить Барнакля, как только он вернется. Скорее всего, за вами будут продолжать следить, как следили за мной. Если вас накажут, мне это не поможет, скорее повредит. Поэтому забудьте все, что вы знаете об этом деле. — Он улыбнулся. — Вот и все! Я кончил.
Для меня это оказалось менее трудным, чем для моего шефа… — Мегрэ направился к креслу, где оставил шляпу. — До свидания, дети мои!
Жанвье первым обрел дар речи:
— Вы знаете, патрон…
— Да?
— Я был в «Золотом бутоне». Показал фотографию…
Никто ее там не знает…
— Это теперь уже не имеет значения…
— Вы оставляете дело?
— Вы так плохо обо мне думаете?
— Хотите сказать, что будете продолжать его совсем один, без всякой помощи? К тому же за каждым вашим шагом следят!
— Я попробую…
Сейчас они оба улыбались, не зная, как выразить переполнявшие их чувства.
— Ну-ну… Никаких сентиментальностей… Скоро увидимся…
Мегрэ быстро пожал им руки и направился к двери.
Через несколько минут он уже спускался по широкой лестнице уголовной полиции.
Когда он вышел из подъезда, ему отдали честь двое часовых. Он ответил им с оттенком иронии. Как странно увидеть окружающее совсем другими глазами — глазами свободного человека!
Ему совершенно нечего было делать. И совершенно безразлично, повернуть направо или налево.
Возможно, за ним сейчас пойдет один из рыбаков, удивших неподалеку. А может быть, тот шофер серой машины, которая стоит в ста метрах отсюда.
Он решил повернуть направо. Когда через несколько минут он вошел в пивную «У дофины» и хозяин приветливо пожал ему руку, у Мегрэ был такой же вид, как и в другие дни.
— Как дела, комиссар?
— Прекрасно!
— Что вы будете пить?
— Я как раз об этом думаю…
Ему не хотелось пить обычный аперитив. Он вспомнил, что, когда он только приехал в Париж, в моду входил новый напиток. В течение года или двух это был его самый любимый аперитив.
— Существует еще мандарин-кюрасо?
— Ну конечно. Его теперь редко спрашивают, молодежь даже не знает, что это такое, но мы всегда держим бутылочку на полке… Ломтик лимона?
Мегрэ выпил две рюмки. Сейчас этот напиток показался ему менее вкусным, чем когда-то. Затем он медленно направился на остановку Шатле и стал ждать свой автобус.
Он не торопился.
— У тебя плохое настроение? — спросила мадам Мегрэ, накрывая на стол. Она удивилась тому, что муж вернулся домой так рано.
— Удар был очень тяжелый. Тяжелее, чем у префекта почему-то… Но сейчас я чувствую, что у меня развязаны руки, и это дает мне какое-то облегчение.
— Ты не боишься?
— Я рискую только административным взысканием, и самым серьезным — отставкой. А она уже не за горами.
— Я не об этом… Я о тех людях, которых ты собираешься разоблачить…
— Они ничего больше не могут сделать, не выдав себя так или иначе. Сегодня утром в разговоре со мной патрон произнес несколько лишних слов. Он сказал: «У вас абсолютно здоровые зубы». Если бы не эта фраза, я бы подумал, что его сведения исходят от людей, которые следили за мной. Но они ведь не заглядывали в мой рот. Значит, доктор Мелан, как только я ушел, позвонил Николь Приер. Она снова пожаловалась дяде. Дальше все пошло по тому же кругу, что и вчера утром: министр внутренних дел, префект полиции и, наконец, директор уголовной полиции.
Если посмотреть со стороны, все это кажется довольно забавным.
— Что ты собираешься делать?
— Продолжать борьбу.
— Один?
— Человек никогда не бывает абсолютно один. Вот что, позвоню-ка я для начала своему другу Пардону.
Он, вероятно, уже вернулся с визитов.
Мегрэ не раз приходилось обращаться к Пардону с просьбой дать ему ту или иную медицинскую справку или сведения о ком-либо из врачей.
Даже не будучи лично знакомыми, медикам очень легко узнать друг о друге все, что нужно. У каждого из них есть какой-нибудь товарищ, с которым они вместе кончали институт, этот товарищ работал с тем-то или с тем-то в одной больнице и так далее. Кроме того, медики встречаются на всевозможных конгрессах.
— Не знаете ли вы, друг мой, одного дантиста, или, как он сам себя называет, стоматолога…
— Среди моих личных знакомых стоматологов нет.
— Речь идет о Франсуа Мелане, тридцати восьми лет, который живет в особняке на улице Акаций…
На другом конце провода наступила пауза.
— Вы его не знаете?
— Нет… Но я обдумываю… Тридцать восемь лет — это уже другое поколение. Мне, пожалуй, легче найти какого-нибудь профессора, который знает этого Мелана.
