Девятого мая 1965 года исполнялось 20 лет со Дня Победы нашей страны в Великой Отечественной войне. Праздник отмечался широко. Наш оркестр баянов, аккордеонов приготовил соответствующую программу к смотру, пьесы из которой потом мы неоднократно исполняли в праздничных концертах. Я выступала сольно, но главным номером стала оркестровая «Фантазия на темы песен военных лет». Подготовил и расписал партитуры нам наш руководитель Г.Г. Рудаков. Начиналась фантазия широко, спокойно, рисуя картины мирной жизни. Затем сурово, ритмично звучит мелодия песни «Священная война». Следующим фрагментом был вальс «В лесу прифронтовом» с переливной вариацией в первой партии. Этот отрывок нравился мне более других, и я часто потом играла его сама. Завершалась фантазия аранжировкой мелодии песни «Ехал я из Берлина» – «…Эх, встречай, да крепче обнимай…». Все исполнялось нами на каком-то радостном боевом подъеме, чему способствовала атмосфера общего большого праздника. В той программе были и пьесы, сыгранные квинтетом, в котором я тоже принимала участие. Уже на сцене один из парней-баянистов перед началом номера говорил нам тихонько что-то смешное, и сдержать улыбку было невозможно. Ведущую партию в квинтете исполнял сам Геннадий Георгиевич.
Та двадцатая послевоенная весна стала и для меня победной. Один за другим успешно сдавала я зачеты. Неплохо шла и подготовка по гимнастике. Тренировки под руководством Валентины Ивановны не прошли даром. Все меньше шероховатостей оставалось в выполняемых нами гимнастических комбинациях. Самым коварным снарядом было бревно. Но нас научили-таки, как не терять равновесие, лежа на нем на спине, поджав к груди ноги и держась руками за бревно за головой. Нужно крепко зажать руками эту самую голову. Тогда оказывается зафиксированным и само тело. Постепенно появилась пластика и согласованность движений частей тела. Казавшееся непостижимым ранее стало получаться. Правда, предшествовали этому многократные упражнения, падения и ушибы. Лучше всего шли у меня вольные упражнения – на ковре, под музыку! Сдала зачет хорошо, в результате чего мне был присвоен III-й разряд по спортивной гимнастике.
Заканчивалась и наша медицинская подготовка. Теоретический курс я сдала на отлично, а самым большим практическим достижением стало умение делать укол. Правда, попробовала я только один раз, и то мне жаль было того лежащего в больнице мужчину, который мужественно согласился терпеть эту экзекуцию: нужно делать резкий, как бы внезапный нажим, а я надавливала медленно. Но все-таки теперь мы стали медсестрами, военнообязанны-ми, годными к службе в военное время, рядовыми запаса.
Подошла сессия. Экзамен по историческому материализму принимал у нас по какой-то причине не наш преподаватель, а с другого потока. Но на экзамене он, узнав меня по выступлениям на сцене, еще и спросил, я ли это играла на аккордеоне. – Да, я. – Как красиво! Как красиво! – повторил он дважды и, полистав зачетку и удостоверившись, что и здесь все неплохо, поставил «отлично», чего мой ответ вполне заслуживал.
Вот уже четыре экзамена сдала я на отлично, оставался экзамен по зоологии позвоночных. Препода-ватель заметил, наверное, что от его лекций я не в восторге, и решил непременно найти огрехи в моих знаниях. Говорят, экзаменаторы делятся на две категории – те, которые ищут знания, и те, кто ищет пробелы. Последнее сделать несложно, ведь абсолют-ных знаний у студентов нет. Получила четверку, о чем наши девушки потом сожалели – они «болели» за меня.
Но предаваться унынию было некогда. Нас ожидала дорога. К этому времени из Комсомольска-на Амуре приехал муж Галины – Женя, работавший преподавателем в Судостроительном институте, и во время отпуска готовый оказать жене всестороннюю помощь в экспедиционных делах. Женя был заядлым туристом, имел навыки походной жизни, наконец, он знал много туристических песен, был общительным и компанейским старшим товарищем для нас. К его советам мы всегда прислушивались, и скоро наш небольшой отряд был готов к отъезду.
102. Экспедиция к Японскому морю
Объектом научно-исследовательской работы Галины был довольно редкий вид шиповника – роза морщинистая (Rosa rugosa), произраставшая на Дальнем Востоке вдоль побережья Японского моря. Необходимо было обследовать дикорастущие популяции, то есть заросли розы морщинистой, начиная с южных точек ее произрастания и кончая северными. Упор будет делаться на изучение изменчивости в строении различных частей кустарника по мере продвижения его с юга на север. То есть наш экспедиционный маршрут должен был охватить самые южные точки Приморского края, подняться на север и завершиться в северной части побережья Японского моря. От нас – студенток требовались исполнительность и готовность выполнять любую порученную нам работу. Кроме того, мы должны расширить свои ботанические познания, ведь экспедиция приравнивается к полевой практике по систематике высших растений.
И вот мы уже сидим в вагоне поезда, идущего в город Владивосток. Довольные, оживленные. Ужинаем, разговариваем. Утром следующего дня – мы во Владивостоке. Двигаться самим с тяжелыми рюкзаками не просто. У каждого, помимо личных вещей, еще какое-то экспедиционное оборудование. У меня была стеклянная посуда: пробирки, чашки Петри, предметные и покровные стекла и тому подобное. Женя помогает нам надеть рюкзаки, отрегулировать длину плечевых ремней. На себя поверх рюкзака нагрузил две наши экспедиционные палатки. Мы рады, что в походной группе есть хоть один мужчина.
В городе пришлось задержаться. В Управлении Морского пароходства нам нужно получить пропуск для пребывания в пограничной зоне Япономорского побережья. В один день такой документ оформить нельзя было. Необходима ночевка. Где? У Люды есть тетя, живущая здесь. Остановились у нее. Пока Галина с Женей добывают пропуск, пока Галина консультируется с учеными-ботаниками Биолого-почвенного института АН СССР, мы бегло знакомимся с городом, его центром. Видим море, бухту «Золотой Рог», куда заходят морские суда разных стран мира. Идем по главной улице, носившей тогда название «Ленинская». Помню, как в ГУМе я купила маме подарок – ткань понравившейся мне расцветки – на платье. Людина тетя кормит нас вкусным супом из рыбных консервов, устраивает нам ночлег.
Пропуск получен, и теперь от одного пункта к другому мы продвигаемся исключительно водным путем на судах разных размеров и видов, начиная от теплохода и заканчивая небольшими катерами. Море – вот к чему отныне прикованы наши взоры. Я пишу эти строчки, сидя на берегу большой реки, и вспоминаю Японское море – огромное водное пространство, которое вдруг оказалось рядом с нами. Вот также хрустела под ногами прибрежная галька, таким же прохладным и чистым был воздух у воды. Я слышу плеск волн, набегающих на берег, тихое шипение морской пены, оседающей на песке. Вижу берег с густо разбросанными лентообразными обрывками бурой водоросли – ламинарии. Ее слоевища, обитающие в морской пучине, достигают гигантских размеров. Водоросль называется иначе морской капустой, и имеет промысловое значение. Но выброшенные на берег, подсыхающие на камнях рыжевато-буроватые ее остатки лишь портят вид побережья, а морской воздух пронизывают резким запахом прелых растений. И лишь кристаллики морской соли, застывшие на поверхности водоросли, надолго продлевают ее существование на суше.
Да, море – оно живое! Такое изменчивое, капризное, непостоянное. Мы учимся теперь, в прямом смысле слова, ждать у моря погоды. Погода нужна, чтобы двигаться дальше. В ненастье мы остаемся на месте, занимаясь камеральной работой. Плыть по морю в этом случае можно лишь на большом судне. Был и у нас как-то такой рейс. Плыли на теплоходе, в каюте третьего класса. Среди пассажиров – группа туристов-студентов из Московского Авиационного института. Встретить летом на Дальнем Востоке туристов из западных городов России, даже столичных, не было редкостью. За время этой экспедиции мы дважды имели такую возможность. Заштормило к вечеру. Гудел ветер, судно качало, и на верхнюю палубу выходить мало кто отваживался. Москвичи вышли. В штормовках, обнявшись за плечи, полукругом стояли они на ветру и пели: «Клены выкрасили город колдовским каким-то цветом, значит скоро, значит скоро Бабье лето, Бабье лето…». Пели громко и задорно, как бы желая выразить свою солидарность и бесстрашие перед предстоящим походом.
