— Подождите, — он перешел на шепот. — О ком вы говорите? Об этой девушке? О Скайдрите?
— Да нет же! Это модель.
— Как — модель! Значит, я шел сюда с моделью?
Вторая Скайдрите досадливо улыбнулась:
— Конечно, нет. Вы шли со мной. Ведь модель не разговаривает. Вы же видите, что она молчит. Идите сюда.
Девушка соскочила с ящика, подошла к неподвижной балерине, бесцеремонно опустила ей кофточку на спине и показала Андрею вмонтированные в белую кожу две клеммы.
— Видите? Здесь мы ее заряжаем током. Внутри аккумуляторы. Пока они не разрядятся, модель будет стоять. А когда разрядятся, она упадет и превратится в бесформенную груду пластмассы.
Андрей даже не мог заставить себя взглянуть на модель. Ему все еще казалось, что речь идет о живом человеке.
— А зачем это все? — спросил он наконец. — Кукла? Игрушка?
— Нет, далеко не игрушка. Но вот теперь вы садитесь, а я буду рассказывать.
Скайдрите усадила Андрея в кресло.
— Видите ли, наш институт занимается моделированием живых организмов. Моделированием нервной деятельности, мышечной и так далее. И вот несколько лет назад было решено создать полную мышечную модель человека. В качестве образца взяли меня. Мне тогда было пятнадцать лет, и я только что поступила в институт. Поэтому я вам и сказала, что «ПМ-150» — это я.
— «ПМ-150». Как это расшифровывается?
— Полная модель номер сто пятьдесят. А собака была — вернее, то, что вы приняли за собаку, — полной моделью номер сто сорок пять. Не настоящая собака. Поэтому они и рассмеялись, когда вы ее погладили.
— Даже не верится! — Андрей украдкой взглянул на балерину. — Но как это достигнуто: внешность, движения?
— Ну, внешность проще всего. Подобрали синтетический материал, похожий на кожу, немного поэкспериментировали. Волосы у нее мои. — Скайдрите тряхнула волной своих волос. — У меня росли длинные, отрезала половину и отдала. Но ведь главное тут не внешность, а мышцы. А с ними поступили так. Приготовили модель каждой мышцы — от самых крупных до самых мельчайших. Около четырехсот скелетных мышц — гладкие мы вообще не делали. В каждую поместили рецептор. По радиокоманде рецептор включает ток от аккумулятора, который помещен в грудной полости модели, и ток сокращает мышцу. Чем сильнее ток, тем сильнее сокращение, ток слабеет — мышца тоже расслабляется.
— Да. — Андрей все еще был слишком ошеломлен. (В этом было что-то очень досадное — мыслить то, что только что казалось ему живой и красивой девушкой, как какие-то рецепторы, скелетные мышцы, аккумуляторы.) — А как устроена мышца?
— Из растягивающегося материала. А в нем мельчайшие электромагниты, которые при прохождении тока стремятся притянуть друг друга… Понимаете? Сокращаются все участки мышцы сразу. Как в живом организме. Но приготовить мышцы было сравнительно легко. Трудности начались, когда мы стали учить модель двигаться. Вот идите сюда. Идите. (Андрей встал и подошел к ящику.) Видите эту клавиатуру? Здесь около четырехсот клавиш — по числу мышц. Каждая клавиша, если ее нажать, посылает сигнал в свой рецептор.
Скайдрите соскочила с ящика и стала рядом с Андреем. Так близко, что он явственно ощутил ландышевый запах ее волос.
— Предположим, — она строго подняла палец, — нам нужно, чтобы модель согнула руку в локте. Значит, требуется, чтобы сократилась двуглавая мышца, верно? Нажмите вот эту клавишу.
Андрей неуверенно положил палец на клавишу.
— Нажмите сильно, — сказала Скайдрите, — и смотрите на модель.
Андрей нажал. Раздался режущий однотонный звук. Рука модели дернулась и, как перерубленная пополам, согнулась в локте совершенно неживым, механическим движением.
— Видите, нисколько не похоже на живого человека, — сказала девушка. — Отпустите клавишу. — Андрей отпустил, и рука так же деревянно упала. — И вы знаете, почему это так? Потому что у живого человека каждое движение вовлекает очень большую группу мышц. Я вам сейчас скажу, каков был первый вывод, к которому мы пришли в ходе работы над «ПМ-150». Оказалось, что в каждом, даже самом простом движении человека принимают участие все до одной мышцы. Все до единой!… Но, конечно, в разной степени. Одни сокращаются сильно, другие так слабо, что это с трудом улавливается чувствительными приборами. Понимаете? Связь мышечного аппарата с мозгом оказалась куда сложнее, чем мы прежде думали. Ну, как вы считаете, стоило для этого создавать модель?
— Конечно, — осторожно ответил Андрей. — А практические выводы?
— Очень важные, — быстро сказала девушка. — Прежде всего — в вопросах протезирования. Вы, может быть, слышали о землетрясении на Оресте? Там гора сползла в пропасть.
— Я не слышал, — ответил Андрей, — я там был… То есть не на горе, а рядом.
— Ах да! — Скайдрите приложила пальцы ко рту. — Простите меня. Как я глупо спросила! Вы ведь мне говорили, что были там. И я сама все время думаю, что вот вы недавно вернулись с Оресты. — Она помолчала. — Это было очень страшно?
— Нет… Очень горько. Погибло много людей. И пропал огромный труд.
— Да… Послушайте, а как вам кажется, — она вдруг бросила на Андрея быстрый и очень доверчивый взгляд из-под длинных ресниц, — я могла бы работать подрывником, монтажником или чем-нибудь в этом роде? Очень хочется быть большой, широкоплечей. Чтобы у меня были большие, широкие ладони, а не такие вот… Хочется поднимать тяжести. Ходить в неуклюжем рабочем костюме, а не киснуть вот здесь. — Она уныло оглядела зал. — Ужасно мне тут надоело!
— Почему же? Из вас выйдет и монтажник. — Андрей откашлялся. — Правда, женщин на Оресту пока не пускают, но можно работать и здесь, на Земле, на Луне, на Марсе…
Он подумал, что тут, в институте, что-то не в порядке и Скайдрите не очень хорошо с Григорием и музыкантом. Это было видно с самого начала — когда двое мужчин засмеялись на втором этаже, а девушка подняла голову, чтобы на них посмотреть.
— Да, — сказала Скайдрите после паузы. — Но будем продолжать. Когда на Землю доставили пострадавших с Оресты, мы протезировали их на основе нашего опыта с моделью. Одному товарищу, например, сделали искусственные ноги… Мы даже могли бы заменить человеку всю мускульную систему целиком. Если бы нашелся желающий. Тогда ему приходилось бы только заряжаться, и он мог бы работать десятки часов подряд. Пока не устанет мозг.
— Это не так уж весело, — сказал Андрей.
— Конечно, — согласилась Скайдрите. — Но ведь тут речь может идти только о пожилых людях. О тех, например, кому сто пятьдесят.
— Неужели теперь многие живут так долго?
— Да. Но важнее то, что теперь очень долго длится молодость. Семьдесят
— молодой возраст. — Она взглянула на Андрея. — Слушайте, я как-то все время забываю, что вас целых шестьдесят лет не было на Земле. Конечно, тут многое переменилось.
«Шестьдесят лет! — подумал Андрей. — Огромный срок». Хотя для него это время прошло гораздо быстрее. Он поймал себя на мысли, что именно сейчас, в этом зале, не чувствует себя таким уж бесконечно чужим и оторванным от сегодняшнего поколения на Земле.
— Ну хорошо, — сказала Скайдрите. — Теперь вы поняли, с какими трудностями мы столкнулись, обучая модель двигаться? Даже если мы хотели, чтобы «ПМ» повернула голову, и то нам приходилось заставлять работать все мышцы. Но вот перед нами клавиатура, и нам нужно пускать в ход четыре сотни клавиш. Для этого не хватит никаких пальцев. Вот тогда на помощь нам пришел музыкант Роберт.
— Который сейчас здесь был?
— Да… Вы знаете, он очень талантливый человек. Но под большим влиянием Георгия. И слабовольный… Так вот, он начал с того, что каждую мышцу человеческого тела закодировал определенной нотой или комбинацией нот. А потом мы все стали изучать, как «звучат» движения. Например, я сгибаю руку в локте. — Девушка согнула руку. — Участвуют двуглавая мышца в качестве главного тона, дельтовидная, зубчатая спины и несколько других — в качестве подголосков, и все остальные мышцы тела как фон. И вы знаете, что оказалось? Когда громкость ноты была приведена в соответствие с силой сокращения той или другой мышцы, то при естественном движении мы получили чрезвычайно гармоничный музыкальный аккорд. Как будто его сочинил Бах… Или Шуберт… Более того: оказалось, что здоровое человеческое тело своими биотоками постоянно исполняет очень сложную, но бесспорно музыкальную симфонию. Всеми мышцами и органами сразу. Вот до чего додумалась природа! Одни мышцы звучат сильнее, другие слабо. При» чем каждый звук не монотонен, а то усиливается, то стихает. И все вместе — симфония, которая становится дисгармоничной, фальшивит, когда человек заболевает.
