Окно спальни выходило во двор, и сквозь посеревшую от пыли муслиновую занавеску была видна труба, которую Мегрэ заметил еще с улицы.

Он был шапочно знаком с комиссаром района Иври, который не принадлежал к его поколению и, должно быть, поэтому пожал ему руку с преувеличенной почтительностью.

– Я прибыл немедленно… сразу же после телефонного звонка…

– Доктор уже уехал?

– У него был срочный вызов. Я не считал необходимым его задерживать, так как с минуты на минуту должен появиться судебно-медицинский эксперт.

Убитый лежал на кровати. Кроме полицейского комиссара, в комнате никого не было.

– А семья?

– Я отправил их в гостиную, – возможно, они разошлись по своим комнатам. Я думал, что вы предпочтете…

Мегрэ вынул из кармана часы. Было без четверти десять…

– Когда вас вызвали?

– Приблизительно час тому назад. Я только что вошел к себе в кабинет, как позвонили моему секретарю и попросили меня приехать сюда.

– Вам известно, кто звонил?

– Да. Брат покойного, Арман Ляшом.

– Вы его знаете?

– Только по имени. Он иногда заходил в комиссариат, чтобы заверить подпись или для других формальностей. Это люди, которых не замечаешь…

Эта фраза поразила Мегрэ: «Люди, которых не замечаешь».

Он понял, что хотел сказать комиссар, потому что этот дом, так же как этикетки кондитерской «Ляшом», казались чем-то бесконечно старомодным, совершенно чуждым современному миру.

Мегрэ давным-давно не видел такой спальни, сохранившей во многих мелочах облик прошлого столетия. В ней даже стоял умывальник с ящиками, облицованный серым мрамором, с фаянсовым тазом и таким же кувшином, украшенным крупными рисунками цветов, с мыльницами и подставкой для гребня из того же фаянса.

Сама по себе мебель, возможно, и не была уж такой безобразной. Некоторые предметы могли бы даже высоко оценить на аукционах или в антикварных магазинах, но все в целом производило впечатление чего-то мрачного, тоскливого, бесконечно угнетающего.

Казалось, что когда-то, очень давно, жизнь в этой комнате остановилась, не жизнь человека, лежащего на кровати, а жизнь всего дома, всего этого мира, и сама фабричная труба, видневшаяся в окно, с выложенной на ней коричневыми кирпичами огромной буквой «Л» была нелепой и такой же безнадежно устарелой.

– Имело место ограбление?

Ящики стола были выдвинуты. У распахнутой дверцы шкафа валялись на полу галстуки и белье…

– Исчез бумажник.

– Кто он такой? – Мегрэ указал на труп, лежащий на кровати. Простыни были смяты. Подушка свалилась на пол. Рука мужчины свесилась с кровати. На разорванной или сожженной выстрелом пижаме виднелись следы крови.

Если сегодня ранним утром окутанный туманом Париж напомнил Мегрэ о контрастных черно-белых тонах старых немых фильмов, то в этой комнате у него внезапно возникло воспоминание об иллюстрированных воскресных газетах начала века, когда вместо фотографий публиковали гравюры, изображавшие драматические происшествия недели.

– Это Леонар Ляшом. Старший сын Ляшомов.

– Женатый?

– Вдовец.

– Когда это произошло?

– Сегодня ночью. По мнению доктора Вуазена, смерть наступила около двух часов ночи.

– Кто в это время находился в доме?

– Минуточку… Старики, отец и мать, в верхнем этаже, в левом крыле дома… Значит, уже двое… Мальчуган…

– Какой мальчуган?

– Сын убитого… Мальчик лет двенадцати. Сейчас он в школе…

– Несмотря на смерть отца?

– По-видимому, никто еще ничего не знал в восемь часов утра, когда мальчик обычно уходит в школу.

– Значит, никто ничего не слышал?.. Кто еще находился в доме?

– Служанка… Ее зовут Катрин… Она спит наверху в левом крыле, там же, где старики и мальчик… Кажется, она одного возраста с этим домом, такая же ветхая, как все здесь… Есть еще младший брат… Арман…

– Чей брат?

– Убитого… Его спальня в другом конце этого коридора. Он женат…

– Значит, все они ночью были дома и выстрел никого не разбудил?

– Так они утверждают. Я ограничился тем, что задал им несколько вопросов… Это весьма сложно… Увидите сами!

– Что сложно?

– Выяснить что-либо! Когда я приехал, то еще не знал, в чем дело. Арман Ляшом, тот самый, который позвонил в комиссариат, открыл мне дверь, услышав, что подъехала машина. У него был вид невыспавшегося человека. Не глядя на меня, он пробормотал: «Мой брат убит, господин комиссар». Затем он проводил меня сюда и указал на эту кровать. Я спросил его, когда это произошло, а он мне ответил, что не имеет ни малейшего представления. Я настаивал: «Вы были дома?» – «Конечно. Я спал у себя в комнате».

Районный комиссар, казалось, был недоволен собой.

– Не знаю, как вам объяснить. Обычно, когда в какой-нибудь семье происходит подобная драма, все родственники находятся около убитого, одни плачут, другие пытаются что-то объяснить – в общем, ведут себя достаточно шумно. В данном же случае мне пришлось довольно долго выяснять, что, кроме этих двух мужчин, в доме находились и другие люди.

– Вы видели остальных?

– Только жену.

– Жену Армана Ляшома, который вам позвонил, не так ли?

– Да. Я услышал шорох в коридоре. Открыл дверь и увидел ее. Она выглядела такой же утомленной, как и муж. Ничуть не смутилась, увидев меня. Я спросил ее, кто она такая. Арман ответил за нее: «Это моя жена…» Я спросил, не слышала ли она какой-нибудь шум сегодня ночью, она ответила «нет» и объяснила, что обычно принимает на ночь снотворное – не помню уже какое, – так как страдает бессонницей…

– Кто обнаружил труп? Когда?

– Старуха-служанка в восемь сорок пять утра.

– Вы ее видели?

– Да, наверное, она сейчас на кухне. Я подозреваю, что она глуховата. Заметив, что старшего сына нет в столовой, где вся семья обычно собирается к первому завтраку, старуха отправилась сюда и постучала. Затем вошла, увидела и сообщила остальным.

– А что говорят старики?

– Молчат. Мать убитого наполовину парализована и смотрит в одну точку, как будто она не вполне нормальна. Отец же настолько подавлен, что не понимает, о чем его спрашивают. – Районный комиссар повторил: – Увидите сами!

Мегрэ обернулся к инспектору Жанвье:

– Сходи-ка взгляни.

Жанвье ушел, а Мегрэ наконец подошел к убитому, лежащему на левом боку, лицом к окну. Кто-то уже закрыл ему глаза. Над полуоткрытым ртом – темные с проседью усы. Его редкие волосы казались приклеенными ко лбу и вискам. Было трудно понять выражение его лица. По-видимому, он не успел ощутить боли. На лице его застыло изумление. Хотя, возможно, это выражение было вызвано полуоткрытым ртом и могло появиться уже после смерти.

В коридоре послышались шаги. Первым в комнату вошел помощник прокурора, с которым Мегрэ был давно знаком. Взглянув на убитого, он молча пожал руку Мегрэ. Секретарь суда также оказался старым знакомым, и Мегрэ приветствовал его кивком головы, но он никогда не встречал высокого молодого человека без шляпы и пальто, который вошел последним.

– Следователь Анжело…

Молодой человек протянул холеную сильную руку, руку теннисиста, и Мегрэ снова подумал о том, что новое поколение приходит ему на смену.

Правда, следом за ним в комнату ворвался старый доктор Поль. Он запыхался, но был, как всегда, возбужден, и на лице его было написано живейшее любопытство.

– Где мертвяк?

Мегрэ заметил, что серо-голубые глаза молодого следователя стали ледяными. Он нахмурился. Доктор Поль его явно шокировал.

– Фотографы уже закончили? – спросил доктор Поль.

– Еще не приходили. Но вот, кажется, и они. Теперь нужно было ждать, пока фотографы и эксперты оперативного отдела, которые заполнили комнату, закончат свою работу. Отведя Мегрэ в сторону, помощник прокурора спросил:

– Семейная драма?

– Говорят, что произошло ограбление.

– Никто ничего не слышал?

– Да, так они утверждают.

– А сколько человек было в доме?

– Подождите, я сосчитаю… Старики и служанка, уже трое… Мальчуган…