С о ч.: Поли. собр. соч.: В 6 т. 5-е изд. Спб., 1909–1913; Соч.: В 4 т. М., 1955–1956; Избр. произв. Л" 1968.
Лит.:ПереверзевВ. Ф. Д. И. Писарев. М., 1929;Кирпотин В. Я. Радикальный разночинец Д. И. Писарев. М., 1934; Коган Л. А. Атеизм Писарева // Под знаменем марксизма. 1938. № 7; Кружков В. С. Д. И. Писарев: Философские и общественно-политические взгляды. М., 1942; Плоткин Л. А. Писарев и литературно-общественное движение 60-х гг. Л.; М., 1945; Ста-нис Л. Я. Основные черты мировоззрения Д. И. Писарева. М, 1963; Прокофьев В. И. Общественно-политические и философские взгляды Д. И. Писарева. М., 1952; Маслин А. Н. Д. И. Писарев в борьбе за материализм и социальный прогресс. М., 1968; Демидова Н. В. Писарев. М, 1969; Цыбенко В. А. Мировоззрение Д. И. Писарева. М., 1969; Короткое Ю. Н. Писарев. М., 1971; Кузнецов Ф. Ф. Нигилисты? Д. И. Писарев и журнал "Русское слово". М., 1983; Беленкова Л. П. Д. И. Писарев как историк философской и общественной мысли. М., 1983;/ошев-ский В. О. Проблема личности в философском наследии Д. И. Писарева. Л., 1987; Coquart A. Dmitri Pisarev (1840–1868) et ideologie du nihilisme Russe. P., 1946; Burghoorn F. C. Nihilism, Utopia and realism in the thought of Pisarev // Russian Thought and Politics. Camb. (Mass.), 1957.
В. Ф. Пустарнаков
"ПИСЬМА ОБ ИЗУЧЕНИИ ПРИРОДЫ" — философское соч. Герцена, опубликованное в 1845–1846 гг. в журн. "Отечественные записки" под псевдонимом И-р ("Искандер" — турецкая форма имени Александр; Герцен вынужден был взять псевдоним, ибо осужденным по политическим мотивам запрещалось выступать в печати под настоящим именем). Это соч. в переписке Герцен иногда называет "Письмами об естествознании", т. к. оно посвящено анализу взаимоотношений философии и естествознания. В нем подчеркивается важность преодоления антагонизма между философией и естествознанием, значение философии для наук о природе и необходимость для философии опираться на естественные науки, к-рыми "многое уясняется в вечных вопросах" (Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 2. С. 385). Однако такая проблематика составляет содержание гл. обр. первых двух писем: "Эмпирия и идеализм" и "Наука и природа — феноменология мышления". Остальные 6 писем были посвящены изложению истории философии. Правда, и последнюю Герцен рассматривает под углом зрения преодоления разрыва между природой и духом, между познанием явления и познанием сущности. Древн. философия, по Герцену, была одностороння в своей слитности с миром, в своей опоре на природу, средневековая была одностороння в сосредоточенности в себе, в духе человеческом. Новая философия со времен Р. Декарта и Ф. Бэкона постепенно преодолевает дуализм природы и духа, развивая вечное (дух) из временного (природы). Т. обр., Герцен подводит читателя к выводу, что вся история философии свидетельствует о стремлении человека уяснить ту истину, что духа вне природы не существует, что природа развивается до духа и в нем познает самое себя. В этом движении человека к истине, подчеркивает Герцен, огромную роль в Новое время играет естествознание, к-рое приучает ум к ее постижению. При написании "Писем" Герцен опирался на огромный объем литературы как по философии, так и по естествознанию. Осн. источником и стимулом явились для него соч. Гегеля, гл. обр. его "Энциклопедия философских наук" и "Лекции по истории философии". Однако, при всем своем преклонении перед Гегелем, Герцен не столько опирается на нем. мыслителя, сколько спорит с ним, стремясь преодолеть его идеализм и логицизм. Гегель, пишет он, "приносит все временное, все сущее на жертву мысли и духу; идеализм, в котором он был воспитан, который он всосал с молоком, срывает его в односторонность, казненную им самим, — и он старается подавить духом, логикою — природу". "Гегель хотел природу и историю как прикладную логику, а не логику как отвлеченную разумность природы и истории" (Т. 3. С. 119, 120). Однако всеобщее не существует без частного, бесконечное без конечного, и нет сущности, отрешенной от бытия (Там же. С. 93). Выделяя осн. мысль первого письма, Герцен писал Огареву: "Логика хвастается тем, что она a priori выводит природу и историю. Но природа и история тем велики, что не нуждаются в этом, еще более — они сами выводят логику a posteriori" (Т. 22. С. 219). Герцен упрекает не только философию за притязание "на обладание если и не всею истиною", то на единственно верный путь к ней (Т. 3. С. 93). В этом же он обвиняет естествознание, к-рое, в свою очередь, будучи не в состоянии понять объективность разума, не обладая должным методом познания, изобретает "свои маленькие привиденьица" в виде жизненной силы, эфира, теплотвора, электрической материи, к-рые не столько объясняют природные явления, сколько уводят от истины. Потому, считает Герцен, "философия без естествоведения так же невозможна, как естествоведение без философии" (Там же). 6 писем, посвященных истории философии ("Греческая философия", "Последняя эпоха древней науки", "Схоластика", "Декарт и Бэкон", "Бэкон и его школа в Англии", "Реализм"), хотя и внушены гегелевскими "Лекциями по истории философии", но опираются на самостоятельное изучение Герценом источников и литературы. В примечании к "Письму" о греч. философии Герцен замечает, что, излагая главные ее моменты, он хотя и следовал лекциям Гегеля, однако в самом изложении древн. философии сделал "некоторые довольно важные отступления", т. к. "во многих случаях не хотел повторять чисто абстрактных и пропитанных идеализмом мнений германского философа" (Т. 3. С. 146–147). Говоря о средневековой философии, Герцен в письме А. А. Краевскому подчеркивает, что у него на нее "образовался совершенно особый взгляд" (Т. 22. С. 240), а что касается Декарта и Бэкона, то взгляд на них, развитый в "Письме", "не был таким образом развит ни в одной из современных историй философии" (Там же). Оценивая в целом свое изложение истории философии, Герцен замечает, что "в таком виде, кажется, у нас она не часто излагалась" (Там же. С. 243). Современники упрекали Герцена за темное изложение, за "птичий язык", за "искандеризмы". Оправдываясь, Герцен замечал, что темнит он намеренно, ибо открыто выразить свои мысли из-за цензуры невозможно. "Что-то страшно цензуры, — пишет он Б. Ф. Коршу, — которая, как костоеда, выест кости и оставит мякоть" (Там же. С. 193). А отправляя статью Краевскому, умоляет: "Пожалуйста, охраните хорошенько от кастрирования мое "письмо" о Риме, за это я напишу вам такого Бэкона, расправеру-ламского. Да вот только не знаю, как быть со Спинозой" (Там же. С. 237). Изложение взглядов Спинозы было особенно сложно из-за цензуры, хотя его взгляды Герцен ценил чрезвычайно высоко: "Ни признание факта Бэкона не покорило ему вполне природу, ни идеализм Декарта не покорил ему духа. Семя, брошенное Декартом, возросло в Спинозе. Спиноза — истинный и всесторонний отец новой философии… Высота Спинозы поразительна. И какое полное жизни мышление! Он дал основу, из которой могла развиться германская философия…" (Т. 2. С. 306). Но изложить философию Спинозы Герцену так и не пришлось. Причина прекращения публикаций "Писем" осталась неизвестной. Тут могут быть и цензурные осложнения, и изменения планов самого Герцена. "Письма" пользовались большой популярностью у читателей. Герцен вспоминал в "Былом и думах": "Молодежь не только в университете и лицее сильно читала мои статьи о "Дилетантизме в науке" и "Письма об изучении природы", но и в духовных учебных заведениях. О последнем я узнал от графа С. Строганова, которому жаловался на это Филарет, грозивший принять душео-боронительные меры против такой вредоносной яствы" (Т. 9. С. 204). А вот что писал о влиянии соч. Герцена 40-х гг. анонимный автор в брошюре, вышедшей вскоре после его смерти в 1870 г.: "В России имя Искандера, повторяемое шепотом, тем не менее не было забыто, и поколение, которое шло за людьми конца сороковых годов, все так же любило запрещенного автора. Трудно было достать полных нумеров "Отечественных записок" 1842–1846 годов. Статьи с надписью И-р вырезались, покупались на вес золота, переплетались в драгоценный переплет, читались с чувством чуть не религиозным, переписывались друзьями счастливых обладателей этого "священного предания", цитировались при случае и без особенного повода, до самого появления "Полярной Звезды" и "Колокола" (Литературное наследство. Т. 41–42. С. 167).
