Мегрэ видел, как в кафе торопливо зашел смотритель шлюза в сопровождении какого-то речника и его коновода.
Они выпили у стойки по стопке рома.
— Это все, что мне удалось из них вытянуть! — закончил Люкас. — Я расстался с ними в два ночи, поручив инспектору Дюфуру следить за ними. Потом, согласно инструкции, пошел в префектуру навести справки по картотеке. Я нашел карточку Вилли Марко, высланного четыре года назад из Монако за не слишком честную игру. В прошлом году его задержали в Ницце по жалобе какой-то американки, у которой пропали драгоценности. Но потом жалобу, неизвестно по какой причине, взяли обратно, а Марко оставили на свободе. Вы думаете, сейчас он тоже причастен?
— Я ничего не думаю и могу поклясться, что говорю с вами искренне. Не забывайте, что преступление совершено в воскресенье, после десяти вечера, когда «Южный Крест» стоял на причале у Ла-Ферте-су-Жуар…
— А что вы скажете о полковнике?
Мегрэ пожал плечами и указал на Владимира, который только что выскочил из переднего люка и направился к кафе «Флотское» в неизменных белых брюках, свитере, туфлях на веревочной подошве и надвинутом на ухо американском берете.
— Месье Мегрэ просят к телефону, — крикнула подошедшая к двери рыжая девица.
— Спуститесь вместе со мной, старина, — попросил Мегрэ.
Аппарат находился в коридоре, рядом с вешалкой.
— Алло!.. Это Мо?.. Что вы говорите?.. Да, «Провидение»… Ее грузили весь день, в четверг, в Мо?.. Отвалила в пятницу, в три часа ночи? Больше никаких… «Эко-3». Это баржа-цистерна, не так ли?.. В пятницу вечером в Мо… Отправилась дальше в субботу утром… Благодарю, комиссар…
Да, допросите на всякий случай… Да, по прежнему адресу.
Люкас слушал разговор, не понимая его смысла. Не успел Мегрэ открыть рот, чтобы объяснить, как в дверях показался приехавший на велосипеде полицейский.
— Сообщение из отдела идентификации. Срочное!
Сапоги и брюки полицейского были в грязи.
— Пойдите немного просушитесь и выпейте за мое здоровье грогу, — посоветовал Мегрэ.
Он распечатал конверт и вполголоса прочел:
Результаты первых анализов по делу в Дизи: в волосах потерпевшей обнаружены следы смолы и рыжий конский волос.
Пятна на платье — керосиновые.
Желудок содержит красное вино и консервированную говядину, продаваемую в лавках под названием «Corned beef»[2].
— Ничего себе улики! Восемь лошадей из каждого десятка — рыжей масти, — вздохнул Мегрэ.
Владимир вошел в кафе и справился, где поблизости можно купить еды. Ему давали советы одновременно трое, включая полицейского, прибывшего на велосипеде из Эперне, который под конец направился в сопровождении русского к каменному мосту.
А Мегрэ вместе с Люкасом пошли к конюшне, где со вчерашнего вечера, кроме серой лошади, принадлежавшей хозяину, стояла еще только больная кобыла, которую собирались забить.
— Здесь она не могла выпачкаться в смоле, — заметил комиссар.
Он дважды прошел расстояние от канала до конюшни, огибая здание.
— Это не совсем смола. Мы называем это норвежским дегтем. Им покрывают деревянные баржи выше ватерлинии. Для нижней части используют газовый деготь — он значительно дешевле.
— У вас он есть?
— В лавке всегда имеется в запасе десятка два бидонов.
Но он не продается. Речники будут красить свои баржи, когда появится солнце.
— А «Эко-3» — деревянная баржа?
— Железная, как большинство моторных судов.
— А «Провидение»?
— Из дерева. Вы уже что-нибудь выяснили?
Мегрэ не ответил.
— А знаете, что они говорят? — продолжал хозяин кафе, бросив свою тачку.
— Кто это — они?
— Люди с канала — речники, лоцманы, смотрители шлюзов. Они считают, что машина едва ли могла бы проехать по бечевнику. Ну, а мотоцикл? Мотоцикл мог проехать, наследив не намного больше, чем велосипед.
На «Южном Кресте» открылась дверь каюты, но никто не вышел.
На миг кусочек неба слегка пожелтел, как если бы солнцу удалось наконец пробиться сквозь тучи.
Мегрэ и Люкас медленно ходили вдоль канала.
Не прошло и пяти минут как подул сильный ветер, а еще через минуту начался ливень.
Мегрэ протянул руку. Люкас понял шефа, вынул из кармана пачку табака и подал ему.
Они остановились перед шлюзом, который готовили к работе, так как вдалеке три раза просвистел пока еще не видимый буксир, а это означало, что он тянет за собой три судна.
— Как вы думаете, где сейчас может находиться баржа «Провидение»? — спросил Мегрэ у смотрителя шлюза.
— Минутку! Марейль… Конде… Близ Эньи друг за другом идут десять барж, они ее задержат. У шлюза Вро сейчас работают только два подъемных затвора… Пожалуй, «Провидение» должна теперь быть в Сен-Мартене.
— Это далеко?
— Ровно тридцать два километра.
— А «Эко-3»?
— Эта баржа должна быть сейчас в Ла-Шоссе. Но один речник сказал вчера вечером, что она сломала винт, когда проходила через двенадцатый шлюз. Словом, вы найдете ее в Тур-сюр-Марн, в пятидесяти километрах отсюда. А в поломке они сами виноваты. По правилам запрещено грузить на баржу больше двухсот восьмидесяти тонн, а все упорно это делают…
Было десять утра. Садясь на велосипед, Мегрэ заметил полковника, расположившегося на палубе в кресле-качалке.
Он просматривал принесенные почтальоном парижские газеты.
— Никаких особых поручений, — сказал комиссар Люкасу. — Оставайтесь здесь и не выпускайте их из виду.
Дождь утих. Дорога была прямая. Когда Мегрэ оказался у третьего шлюза, выглянуло солнце и капельки воды засверкали на тростнике.
Время от времени Мегрэ приходилось сходить с велосипеда, чтобы обогнать лошадей, которые с усилием, обрисовывавшим мускулы, тянули баржу. Запряженные парами, они занимали весь бечевник.
Двух коней вела девочка в красном платьице с куклой в руке. Ей было лет восемь-десять.
Деревни располагались в основном в некотором отдалении от канала, и прямая полоса спокойной водной глади, казалось, тянулась среди полного безлюдья. Лишь кое-где можно было увидеть людей, склонившихся над темной землей. Но чаще всего бечевник шел вдоль леса. А камыш, поднимавшийся над каналом на полтора метра, усугублял ощущение покоя.
У шлюза Сен-Мартен стояло судно, но это была не баржа «Провидение».
— Они, должно быть, позавтракают в бьефе выше Шалона, — сказала жена смотрителя, переходившая от одних ворот шлюза к другим, в то время как двое малышей цеплялись за ее юбку.
Мегрэ упрямо двигался вперед. Часов около одиннадцати он с удивлением заметил, что все вокруг выглядит по-весеннему, а воздух трепещет от солнца и тепла.
Перед ним километров на шесть тянулась прямая линия канала, окаймленная с двух сторон ельником. В конце ее угадывались белые стены шлюза, сквозь ворота которого пробрызгивала вода.
На полпути поперек канала стояла баржа. Две распряженные лошади, опустив головы в торбы, с фырканьем жевали овес.
Первое впечатление — радостное, если не умиротворяющее. Вокруг ни одного дома и такие широкие медленные отблески на тихой воде.
Еще несколько оборотов педалей, и комиссар увидел на корме баржи под тентом стол, покрытый клеенкой в голубую и белую клеточку. Светловолосая женщина ставила на середину его дымящееся блюдо.
Прочитав на закругленном блестящем корпусе слово «Провидение», Мегрэ сошел с велосипеда.
Одна из лошадей пристально посмотрела на него, шевельнула ушами, издала забавное ворчание и снова принялась за еду.
Узкая и тонкая доска между баржей и берегом прогнулась под тяжестью комиссара. Двое мужчин завтракали, следя за ним, а женщина пошла ему навстречу.
— Что случилось? — спросила она, на ходу застегивая блузку на пышной груди.
Она говорила нараспев — так, как говорят на юге. Она не испугалась. Она ждала, готовая, казалось, защитить мужчин всем своим дородным телом.
— Мне нужно получить у вас кое-какие сведения, — сказал комиссар. — Вы, конечно, знаете, что в Дизи совершено преступление.
