Глаза его совсем сощурились, рот принял угрожающее выражение, руки, засунутые в карманы, сжались в кулаки.

Это был одинокий, недовольный, замкнутый Мегрэ, который упрямо добивался своего, не беспокоясь о том, что он может показаться смешным.

Был отлив. Палуба траулера опустилась на четыре-пять метров ниже уровня суши. Но с набережной на капитанский мостик была перекинута доска. Тонкая, узкая доска.

Шум моря становился все сильнее: должно быть, начинался прилив. Мутная вода постепенно заливала гальку пляжа.

Мегрэ ступил на доску, которая прогнулась дугой, когда он дошел до середины. Но он пошел дальше. Опустился на скамью вахтенного, лицом к штурвалу.

На компасе висели толстые морские перчатки капитана Фаллю. Мегрэ был похож на собаку, которая злобно и упрямо делает стойку перед норой, где она кого-то почуяла.

Письмо Жориссана, его дружеское отношение к Ле Кленшу, хлопоты Мари Леоннек уже не играли для Мегрэ никакой роли: теперь это было его личное дело.

В своем воображении комиссар воссоздал капитана Фаллю. Познакомился с радистом, Аделью, главным механиком. Постарался прочувствовать жизнь всего траулера.

Но этого оказалось недостаточно: что-то от него ускользало, и ему казалось, что он понял все, кроме самой сути драмы.

«Океан» спал. На борту улеглись моряки. Комиссар сидел на скамье, сгорбившись, слегка расставив колени, опершись на них локтями. И взгляд его то и дело останавливался на какой-нибудь детали: например, перчатках, огромных, бесформенных. Фаллю, должно быть, надевал их только на вахте и здесь же оставлял.

Повернувшись назад, можно было видеть кормовую надстройку. Впереди выделялись вся палуба, полубак и совсем близко радиорубка.

Плескалась вода. Давление пара незаметно повышалось. И теперь, когда в топке горел огонь, когда котлы были наполнены водой, корабль казался более живым, чем в предыдущие дни.

Кто это спит там, возле кучи угля? Не Малыш ли Луи?

Направо — маяк. На конце мола — зеленый свет, на конце другого — красный. И море — большая черная яма, издающая острый запах.

Мегрэ рассматривал все это медленно, пристально, пытаясь оживить то, что его окружало, почувствовать все это. И понемногу им овладевало какое-то лихорадочное состояние.

Тогда была такая же ночь, как эта, но холоднее, потому что весна только еще начиналась.

Траулер стоял на том же месте. Над трубой поднималась струйка дыма. Несколько спящих людей.

Пьер Ле Кленш обедал в Кемпере у невесты. Семейная атмосфера. Мари, наверное, проводила его до дверей, чтобы поцеловать без свидетелей.

Всю ночь он провел в третьем классе поезда. Он вернется через три месяца. Снова увидит ее. Потом еще один рейс, и зимой, перед Рождеством, свадьба. Он не спал. Сундучок его лежал в багажной сетке. В нем была провизия, приготовленная матерью.

В тот же час капитан Фаллю выходил из домика на улице Этрета, где спала г-жа Бернар.

Капитан Фаллю, конечно, очень нервничал и волновался, заранее терзаемый угрызениями совести. Разве между ним и его квартирной хозяйкой не было молчаливого уговора, что он когда-нибудь женится на ней?

А между тем он всю зиму, иногда даже по нескольку раз в неделю, ездил в Гавр, чтобы встретиться там с женщиной. С женщиной, с которой он не смел показаться в Фекане, — молодой, хорошенькой, соблазнительной до того, что это даже внушало ему тревогу.

Капитан был человек благоразумный, педантичный, безупречно честный, так что судовладельцы ставили Фаллю всем в пример, а его судовые документы представляли собой образцы тщательности и порядка.

И все-таки он шел один по сонным улицам к вокзалу, куда должна была приехать Адель. Быть может, он еще колебался? Ведь он вернется только через три месяца. Найдет ли он ее по возвращении? Разве сможет она, такая живая, такая жадная до жизни, сохранить ему верность?

Это была женщина, совсем не похожая на г-жу Бернар. Она не проводила все свое время за уборкой в доме, чистя медные ручки дверей, натирая паркет. Это была женщина, запечатлевшая в его памяти такие картины, от которых он краснел.

Она смеялась пронзительным, чувственным смехом. Ее забавляло, что она будет плавать по морю, будет спрятана на корабле, будет переживать приключение.

Но разве не должен он был предупредить ее, что это приключение совсем не обещает быть забавным? Что, напротив, трехмесячное путешествие в запертой каюте может оказаться смертельным? Он собирался сказать ей это. Но не решался. Когда она была рядом, когда она смеялась, он не мог произнести ничего осмысленного.

— Значит, сегодня ночью ты тайком отведешь меня на корабль?

Они шли по улицам. В разных кафе и в «Кабачке ньюфаундлендцев» рыбаки кутили, пропивая аванс, который они получили только сегодня днем.

А капитан Фаллю, маленький, чистенький, все больше бледнеет, по мере того как они приближаются к порту, к его судну. Он уже видит трубу. Горло его сжимается. Еще есть время одуматься… Но на его руке повисла Адель. Она прижимается к нему, и он ощущает ее, теплую, трепещущую.

Повернувшись к набережной, где не было ни души, Мегрэ представлял себе их обоих.

— Это и есть твое судно? Ну и воняет же здесь! И надо пройти по этой доске?

Они ступили на трап. Капитан Фаллю в тревоге просит Адель помолчать.

— С помощью этого колеса управляют судном?

— Тс-с, тс-с.

Они спустились по железному трапу. Она уже была на палубе. Вошли в каюту капитана. Дверь за ним закрылась.

— Да. Это было так, — проворчал Мегрэ. — Вот они оба здесь, в каюте. Это их первая ночь на борту.

Он хотел бы отдернуть занавес мрака, увидеть бледное небо зари, силуэты матросов, которые, качаясь, огрузшие от выпитого спирта, пробираются на корабль.

Главный механик прибыл из Ипора с первым утренним поездом. Помощник приехал из Парижа. Ле Кленш из Кемпера.

Матросы суетились на палубе, спорили из-за коек на полубаке, смеялись, переодевались и появлялись вновь уже в жестких клеенчатых робах.

Среди них был парнишка, юнга Жан Мари, которого отец привел сюда за руку. Матросы толкали его, смеялись над его сапогами не по ноге, над тем, что глаза его то и дело наполнялись слезами.

Капитан все еще не выходил из своей каюты. Наконец дверь отворилась, и он тщательно закрыл ее за собой. Он словно весь высох, побледнел, черты его заострились.

— Это вы радист? Хорошо, я сейчас дам вам инструкции. А пока осмотрите радиорубку.

Часы шли. Судовладелец стоял на пристани. Жены и матери все еще приносили пакеты для тех, кто отправлялся в плавание.

Фаллю дрожал, думая о своей каюте, дверь которой ни в коем случае нельзя было открывать, потому что Адель, полураздетая, с приоткрытым ртом, спала, лежа поперек кровати.

На рассвете всем было немного тошно — не только Фаллю, но и тем, кто обошел все кабачки города, и тем, кто приехал по железной дороге.

Один за другим они заходили в «Кабачок ньюфаундлендцев», глотали кофе с коньяком.

— До свиданьица. Если, конечно, вернемся.

Завыла сирена. Потом еще два раза. Женщины и дети, в последний раз обнявшись с уходящими в море, бросились к молу. Судовладелец пожал руку Фаллю.

Траулер отвалил. Он уже скользил по воде, удаляясь от берега. Тут Жан Мари, юнга, задыхаясь от страха, затопал ногами, хотел прыгнуть на землю…

Фаллю стоял на том самом месте, где сейчас находился Мегрэ.

— Средний вперед. Сто пятьдесят оборотов. Полный вперед…

«Как там Адель? Все еще спит? Наверное, испугается, когда начнется качка».

Фаллю не двигался с места, на котором он простоял столько лет. Перед ним расстилалось море.

Все его нервы были натянуты: теперь он понимал, какую сделал глупость. На берегу это не казалось ему таким серьезным.

И вдруг раздались крики; группа людей, стоявших на молу, подалась вперед. Один из матросов, влезший на грузовую стрелу, чтобы послать прощальный привет семье, упал на палубу.

— Стоп! Задний ход! Стоп!