– Комиссар Мегрэ, из уголовной полиции… По делам службы…

– Прошу вас в кабинет, я только вымою руки…

Мегрэ подождал его у покрытого медицинской клеенкой диванчика, на котором врач осматривал больных.

– Так вы тот самый знаменитый Мегрэ? О, я много слышал о вас… Один мой товарищ-он живет в тридцати пяти километрах отсюда-следит по газетам за всеми происшествиями… Знай он, что вы в Сент-Обене, мигом бы примчался… Ведь это вы расследовали дело Лендрю?

Доктор упомянул одно из немногих дел, в котором Мегрэ не принимал никакого участия.

– Чему мы обязаны, что вы оказали нам честь и посетили Сент-Обен? Да, да, это действительно честь для нас… Вы не откажетесь выпить чего-нибудь? Сейчас болеет один из моих малышей, и его уложили в гостиной, там теплее… Поэтому я принимаю вас здесь… Я налью рюмочку, не возражаете?

Вот и все. Ничего, кроме рюмочки аперитива, Мегрэ здесь тоже не получил.

– Ретайо?.. Славный парень… Кажется, он был добрым сыном… Во всяком случае, его мать, которую я пользую, никогда на него не жаловалась… А она женщина с характером… Да, она достойна другой участи… Ведь она из хорошей семьи… Все были так поражены, когда она вышла замуж за Жозефа Ретайо, простого рабочего с молочного завода… Месье Но?.. Это личность… Мы вместе охотимся. Первоклассный стрелок… Месье Гру-Котель?.. Нет, он не охотник, он ведь очень близорук… Я смотрю, вы уже всех знаете… А старую Тину вы тоже видели?.. Как, вы еще не знакомы с Тиной?.. Заметьте, я с большим уважением произношу это имя, как и все в Сент-Обене. Тина-мать мадам Но… Короче, мадам Брежон… У нее есть еще сын, судебный следователь, он живет в Париже. Да вы, конечно, должны его знать… Мадам Брежон, урожденная Ла Ну… Это известная в Вандее семья… Она не хочет быть в тягость дочери и зятю и поэтому живет одна, ее дом рядом с церковью… В свои восемьдесят два года она еще полна бодрости и одна из моих самых редких пациенток… Вы пробудете у нас несколько дней?.. Что?.. Кепка?.. Ах да… Нет, лично я ничего об этом не слышал… Ходят какие-то слухи… Видите ли, все эти разговоры начались слишком поздно… Если бы сразу, я бы произвел вскрытие… А так, представьте себя на моем месте… Мне сказали, что бедняга попал под поезд. Я убедился, что он действительно раздавлен поездом, и, естественно, составил акт, опираясь на эти данные…

«Можно подумать, что они все сговорились, – мрачно размышлял Мегрэ. – Одни смотрят исподлобья, другие, как этот коновал, радушны, но все гоняют меня, как мяч, от одного к другому, и при этом еще хитро перемигиваются». Небо немного прояснилось. На лужах появились солнечные блики, и даже грязь местами начала поблескивать. Мегрэ снова побрел но центральной улице. Он не знал ее названия, но был уверен, что она должна называться улицей Республики. И вдруг ему взбрело на ум зайти в гостиницу «Три мула», что напротив «Золотого льва», где утром его встретили так неприветливо.

Здесь зал был светлее, на стенах, выбеленных известкой, висели олеографии в рамках и портрет президента республики тридцати-или сорокалетней давности. За этим залом находился еще один-пустой и мрачный, разукрашенный бумажными гирляндами с небольшой эстрадой. Должно быть, по воскресеньям тут танцевала молодежь. Четверо мужчин сидели за столом перед бутылкой крепкого вина. При виде комиссара один из них неестественно кашлянул, словно предупреждая остальных: «Вот он…» Мегрэ выбрал столик в противоположном конце зала и тут же почувствовал: с его приходом что-то сразу изменилось. Разговор прекратился. До его появления эти четверо наверняка не сидели так, облокотившись на столик и молча глядя друг на друга. Они разыгрывали какую-то немую сцену: сомкнули плечи и локти, а затем старший из них, рядом с которым лежал кнут возчика, смачно сплюнул на пол. И все расхохотались. Не Мегрэ ли предназначался этот плевок?

– Что вам подать? – подошла к нему молодая женщина, держа на руке замурзанного малыша, отчего одно бедро у нее было выше другого. –

Розового вина.

– Бутылку? – Пожалуй…

Мегрэ сердито попыхивал трубкой. Вот как! Тайная, приглушенная враждебность теперь уступила место открытому вызову!

– Как тебе сказать, сынок, – после длительного молчания сказал возчик, хотя к нему никто не обращался,всякие профессии бывают… Последовал новый взрыв хохота, словно в этих, казалось бы, совсем обыкновенных словах заключался некий особый смысл.

Только один из собутыльников не смеялся. Это был парень лет восемнадцати, с серыми глазами и рябым от оспы лицом. Облокотясь на столик, он смотрел Мегрэ прямо в глаза, будто хотел дать ему почувствовать всю силу своей ненависти и презрения.

– И как это люди не гнушаются такой работой?.. – пробурчал сосед возчика. – Там, где пахнет деньгами, на гордость плюют…

Казалось бы, ничего особенного не было сказано, но Мегрэ понял, что он встретился с группкой оппозиционеров, как принято выражаться на языке политиков. А ведь кто знает, возможно, слухи и родились именно в «Трех мулах». И если люди здесь так неприязненно относятся к нему, то, верно, потому, что, по их мнению, он подкуплен Этьеном Но и прибыл сюда, чтобы заглушить правду…

– Скажите, господа…

Мегрэ встал и подошел к их столику. Он был человеком отнюдь не робкого десятка и то почувствовал, как у него побагровели уши. Его встретило гробовое молчание. Только рябой парень продолжал смотреть ему в глаза, остальные в замешательстве отвернулись.

– Вы здешние и могли бы рассказать мне многое и тем самым помочь правосудию.

До чего они подозрительны, эти люди! Правда, его слова им, кажется, польстили, но они не сдавались, и старик, все еще разглядывая свой плевок, красующийся на полу, проворчал:

– Правосудию? Какому? Тому, что покрывает таких, как Но?

Хозяйка с ребенком на руках встала в дверях кухни. Мегрэ, словно он не слышал слов старика, продолжал:

– Для этого мне прежде всего нужны две вещи. Первое-поговорить с кем-нибудь из друзей Ретайо, с настоящим его другом… Хорошо бы с тем, который провел с ним последний вечер…

Трое друзей сразу повернули головы в сторону юноши. Мегрэ понял, что именно он-то ему и нужен.

– Затем мне необходимо найти кепку. Вы знаете, о чем я говорю?

– Давай, Луи, – пробурчал возчик, скручивая сигарету. Но юноша все еще колебался.

– А кто вас прислал?

Впервые в жизни Мегрэ пришлось давать отчет простому крестьянскому парню, и тем не менее это было необходимо. Во что бы то ни стало он должен был завоевать его доверие.

– Я комиссар уголовной полиции Мегрэ.

А вдруг случайно юнец слышал о нем, ведь всякое бывает? К сожалению, надежды Мегрэ не оправдались.

– Почему вы поселились в доме Но?

– Потому что его известили о моем приезде, и он встретил меня на вокзале. А так как я здесь впервые…

– Есть гостиницы…

– Я не знал…

– А кто остановился в гостинице напротив?

Ого! Настоящий допрос!

– Частный агент.

– Кем он нанят?

– Не знаю.

– Почему до сих пор не начали следствие? Ведь прошло уже три недели, как погиб Альбер.

«Молодчина, сынок! Валяй дальше!» – казалось, говорили трое старших, подбадривая юношу, который мужественно преодолевал свою робость.

– Никто не подавал жалобы.

– Значит, можно убить кого угодно, если нет жалобы…

– Врач констатировал смерть от несчастного случая…

– А разве он там был, когда это произошло?

– Как только я соберу необходимые сведения, начнется официальное следствие.

– А какие сведения вам нужны?

– Например, если можно было бы доказать, что кепка найдена между домом месье Но и местом, где обнаружили тело погибшего…

– Надо отвести его к Дезире, – вставил толстяк в спецовке плотника. – Эй, Мели, повтори-ка нам бутылочку… Да принеси еще один стакан…

Вот это уже победа!

– В котором часу в тот вечер Ретайо ушел из кафе?

– Примерно в половине двенадцатого…

– Сколько вас было?