Мои родители отметили мое расставание с Лешкой гораздо пышнее, чем свадьбу, и веселились на этот раз очень искренне, как и все мои подруги, знавшие, какое сокровище мне досталось. Сокровище, кстати, успело переспать с ними всеми и их всех отправить по известному русскому адресу (Лешка обычно расставался с женщинами со скандалом, и ни одна, насколько мне известно, не вспоминала его добрым словом), поэтому подружки меня только поздравляли: наконец-то отделалась.
Через несколько месяцев умерла мама. К моему большому удивлению, Лешка помог мне с организацией похорон и вообще поддержал морально (возможно, его послала Надежда Георгиевна, которая на похоронах не появлялась, – видимо, помнила, как ее «любила» покойная). Каким-то странным образом (сама не понимаю как) я вновь оказалась в его постели и через девять месяцев родила девочку, которой дала имя мамы – Катя.
Лешка опять назвал меня идиоткой, потом махнул рукой и сказал:
– Делай что хочешь.
С тех пор мы виделись крайне редко. Надежда Георгиевна появлялась довольно часто, вывозила внуков в музеи и театры, она же привозила нам деньги: я на алименты официально не подавала. Да и какие в наше время алименты? Ведь доход у большинства мужиков левый и ни в каких ведомостях не зафиксированный. Свекровь также интересовало здоровье бывшего мужа, который у нас в доме был частым гостем и даже иногда задерживался на недельку. Мне Надежда Георгиевна как-то призналась, что привязана к Петровичу (она его всегда так называла), как к старой собаке. Вроде сдала в приют для бездомных животных, а все равно навещает. Она его в приют, правда, не сдавала, купила ему однокомнатную хибарку (недалеко от нашей квартиры), а в наше общее пользование выделила свою дачу, построенную в советские времена на выделенных партийному работнику шести сотках. У Лешки с Надеждой Георгиевной теперь имеется какой-то немыслимый особняк то ли в Репине, то ли в Комарове, куда ни моих детей, ни меня, ни отца, ни свекра ни разу не приглашали.
Не приглашали нас и в их общие апартаменты в центре города. Признаться, я не понимала, почему взрослый мужик, мой бывший муж, так до сих пор и живет с мамой. Ну ладно когда возможности нет разъехаться или купить еще одну квартиру. Тут же вместо обоев можно было обклеивать стены стодолларовыми купюрами.
Но Леша жил с Надеждой Георгиевной, больше ни разу не женился и на пару с мамой же создал нефтяную компанию «Алойл». Перевод слова «ойл» с английского на русский я знаю, а вот вместо чего стояло «ал», так и не смогла решить: сокращение от «Алексей»? У бывших родственников не спрашивала. Меня это мало волновало. Предполагаю, свекровь использовала свои многочисленные бывшие партийные связи для организации успешного бизнеса и фактически его и вела, хотя официально генеральным директором нефтяной корпорации являлся Лешка. В какой должности числится Надежда Георгиевна – не представляю. Как-то никогда не интересовалась.
И вот вчера вечером, когда я сидела за компьютером (подаренным Надеждой Георгиевной – видимо, списанным в «Алойле» в связи с моральным износом) и кропала очередную книжку, позвонил Лешка. Поскольку я его даже не слышала года два, в первый момент голос не узнала.
Он изъявил желание приехать.
– Зачем? – спросила я. – Дети за городом.
– Разговор есть, – заявил бывший. – Ты никого не ждешь?
– Нет, – ответила я.
Лешка нарисовался через полчаса, вручил мне букет роз (никогда он меня так не баловал), шлепнул на кухонный стол бутылку коньяка и коробку конфет-ассорти, потом без приглашения отправился осматривать квартиру. Предполагал, что что-то изменилось?
Летом, как я уже говорила, мои двенадцатилетний сын и десятилетняя дочь живут на даче с двумя дедушками. Я езжу к ним на выходные, а на неделе работаю. Компьютер, конечно, можно было бы перевезти на дачу или попросить у Надежды Георгиевны презентовать какой-нибудь старый ноутбук, но сложно оставаться в помещении, зная, что все родные отправились на залив. В городе таких искушений нет. В зимнее время я работаю по ночам, когда мои уже все спят и мне не мешают, а сама отсыпаюсь днем, пока дети учатся.
Я начинала учительницей математики в школе (с наукой не получилось, так как родилась еще и Катька), потом (опять же благодаря связям Надежды Георгиевны) пристроилась в одно небольшое издательство, где лепила всевозможные руководства для барышень, в основном сборники советов на тему: как жить дальше, если хочешь выйти замуж. Затем издательство расширилось, и мне предложили попробовать себя в качестве эротической писательницы. Я вначале отнекивалась, а потом вошла во вкус и теперь с успехом кропаю книжонки в серию «Секс-индустрия», правда, под псевдонимом, потому что не хочется, чтобы кто-то из знакомых знал, что именно я расписывала страдания юной лесбиянки, «птичий грех», общий помыв в бане и прочие прелести жанра. Я занимаюсь этим только из-за денег. Мне ведь нужно содержать семью. Из родственников о моих истинных занятиях знают только свекор со свекровью: свекор, так как частенько меня консультирует (из своего прошлого опыта бурной кобелиной жизни) и читает все мои опусы, а Надежда Георгиевна – как вечный советчик. Именно она подсказала мне, что следует подключиться к Интернету и черпать материал оттуда.
Пробежавшись по квартире (бегать было особенно негде, если еще учесть, что Лешка с момента нашей последней встречи раздобрел размера этак на три, если не на четыре), бывший вернулся на кухню, плюхнулся на табуретку, заметив, что они у меня слишком маленькие и хлипкие («Для такой раскормленной задницы – конечно», – подумала я, но вслух ничего не сказала), осмотрел стены, давно требующие покраски, меня, не удосужившуюся навести макияж к его приходу, и спросил:
– Тебе чего, бабок мало?
– В смысле? – переспросила я.
– Квартиру нормальную, что ли, не купить?
Мне хотелось вспомнить Лешкину маму в определенном контексте, но сдержалась: донесет, чего доброго, Надежде Георгиевне, как я тут про нее выражаюсь, а она и прибежит выяснять отношения. Лишний раз видеть Надежду Георгиевну желания у меня не было, в особенности вопящую – она по громкости вполне способна конкурировать с сиреной, объявляющей о воздушной тревоге.
– Ну ты чего, своими романами на квартиру, что ли, не заработала? – вылупился на меня Лешка. – Да ведь и мать тебе вроде бы бабки регулярно подкидывает. Я не понимаю, куда у тебя деньги уходят?! На что ты их тратишь?
Лешка всегда был патологически жаден и мог удавиться за копейку, имея чемодан «зелени». Если бы не Надежда Георгиевна, мы с детьми не имели бы никаких алиментов. На женщин он никогда не тратился, наоборот, выяснив, что предпочитает очередная пассия, прилагал усилия, чтобы не оказаться там, где это дают; брал внешностью и навыками в постели. И вообще, я теперь понимаю, что, кроме внешнего шарма (который перестаешь замечать после длительного общения с Лешенькой), он ничего предложить не мог, даже языком болтать не научился, как это умеют многие сердцееды.
– Откуда ты знаешь про романы? – для начала уточнила я.
– Да зачитывался тут твоими шедеврами, – ухмыльнулся Лешка. – И матери сказал: вот бы с этой бабой познакомиться. Ну мамаша и выдала страшную тайну. Взяла с меня слово, что никому больше не скажу. Что ты не хочешь. Ну неужели не хочешь популярности? Твоя фотка в газетах, интервью, тебя по телику показывают. Может, передачу под тебя бы забабахали, типа «Про это». Я бы тебя по телику смотрел, всем бы говорил: вон моя баба про секс треплется. Круто!
«Конечно, – хмыкнула я про себя. – Главное, перед друзьями прихвастнуть».
– Такой популярности не хочу, – резко ответила я вслух, и это соответствовало действительности. Я вообще не хотела никакой – в первую очередь из-за детей, чтобы не осложнять им жизнь, а уж быть известной как автор эротических романов, да еще того бреда, который я пишу… И перед знакомыми уже поздно раскрываться. Надо было говорить сразу, я не захотела, значит, теперь придется молчать как партизан.
