Смотритель шлюза в Кудре был тощий человечек с печальным лицом, в вельветовом костюме, с недоверчивым взглядом, словом, человек, каких немало можно встретить среди управляющих имениями. Ему было все равно, что Мегрэ, что полсотни жандармов, журналистов, полицейских из Корбейля и чиновников прокуратуры, которым вот уже два дня он рассказывал о случившемся. Во время рассказа он не переставал наблюдать за зеленоватой поверхностью воды в Сене по обе стороны от плотины.

Стоял ноябрь. Было холодно, и пронзительно белое небо отражалось в воде.

— Я встал в шесть утра, чтобы дать лекарство больной жене (тут Мегрэ подумал, что у таких честных трудяг с печальными глазами всегда бывают больные жены, за которыми нужно ухаживать)… когда я зажигал свет, мне послышалось что-то непонятное… А потом, когда я ставил жене припарку на втором этаже, до меня наконец дошло, что кто-то кричит… Я спустился вниз…

Выйдя к шлюзу, я смутно различил черную массу у самой плотины.

«Что там происходит?» — крикнул я. «На помощь!» — позвал кто-то хриплым голосом. «Какого дьявола вы там делаете?» — спросил я. «На помощь!» — снова донеслось до меня.

Я сел в свой ялик, чтобы отправиться туда, и увидел, что это «Астролябия». Уже светало, и я узнал старика Классенса на ее палубе. Могу поклясться, что он все еще был пьян и не представлял себе, как и я, почему барка оказалась у плотины. Собака была отвязана, и я даже попросил его придержать пса…

Вот и все…

Его больше всего беспокоило, что баржу прибило к плотине, и будь течение здесь посильнее, то посудина мола бы даже пробить ее. А то, что на борту, кроме пьяного старого коновода и огромной овчарки, было двое повешенных — мужчина и женщина, его не касалось.

Отчаленная «Астролябия» находилась на том же месте, в ста пятидесяти метрах от берега, а охранявший ее жандарм, чтобы согреться, ходил взад-вперед по дороге, предназначенной для тягловых лошадей. Это была старая баржа без двигателя — конюшня, как называют суда, которые ходят в основном по каналам и имеют на борту лошадей.

Проезжавшие мимо велосипедисты оглядывались на сероватую посудину, о которой уже два дня писали все газеты.

Как водится, когда дело поручалось комиссару Мегрэ, никаких новых сведений от него нельзя было добиться.

И все занимались расследованием по своему разумению, свидетели были уже опрошены раз по пятьдесят: сначала жандармерией, потом полицией Корбея, судейскими, репортерами.

— Вот увидите, это дело рук Эмиля Градю! — говорили комиссару.

А Мегрэ после двухчасового допроса Эмиля Градю вернулся на место происшествия с брюзгливым видом, засунув руки в карманы своего толстого пальто и рассматривая унылый пейзаж так, словно собирался купить участок в этих краях.

Его интерес вызывал не шлюз Кудре, в который уткнулась баржа, а шлюз Ла-Ситангетта в восьми километрах выше по течению.

В общем, Ла-Ситангетта мало чем отличалась от Кудре. А поселки Морсан и Сен-Пор находились на другом берегу, и достаточно далеко. Вблизи только и можно было видеть, что спокойную гладь воды, окаймленную зеленой порослью, да кое-где котлован старого песчаного карьера.

Но в Ла-Ситангетте было бистро, так что экипажи судов старались изо всех сил, чтобы провести ночь там.

Это было настоящее бистро для моряков, где продавали хлеб, консервы, колбасу, такелаж и овес для лошадей.

Можно сказать, что в этом бистро Мегрэ и провел свое расследование, не привлекая к себе внимания, выпивая время от времени стаканчик вина, сидя у очага, выходя на прогулку, а хозяйка, белобрысая почти как альбиноска, смотрела на него со смесью уважения и иронии.

С вечера среды удалось узнать следующее. Когда начинало смеркаться, «Эглон-VII», небольшой буксир из верховьев Сены, привел к шлюзу Ла-Ситангетты, словно квочка цыплят, шесть барж. Шел мелкий дождь.

Пришвартовав суда, мужчины собрались в бистро на аперитив, а смотритель шлюза направился к своим рычагам.

«Астролябия» показалась из-за поворота полчаса спустя, когда уже совсем стемнело. Старик Артур Артс, шкипер, стоял за штурвалом, а Классенс шел по дороге перед лошадьми с перекинутым через плечо кнутом.

«Астролябия» пришвартовалась в хвосте каравана барж. Классенс отвел лошадей на борт. В это время никто не обратил на них внимания.

Было около семи вечера, и все уже отужинали, когда в бистро вошли Артс и Классенс и сели перед очагом. Шкипер «Эглона-VII» вел беседу, а двое стариков сидели молча. Хозяйка-альбиноска с ребенком на руках четыре или пять раз наливала им виноградной водки.

Все было так. Теперь Мегрэ это понимал. Все посетители были более или менее знакомы. Они входили, жестом приветствовали собравшихся и молча усаживались за стол… Время от времени заходила какая-нибудь женщина закупить продукты на завтра и бросить на ходу выпивающему мужу:

— Долго не засиживайся…

То же самое сделала и Эмма, жена Артса, купившая хлеба, яиц и кролика.

Вот с этого момента каждая деталь приобретает особенное значение, каждое свидетельство становится чрезвычайно важным. Так считал Мегрэ.

— Вы точно помните, что около десяти часов, когда Артур Артс уходил, он был пьян?

— Сильно пьян, как всегда… — ответила хозяйка. — Он был бельгиец, славный малый, молча сидел в углу и пил до тех пор, пока у него оставались силы, чтобы вернуться на борт…

— А коновод Классенс?

— Этому надо было больше. Он задержался еще на четверть часа, потом ушел, но вернулся, потому что забыл здесь свой кнут…

До сих пор все было понятно. Нетрудно было представить себе берег Сены, ночь над шлюзом, буксир впереди шести шаланд, а за ними баржу Артса, на каждом судне фонарь на конюшне, а надо всем этим — бесконечный мелкий дождь.

Около половины десятого Эмма с продуктами вернулась на баржу. В десять туда пришел Артс, сильно пьяный, как утверждала хозяйка бистро. А в десять с четвертью на «Астролябию» отправился и коновод.

— Я ждала, когда он уйдет, чтобы закрыться. Моряки ложатся спать рано, и в бистро уже никого не было…

Вот и все надежные сведения, которые можно проверить. А с этого момента никакой точной информации. В шесть утра шкипер буксира удивился, не увидев «Астролябию» позади своих шаланд, а немного погодя он заметил, что швартовы были перерублены.

В то же время смотритель шлюза в Кудре, ухаживавший за больной женой, услышал крики старого коновода, потом увидел баржу, уткнувшуюся в плотину.

Собака на палубе была отвязана. Коновод, проснувшийся от толчка, ничего не знал и утверждал, что, как обычно, всю ночь спал в конюшне.

Потом позади каюты обнаружили повешенного Артса, но висел он не на веревке, а на собачьей цепи. Вслед за этим за занавеской, закрывающей умывальник, нашли его жену Эмму, висящую на простыне.

Но это было еще не все: перед отплытием шкипер буксира «Эглон-VII» напрасно звал своего моториста Эмиля Градю: он исчез.

Это дело рук Градю…

Так считали все, и вечером в газетах можно было прочитать такие заголовки: «Градю замечен в окрестностях Сен-Пора», «Охота за человеком в лесу Ружо», «Кубышка папаши Артса не обнаружена».

Все утверждали, что у старины Артса была кубышка, и даже сходились во мнении по поводу ее содержимого: сто тысяч франков. Почему? Это целая история, хотя на самом деле все очень просто. Шестидесятилетний Артс, У которого было двое взрослых женатых сыновей, вторично женился на Эмме, грубой бабе из Страсбурга, которой было всего сорок.

Семейная жизнь у них не ладилась. На каждом шлюзе Эмма жаловалась на жадность старика, который давал ей денег только на еду, да и то в обрез.

— Я даже не знаю, где он прячет свои деньги, — говорила она. — Он хочет, чтобы после его смерти они достались его сыновьям… А ведь я, как проклятая, ухаживаю за ним, стою у штурвала, не говоря уже о…