– Кто мог прислать нам заказное письмо? – встревоженно спросила Элисон, выхватила конверт, развернулась и такой же быстрой походкой вернулась за прилавок аптеки.
Род не успел ни слова сказать о том, что прочел. Он обеспокоенно смотрел, как лицо Элисон сначала покраснело, потом побледнело, по мере того как женщина пробегала глазами послание на двух страницах. Потом она уронила письмо на стойку.
– Я не могу снова пройти через все это! – воскликнула она дрожащим голосом. – Боже мой, они что, за дуру меня принимают?
– Успокойся, милая, – попросил Род.
Пытаясь не морщиться от боли, он сполз со стула за кассой и потянулся за костылями. За двадцать лет, прошедших с тех пор, как его сбила машина, боль стала для него неотъемлемой частью жизни. Но в некоторые дни, такие как этот сырой холодный день позднего марта в Кливленде, штат Огайо, она становилась куда более жестокой, чем обычно. Боль прочертила резкие морщины у глаз Рода и такие же резкие складки, идущие от уголков губ к волевому подбородку. Его волосы, некогда темно-каштановые, сейчас почти полностью поседели. Он знал, что выглядит старше своих сорока двух лет. Род подковылял к Элисон и остановился по другую сторону прилавка. При росте в шесть футов он был выше своей хрупкой жены почти на голову, и от этого у него сжималось сердце – так ему хотелось защитить ее.
– Ты не обязана делать то, что не хочешь делать, – твердо сказал он. – Порви это письмо.
– Нет. – Покачав головой, Элисон открыла ящик под прилавком и сунула письмо туда. – Я не могу сейчас говорить об этом, Род.
В этот момент прозвенел колокольчик на входной двери, извещая о том, что кто-то вошел в аптеку, и Род двинулся обратно к кассе.
Он был новичком-куотербеком в нью-йоркских «Гигантах»[2], когда они с Элисон поженились. Его воспитывала мать, работавшая сиделкой у инвалидов, чтобы хоть как-то обеспечить сына. Его отец, безнадежный алкоголик, умер, когда мальчику было два года. Спортивные репортеры в один голос предвещали Роду блестящую карьеру, когда он подписал свой первый крупный контракт. Тогда им с Элисон было по двадцать два, он был влюблен в нее еще с детского сада. Именно тогда, в детсаду, он при всех объявил, что когда-нибудь женится на ней.
У семьи Элисон никогда не было денег. Ее отец был заведующим отделом в гастрономе. За учебу в колледже Элисон платила частично из студенческих займов, частично – деньгами от подработки. Она жила в самом захолустном районе Салем-Ридж, неподалеку от дома Рода Кимболла. Возможностей поступить в магистратуру у нее не было.
Он сделал ей официальное предложение в тот же день, когда получил на подпись крупный контракт с «Гигантами». Это было два месяца спустя после убийства Бетси. Род знал, что Элисон хотела поступить в медицинский институт и заниматься наукой. Он обещал, что после свадьбы заплатит за ее образование, будет ходить по дому на цыпочках, пока она учится, и согласен подождать с детьми до тех пор, пока она не получит научную степень, к которой так стремилась.
Но вместо этого через три недели после венчания он угодил под машину, и следующие четыре года Элисон почти все время провела у его постели, помогая ему выздороветь. Деньги, которые он получил за один сезон в «Гигантах», вскоре закончились.
Тогда Элисон взяла новую ссуду и вернулась к учебе, чтобы стать фармацевтом. Первая работа ей подвернулась благодаря тому, что ее престарелый бездетный кузен пригласил ее работать в его аптеке в Кливленде. «Род, там и тебе найдется дело, – сказал он. – Моя ассистентка увольняется. Она занимается тем, что заказывает все товары, кроме лекарств, и сидит на кассе».
Оба они были рады убраться подальше от Нью-Йорка, где им, похоже, было никогда не отделаться от слухов по поводу смерти Бетси. Через несколько лет после их переезда в Кливленд кузен ушел на пенсию, а аптека досталась им. Теперь у них было довольно много приятелей, и никто никогда не спрашивал ни Рода, ни Элисон об убийстве на «Выпускном празднике».
Прозвище «Род» прилипло к нему после того, как однажды во время футбольного матча, еще в колледже, комментатор охарактеризовал его так: «Этот паренек шустрый и прыгучий, как лошадь на родео». После несчастного случая Томас Кимболл по прозвищу Род сохранил за собою это имя – в знак некой горькой иронии.
Утро было достаточно спокойным, но после обеда посетители пошли валом. У Рода и Элисон было два помощника, работавших часть дня: старый фармацевт и служащий, который раскладывал товар по полкам и помогал в расчетах. Но даже несмотря на их помощь, день выдался трудным, и к восьми часам вечера, когда аптека закрылась, Род и Элисон страшно устали.
На улице шел холодный проливной дождь. Элисон настояла на том, чтобы к машине Род добрался на инвалидном кресле.
– Если ты попытаешься воспользоваться костылями, мы оба утонем, – пояснила она строгим тоном.
За эти годы он много раз пытался собраться с духом и сказать ей, чтобы она бросила его, нашла себе еще кого-нибудь и жила нормальной жизнью. Но так и не смог заставить себя произнести эти слова. Он не мог представить жизнь без нее, так же, как не мог вообразить этого за всю свою жизнь, с момента их знакомства.
Иногда он вспоминал замечание, брошенное когда-то его бабушкой: «В большинстве браков кто-то один любит больше, чем другой, и лучше, если это будет мужчина. Тогда у брака больше шансов сохраниться до конца жизни».
Роду не нужно было объяснять, что он любит Элисон сильнее, чем она его. Он был почти уверен, что она не приняла бы его предложение, если бы он не пообещал оплатить ее образование в мединституте. А затем, после катастрофы, она оказалась слишком благородной, чтобы уйти от него.
Род нечасто позволял себе пускаться в подобные размышления, но сегодняшнее письмо всколыхнуло слишком много воспоминаний – «Выпускной праздник», фотографии четырех девушек во всех газетах, цирк, который СМИ устроили из их свадьбы…
Когда они добрались до машины, Элисон сказала:
– Род, давай, я сяду за руль. Я знаю, что тебе нездоровится.
Держа над ним зонт, она открыла дверцу, и он без возражений перебрался на пассажирское сиденье. Одновременно складывать инвалидное кресло и прикрываться зонтиком было невозможно. Когда Элисон наконец села в машину, Род с грустью посмотрел на крупные капли дождя на ее лице и в волосах. Затем она повернулась к нему и заявила:
– Я намерена это сделать.
Тон ее был вызывающим, как будто она ожидала, что Род будет с нею спорить. Когда он ничего не сказал, Элисон выждала несколько долгих секунд, потом завела двигатель.
– Комментариев не будет?
Теперь он уловил в ее голосе легкую дрожь.
Род не собирался высказывать ей то, о чем подумал: что намокшие от дождя длинные каштановые волосы, разметавшиеся по плечам, делают ее такой молодой и уязвимой с виду. Род знал, что она боится. «Нет, – возразил он сам себе. – Она в ужасе».
– Если остальные согласятся принять участие в программе, а ты – нет, это будет нехорошо, – негромко произнес он. – Думаю, тебе следует поехать… нам следует поехать, – быстро поправился мужчина.
– В прошлый раз мне повезло. В этот раз может повезти меньше.
Остальную часть пути оба молчали. Их дом, выстроенный в стиле ранчо и переделанный так, чтобы Роду с его увечьем было удобнее, располагался в двадцати минутах езды от аптеки. Под дождь больше вылезать не пришлось – дверь гаража открывалась прямо в кухню. Зайдя в дом и сбросив мокрый плащ, Элисон опустилась в кресло и спрятала лицо в ладонях.
– Род, я ужасно боюсь. Я тебе не говорила, но в ту ночь, когда мы все отправились спать, я думала только о том, как сильно ненавижу Бетси и Роба Пауэлл. – Она помедлила, потом с запинкой выговорила: – Я подумала… что в ту ночь могла ходить во сне… и забрести в спальню Бетси.
– Ты думаешь, что была в спальне Бетси в ту ночь?! – Род бросил костыли, придвинул кресло ближе к Элисон и уселся в него. – По-твоему, есть хоть какая-то вероятность, что тебя кто-то видел?
