К сожалению, какие бы чудесные фильмы ни снимали сейчас о царском времени, царская система управления действительно была обречена.

Началось-то с Февральской революции, а та, в свою очередь, началась с бунтов женщин, которые стояли в безысходных очередях за хлебом и за мукой в завьюженном Петрограде. Им не давали ничего даже по карточкам, которые сейчас нам пытаются представить как изобретение «проклятых коммуняк».

В результате этих бунтов и, естественно, сопутствующих им заговоров, царизм и рухнул. А ведь чтобы довести общество до революции, до восстания, нужно очень здорово потрудиться. Абсолютное большинство людей нормально: никто на амбразуру ложиться не хочет, никто с ОМОНом драться не жаждет, все хотят заниматься исключительно своей частной жизнью – и это правильно.

Только когда власть доводит общество до такого состояния, что людям уже некуда деваться, что они не имеют никаких возможностей существования, что они готовы умереть, но не жить под этими начальниками, – вот тогда происходит социальный катаклизм. Тогда происходит социальная революция, тогда, грубо говоря, возникают «приморские партизаны» и прочие сопутствующие им явления.

Принципиально важной особенностью является именно отношение управляющей системы с управляемыми. Источник легитимности – не «мировое сообщество», не «вашингтонский обком» и даже не «все прогрессивное человечество». У любого государства есть только один источник легитимности его власти: собственный народ, каким бы неразвитым и некультурным он ни казался его интеллектуальным представителям.

Поэтому, если вы управляете чудовищным для внешнего наблюдателя образом, но сам управляемый считает, что это нормально, – у вас все в порядке. Именно поэтому более двухсот лет просуществовало крепостное право на Руси, окончательно оформленное в 1649 году, при Алексее Михайловиче Тишайшем (между прочим, в других странах Европы оно тоже имело место, и часто в намного более жестоких формах). И пока российскому народу оно казалось нормой, оно вызывало протест лишь у ничтожно тонкого слоя образованных и при этом гуманистично настроенных людей.

Здесь стоит особо остановиться на личности Алексея Михайловича – невероятно интересного русского царя, сделавшего много для укрепления России и становления ее как великого государства. В части реформ – предшественник и Петра, и даже Екатерины. Чего стоят проведение переписи (по эффективности, похоже, превышающей переписи и 2002, и 2010 годов), создание целых полков «иноземного строя», Тайного приказа – прообраза КГБ, строительство первого полноценного русского военного корабля, нормативная защита российских купцов от иностранных конкурентов! Чего стоит и то, что Алексей Михайлович первым из русских царей нарушил традицию и стал подписывать документы собственноручно!

Он, хоть и заложил серьезные мины под будущее России, вроде церковного раскола, значительно больше подобных мин, которые мы уже прочно забыли, вынул из тогдашнего прошлого. Его роль в истории недооценена, а ведь это был, среди прочего, подлинный гений пиара, выражаясь современным языком.

Вдумайтесь только: при нем произошли вызванные его собственными не вполне адекватными действиями Соляной и Медный бунты, крестьянская война под предводительством Степана Разина, множество более мелких бунтов и волнений. При нем – и во многом в результате его собственного потакания Никону – произошел раскол церкви, пиком которого стало Соловецкое восстание. С другой стороны, именно при нем Россия вернула себе Смоленск и Северскую землю, твердо стала в Сибири (в частности, были основаны Нерчинск и Иркутск), воссоединилась с Украиной – благодаря не только воле двух братских народов и наличию внешних опасностей для тогдашней Украины, но и титанической, до сих пор остающейся в тени работе российской дипломатии. Наконец, именно Алексей Михайлович, издав Соборное уложение 1649 года, окончательно закрепостил крестьянство.

И при таком насыщенном бурными событиями царствовании, причем событиями, в значительной степени вызванными им лично, этот царь сумел войти в историю под данным им современниками прозвищем «Тишайший»!

Крепостное право в России в целом было не изуверским. Напомню, что за свои исключительные зверства Салтычиха была после многолетнего следствия осуждена на смертную казнь, замененную пожизненным заключением, и умерла, просидев в яме 33 года.

Хотя существовали, например, и военные поселения Аракчеева, по сравнению с которыми ГУЛАГ отдыхает. Потому что в ГУЛАГе, по крайней мере, не заставляли вдобавок ко всему заниматься военной подготовкой, и люди имели надежду на освобождение, а в военных поселениях Аракчеева таких надежд не было.

Было много относительно не свободных, но почти свободных крестьян. Были огромные территории, где крепостного права так никогда и не было, так что потом там даже не смогли ввести колхозы, – например, в значительной части Сибири.

Все было по-разному: у нас вообще очень разная страна.

Октябрьскую революцию нельзя понять до конца без обстоятельств отмены крепостного права. Во время этой отмены главный вопрос заключался в том, что делать с помещиками – с тогдашним правящим классом.

В России успешное развитие всегда происходило по принципу, извините за выражение, опричнины: лидер и его окружение вступали в неформальный союз с народными массами, выражая их интересы и чаяния, против правящего класса. Так же, как Иван Грозный, поступали и Петр I, и И. В. Сталин, и многие другие, менее жестокие руководители.

При освобождении крестьян от этой модели отказались: царизм оперся на помещиков и в их интересах заставили крестьян выкупать у них свою землю. Результатом, помимо непримиримого противоречия между народом и связанной с ним интеллигенцией, с одной стороны и государством, с другой, стала длительная разрушительная инфляция, потому что под этот выкуп пришлось эмитировать деньги.

При этом значительная часть помещиков вести свое хозяйство не смогла, а некоторая и просто не захотела. Она стали закладывать имения, получать под них огромные кредиты, проматывать эти кредиты в Европе, потом опять перезакладывать, а банкротить их никто не смел, потому что помещикам их земля была дарована почти богом.

В результате к концу XIX века экономика оказалась разбаласированной – эмитировали слишком много денег. В качестве реакции на это безобразие к управлению были призваны, выражаясь современным языком, монетаристы, символом которых стал Витте. Они стабилизировали экономику при помощи предельно жесткой финансовой политики, за счет социальной деградации общества. П. А. Столыпин в этом процессе весьма энергично участвовал и, в конечном счете, из-за него и пострадал.

В силу этого почти гайдаровского монетаризма бурное развитие капитализма шло, к сожалению, на костях народа – не только из-за понятной алчности капиталистов, но в первую очередь из-за сознательной политики государства. Именно из-за нее та сдерживающая сила, которая оформила профсоюзы Германии в конце XIX века, которая проявилась в США (через профсоюзы и, с другой стороны, через приток мигрантов, который позволял удерживать эти профсоюзы в узде), у нас не сложилась совсем.

В отсутствие этой системной, интегрированной в производство и управление сдерживающей силы в качестве коллективного морального авторитета стремительно выросла интеллигенция, которая оказалась абсолютно враждебной государству. Это произошло благодаря пафосу великой русской культуры, проповеди доброты и милосердия, – ведь большинство людей жило действительно ужасно, а ценности у интеллигенции были вполне европейские, гуманитарные. С другой стороны, причиной враждебности интеллигенции государству стала ограниченность, жестокость, чтобы не сказать тупость и самодурство правящей бюрократии.

А исторически противостояние интеллигенции и государства восходило к освобождению крестьян, при котором государство вопреки опричному принципу оперлось на помещиков против народа, а разночинная интеллигенция как раз из народа-то и происходила.