Бедекер вытер руки красной льняной салфеткой.

– Не знаю… Просто Том Гэвин понял, что сын творит глупость, и помешал трагедии.

– Угу, только малышу Томми сколько?.. Семнадцать, если не ошибаюсь, а Скотту стукнет двадцать три в марте.

– Да, но…

– И потом, Томми был в двух шагах, а Скотт в Пуне.

– Тем не менее…

– По-твоему, Скотту грозит опасность? Тогда чего ты молчал там, в Индии? Скотт большой мальчик, если ему нравится петь мантры и отдавать свои «обеденные» деньги бородатому козлу с комплексом Иеговы, то вправлять ему мозги надо было на месте. Проблема не в Скотте, а в том, что твоя сраная жизнь тебя устраивает, Ричард Бедекер! – Мэгги сделала большой глоток из бокала. – Господи, Ричард, иногда ты ведешь себя как полный… – Она вдруг икнула, не договорив.

Бедекер протянул ей стакан с водой. Мэгги посидела с минуту, потом открыла рот и снова икнула. Они оба засмеялись. Дамы за соседним столиком укоризненно поджали губы.

На следующий день в парке «Золотые ворота», стоя под купленным по случаю зонтиком, они смотрели, как высокие оранжевые колонны прячутся и снова возникают из низких облаков.

– Ричард, пока вопрос со Скоттом открыт, нет смысла, наверное, говорить о нашем будущем? – спросила Мэгги.

– Не знаю, пусть пока идет как идет. На неделе решим что-нибудь.

Мэгги смахнула дождевую каплю с носа.

– Я люблю тебя, Ричард, – впервые сказала она.

Утром, когда Бедекер проснулся, солнце вовсю светило в окно, с улицы доносились звуки большого города. Мэгги в номере уже не было.

Они летели на восток, потом на север, снова на восток, поднимаясь над взбирающимся в горы лесом.

– Разве по регламенту здесь не полагаются кислородные маски? – спросил Бедекер, когда стрелка альтиметра замерла на отметке в восемь с половиной тысяч футов.

– Еще как полагаются. Если давление в кабине резко падает, маски вываливаются из специального шкафчика прямо на голову. Натягиваешь на рыло и дышишь себе. А если у тебя на коленях ребенок, быстро расставляешь приоритеты, кому дышать, а кому нет.

– Спасибо, успокоил. – Бедекер выглянул в иллюминатор. – Это Маунт-Худ?

Вулкан давно маячил на горизонте и теперь громадным конусом нависал слева. Покрытая снегом вершина возвышалась над ними без малого на две тысячи футов. Тень вертолета быстро скользила по верхушкам деревьев внизу и впереди.

– Ага, – подтвердил Дейв, – а вон Тимберлайн-Лодж, где снимали «Сияние».

Бедекер промычал в ответ что-то невразумительное.

– Ты не видел фильм? – раздался в наушниках недоверчивый голос Дейва.

– Нет.

– А книгу читал?

– Тоже нет.

– Вообще не читал Стивена Кинга?

– Нет.

– Господи, Ричард, с твоим-то багажом не знать современных классиков! Стенли Кубрика хоть помнишь?

– Его забудешь! – фыркнул Бедекер. – Ты же в Хьюстоне пять раз таскал меня на «Космическую одиссею».

Он ни грамма не преувеличил. Малдорф так впечатлился фильмом, что заставлял всю команду поочередно ходить с ним на сеансы. Перед самым полетом он всерьез вознамерился взять с собой сувенирный черный монолит только затем, чтобы якобы «откопать» его в лунной пыли. Монолиты, увы, оказались в дефиците, и Дейв утешался лишь тем, что центр управления будил астронавтов начальными аккордами «Так говорил Заратустра». Первое время Бедекеру даже нравилось.

– «Одиссея» – это шедевр, – авторитетно заявил Дейв, беря вправо и сбрасывая высоту. Внизу у горного озерца сгрудились палатки и трейлеры, полуденное солнце отражалось от подернутых рябью вод. Потом все исчезло, показался сосновый бор в потускневшем осеннем уборе, на юге и востоке виднелись пологие коричневые холмы. «Хьюи» летел на стабильных пяти тысячах, через орошаемые поля к пустынному плоскогорью. Дейв обменялся парой слов с авиадиспетчером, пошутил с кем-то из частного аэропорта к югу от Мопина и переключился на внутреннюю связь.

– Видишь реку?

– Ага.

– Это Джон-Дей. «Учитель» Скотта прикупил городишко к юго-западу отсюда. Тот самый, где пару лет назад отметился этот секс-гуру Раджниш.

Бедекер глянул на карту и кивнул. Потом расстегнул пуховик, налил кофе из термоса и протянул стаканчик Дейву.

– Спасибо. Кстати, порулить не желаешь?

– Не особо.

Дейв засмеялся.

– Ох, не любишь ты, Ричард, вертолеты.

– Не особо.

– В толк не возьму, с чего. Ты же летал на всем, что летает, включая все эти «кузнечики» с вертикальным взлетом, которые угробили столько народу. Откуда такая нелюбовь к вертолетам?

– В смысле, тебе мало того, что это самое опасное, ненадежное дерьмо, готовое в любой момент впечататься носом в землю? Назвать другую причину?

– Именно! – хохотал Дейв. – Назови другую.

Они снизились до трех тысяч футов, потом до двух. Впереди по высохшей равнине лениво брело стадо коров, сверкая на солнце золотистыми и шоколадными боками.

– Слушай, – начал Дейв, – помнишь ту пресс-конференцию, перед «Аполлоном-11», когда выступали Нил, Базз Олдрин и Майк Коллинз?

– Какую из них? – нахмурился Бедекер.

– Перед самым запуском.

– Смутно припоминаю.

– Армстронг тогда взбесил меня до крайности.

– Да, и почему?

– Журналист, ныне покойный, как бишь его… Фрэнк Макги спросил что-то про сны, и Армстронг сказал, что с детства его преследует один и тот же.

– Ну и?

– Во сне Нил, задержав дыхание, мог воспарить над землей. Помнишь такое?

– Нет.

– Короче, суть в том, что он задерживал дыхание и парил, не летел, а зависал в воздухе.

Бедекер допил кофе и отправил пластиковый стаканчик в мусорный пакет за сиденьем.

– И что тебя так взбесило?

Дейв обернулся, непроницаемые солнечные очки скрывали взгляд.

– Это мой сон.

«Хьюи» наклонился и стал снижаться. Вскоре до земли оставалось каких-то три сотни футов – куда меньше, чем разрешается по регламенту. Внизу мелькали заросли полыни и карликовые сосны, добавляя ощущения скорости. На отшибе стоял ветхий домик с ржавой жестяной крышей и покосившимся сараем. Единственной дорогой служили две проторенные борозды, тянущиеся от крыльца до самого горизонта. Рядом с развалюхой красовалась новенькая спутниковая «тарелка».

Бедекер снова включил внутреннюю связь. На его сиденье нужной кнопки не было, приходилось каждый раз тянуться к ручке управления.

– Том Гэвин рассказывал, ты приболел прошлой осенью.

Покосившись влево, Дейв снова уставился на землю, проносившуюся со скоростью ста миль в час. Потом кивнул.

– Было дело. Сперва грешил на простуду – температура, гланды воспалились, все как положено. Но врач из Вашингтона поставил лимфому Ходжкина. Я раньше и не знал, что такая болячка есть.

– Это серьезно?

– Всего четыре стадии. Первая – пьешь аспирин и шлешь по почте сорок баксов. Четвертая – уже ГБТ.

Расшифровку можно было не спрашивать. За долгие часы тренировок Бедекер слыхал эту аббревиатуру от Дейва множество раз, когда на тренажере отрабатывалась очередная аварийная ситуация. ГБТ означало «готовьте белые тапочки».

– У меня была третья, – продолжал Дейв. – Благо вовремя распознали. Выписали таблетки, назначили пару сеансов химиотерапии. Как рукой сняло. Сейчас все просто замечательно, даже прошел летную медкомиссию три недели назад. – Он криво усмехнулся и кивнул на едва заметный городок к северу. – Вот и Кондон. Следующая остановка – Лоунрок. Место будущего Западного Белого дома.

Повернув вдоль проселочной дороги, они снизились до пятидесяти футов. Машин не было. По левую сторону торчали покосившиеся телеграфные столбы, поставленные бог знает когда. Ни деревца вокруг, одни изгороди из колючей проволоки, натянутой меж старых паровых котлов или водонагревателей.

«Хьюи» миновал край каньона. Секунду назад вертолет висел над самой дорогой и вдруг оказался в восьмистах футах над затерянной в глубине долиной, где в тополиных рощах струился ручей, поля колосились озимыми и густой травой. В центре долины лежал город-призрак. Сквозь голые ветви и осеннюю листву виднелись кровли домов, мелькнула церковная колокольня. Выше на восточной стороне расположилось старое здание школы. Время близилось к пяти, но город уже давно погрузился в тень.