От траурного действа в небесах у Бедекера наворачиваются слезы, он часто моргает. Генерал Лейтон, тоже друг семьи, делает знак почетному караулу ВВС: с гроба снимают американский флаг, торжественно складывают. Генерал вручает свернутый флаг Диане, та принимает его со спокойным достоинством.

Собравшиеся приносят вдове соболезнования и, помедлив у гроба, направляются к урчащим автомобилям за оградой.

Бедекер задерживается дольше других. От холодного воздуха стынет грудь. На бурых холмах за долиной сереют пятна снега. Проселочная дорога пересекает местность, будто шрам. Над сосновым лесом на западе возвышаются горные хребты, напоминая спинные пластины стегозавров. У сарайчика в дальнем углу кладбища неприметно стоит маленький оранжевый экскаватор. Двое мужчин в серых утепленных комбинезонах и голубых вязаных шапочках курят, поглядывая в сторону могилы. «Ждут, пока я уйду», – решает Бедекер. Он бросает последний взгляд на серый гроб над ямой, вырытой в мерзлой земле, и направляется к выходу.

У распахнутой дверцы белого джипа «Чероки» стоит Диана и жестом подзывает его. Остальные уже расселись по своим машинам.

– Ричард, проводишь меня?

– Конечно. Хочешь, я поведу?

– Нет, я сама.

Диана выезжает с кладбища, не оглядываясь. Побелевшие пальцы крепко сжимают руль. Снегопад усиливается, приходится включить «дворники». Какое-то время в салоне слышится лишь скрежет резины по стеклу и мерное гудение печки.

– Как считаешь, все прошло нормально? – Диана расстегивает пальто. Под ним виднеется темно-синее платье. За три дня до похорон невозможно найти траурный наряд для беременных.

– Вполне, – отзывается Бедекер.

Она удовлетворенно кивает.

– Я тоже так думаю.

По обе стороны тянется проволочная ограда пастбища. Впереди вспыхивают стоп-сигналы – чья-то машина чудом не напоролась на валун, торчащий посреди проселочной дороги. Они минуют фермерские угодья и сворачивают на щебенку, ведущую к долине.

– Ты останешься? – спрашивает Диана. – Помянем, как положено, и обратно.

– Разумеется, – отвечает Бедекер. – В обед я встречаюсь с Бобом Мунсеном, но часам к семи вернусь.

– Такер тоже приедет, – поспешно добавляет Диана, точно уговаривая, – и Кэти. Надо хоть в последний раз посидеть вчетвером.

– Не обязательно в последний, Ди, – возражает Бедекер.

Она кивает, но молча. На бледном лице заметно проступают веснушки. Бедекеру вспоминается старая фарфоровая кукла с маминого бюро. Он разбил ее однажды в дождливый день, когда возился с Ботом, их здоровенным спрингер-спаниелем. Отец потом куклу склеил, но мраморно-бледные щеки и лоб ее словно покрылись сеточкой морщин. Теперь Бедекер вглядывается в Диану, ища на ее лице похожий узор.

Снег валит все гуще.

В Салем Бедекер приехал в начале октября. Прихрамывая, сошел с поезда, поставил вещи на платформу и осмотрелся. Поодаль виднелся небольшой вокзал, чуть превосходящий размерами беседку для пикника. Казалось, построили его в двадцатые, а потом бросили на произвол судьбы, даже крыша успела обрасти мхом.

– Ричард!

Глядя поверх голов обнимающихся, он различил высокую фигуру Дейва Малдорфа. Махнув в ответ, Бедекер подхватил старую летную сумку и двинулся навстречу товарищу.

– Дружище, как же я рад тебя видеть! – огромная рука Дейва стиснула его ладонь.

– А уж как я рад! – Бедекер по-настоящему растрогался при виде старого друга. – Давненько мы не встречались, а? Года два точно.

– Считай, три. Последний раз в Музее авиации. Майк Коллинс нас собирал. А что с ногой?

Бедекер криво усмехнулся и шлепнул тростью по правой лодыжке.

– Потянул связки, когда лазил с Гэвином по горам.

Дейв забрал у него сумку и повел на парковку.

– Как Том?

– Прекрасно, – откликнулся Бедекер. – У них с Диди все хорошо.

– Говорят, он в духовный бизнес подался?

Бедекер покосился на приятеля. У них с Гэвином никогда не было особой дружбы. Интересно, изменились ли чувства Дейва спустя семнадцать лет после полета.

– Возглавляет организацию евангелистов «Апогей». Дела там идут весьма успешно.

– Вот и славно, – совершенно искренне ответил Дейв, закинув сумку и чемодан в багажник новенького джипа «Чероки». – Рад за него.

В прогретом солнцем салоне пахло свежей кожей. Бедекер опустил стекло. День выдался теплым и безоблачным. От синевы неба захватывало дух.

– Всегда думал, что в Орегоне осенью сплошные дожди, – заметил Бедекер.

– Так и есть, но изредка выпадает пара-тройка таких вот деньков, чтобы жир растрясти. Зато копы, местное ТВ и база ВВС их просто ненавидят.

– С чего бы?

– Каждый раз, когда выходит солнце, им поступает по триста-четыреста сообщений об огромном желтом НЛО в небе.

Бедекер хмыкнул.

– Серьезно тебе говорю. А здешние вампиры в панике разбегаются по гробам. Это единственный в Америке штат, где они разгуливают днем без риска нарваться на свет. И вдруг – солнце! Представляешь, какой шок для наших Носферату?

Бедекер откинулся на сиденье и закрыл глаза. Здесь он определенно задержится надолго.

– Ричард, скажи, похоже, что я недавно занимался оральным сексом с курицей?

Бедекер приоткрыл один глаз. Его бывший напарник по-прежнему напоминал угловатую копию Джеймса Гарнера. На лице, правда, добавилось морщин, скулы ярче обрисовывались под кожей, но в густой черной шевелюре не было и намека на седину.

– Нет, не похоже.

– Слава богу! – облегченно выдохнул Дейв и тут же кашлянул в кулак. Желтые обрывки «клинекса» ворохом взметнулись вверх.

Бедекер снова закрыл глаза.

– Молодец, Ричард, что выбрался, – похвалил Дейв.

Не открывая глаз, Бедекер улыбнулся.

– Сам на себя не нарадуюсь.

В Денвере он продал машину и вместе с Мэгги поездом отправился на запад. Едва ли мудрое решение, но впервые в жизни он действовал без оглядки.

Скорый поезд «Калифорнийский бриз» выехал из Денвера в девять утра. Завтракали в вагоне-ресторане, пока состав мчался под континентальным водоразделом сквозь первый из пятидесяти пяти туннелей Колорадо. При виде бумажных тарелок, салфеток и скатерти Бедекер поморщился.

– Помнится, когда я в последний раз ехал на американском поезде, скатерти были льняные, а еда не из микроволновки.

Мэгги улыбнулась.

– И когда такое было? Во время Второй мировой?

Фраза рассчитывалась как шутка, эдакий толстый намек на его вечные сетования о разнице в возрасте, но Бедекера точно молнией ударило – это и впрямь было в войну! Тогда они с матерью и сестренкой Энни ехали из Пеории в Чикаго навестить родню. Отчетливо вспомнились обращенные назад сиденья, приглушенные голоса проводников и официантов в вагоне-ресторане и его невероятный восторг при виде уличных огней, мелькавших за окном ослепительными созвездиями. Поезд мчался по эстакадам на южной стороне Чикаго, мимо ярко освещенных домов. Хотя Бедекер здесь родился, у него десятилетнего возникло странное, не лишенное приятности чувство отстраненности, превращения из участника в наблюдателя. Похожее он испытал двадцать восемь лет спустя, когда модуль «Аполлона» вышел из зоны радиосвязи, и обзорный экран заполнила щербатая поверхность Луны. Припав тогда к иллюминатору, Бедекер протер запотевшее стекло тем же жестом, что и четыре с половиной десятилетия назад, на пути в Чикаго.

– Можно убирать? – В голосе официанта слышалось раздражение.

– Можно, – кивнула Мэгги, допивая кофе.

– Вот и славно. – Официант взял бумажную скатерть за уголки, вместе с бумажными тарелками, пластиковыми приборами и стаканчиками, и швырнул в стоящий рядом мусорный бак.

– Прогресс, – заметил Бедекер по дороге в купе.

– Ты о чем? – не поняла Мэгги.

– Не важно.

Ночью, когда Мэгги тихонько посапывала у него на плече, Бедекер смотрел в окно. Поезд остановился на дальних путях в Солт-Лейк-Сити перецепить локомотив. Под заброшенным мостом, заросшим жухлыми сорняками, грелись у костра бомжи… или как там их теперь называют?