22.00 – ФЕЙЕРВЕРК В СТРЕЛК. КЛУБЕ ОКР. ДЖУБ.

– Речь? – удивленно вскинулся Бедекер.

Мэр Ситон отхлебнула кофе и с улыбкой пояснила:

– Что угодно, на ваше усмотрение, Дик. Никакого регламента. Расскажете про космос, пребывание на Луне… Все, что хотите. Главное, уложитесь минут в двадцать, хорошо?

Бедекер кивнул, слушая, как за окном шелестит листва, колыхаемая легким ветерком. Компания ребятишек влетела в кафе и теперь шумно требовала газировки. Не обращая на них внимания, Минни снова наполнила чашки кофе.

Разговор за столом перекинулся на административные вопросы, и Бедекер поспешил откланяться. Полуденный зной поднимался от тротуара, грозя в скором времени расплавить дорожный асфальт. Бедекер, щурясь, достал из нагрудного кармана солнечные очки. На нем была белая льняная рубашка «сафари», коричневые слаксы и армейские ботинки, в которых он совсем недавно бродил по Калькутте. В голове не укладывалось, как все это – кристально-голубое небо, беленькие аккуратные витрины и пустое шоссе – может сосуществовать с непролазной грязью, трущобами и безумной толчеей в Индии.

Городской парк стал куда меньше, чем в детстве. На месте изысканной викторианской эстрадной беседки торчала плоская бетонная плита на шлакоблоках. Или беседка была лишь плодом его воображения?

Оба лета, что Бедекер провел здесь, какой-то толстосум из местных – уже не вспомнить, кто – каждую субботу устраивал в парке бесплатные киносеансы, для чего к наружной стене кафе «Парксайд» прибивали три белых полотнища. Вечерами под открытым небом показывали кинохронику «Мувитон», мультфильмы, где Багз Банни и Дональд Дак рекламировали облигации военного займа, ну и, конечно, старую добрую классику – «Ночной полет», «Болваны в море», «Бродвей лимитед» и «Однажды в медовый месяц». Перед глазами точно наяву вставала дрожащая картинка на самодельном экране, восседающие на скамьях целыми семействами фермеры-арендаторы, одеяла, свежескошенная лужайка. Малышня с гиканьем носилась по кустам вдоль эстрады и карабкалась на деревья. Однажды темноту бесшумно прорезали вспышки молнии, рассекая мрак над деревьями и близлежащими зданиями. Тяжелые ветви вязов колыхались на ветру, предвещая скорую грозу. В воздухе на много миль вокруг разливалась сладкая прохлада, смешиваясь с запахом цветущих полей. И потом – оглушительный удар, сопровождаемый яркой вспышкой. Зрители бросились врассыпную, но прежде, на жуткую долю секунды, все вдруг застыло: люди, машины, скамьи, трава… В ослепительной вспышке мир на мгновение превратился в застывший кадр из недосмотренного фильма.

Бедекер откашлялся, сплюнул и двинулся к валуну на каменном постаменте. Три медные дощечки пестрели именами жителей Глен-Оук, принимавших участие в военных действиях, начиная с мексиканской войны и вплоть до Вьетнама. Рядом с именами погибших стояли звездочки. Восемь пали в Гражданской войне, трое – во Второй мировой, и никого – во Вьетнаме. Под Кореей значилось четырнадцать фамилий, но своей среди них Бедекер не обнаружил, как, впрочем, и ни одной знакомой, хотя с некоторыми будущими солдатами он наверняка учился в школе. Вьетнамская табличка сильно выцвела и была заполнена лишь на треть, оставляя место для последующих войн.

К универсальному магазину Хеллмана напротив подкатил пикап, откуда в полном составе выгрузилось арендаторское семейство. Когда-то на месте нынешнего магазина помещалась галантерея Дженсена – длинное мрачное здание с пыльными дощатыми полами и медленно вращающимися вентиляторами под низким потолком. Семейство столпилось перед витриной, смеясь и тыча в стекло пальцами. Улица потихоньку оживала. За спиной грянул невидимый оркестр. Потом музыка резко оборвалась и заиграла снова, прерываясь время от времени звоном литавр.

Бедекер присел на скамью, чувствуя, как окружающее невыносимым грузом давит на него. Зажмурившись, он тщетно пытался воскресить в памяти спасительное ощущение легкости, когда скачешь по зияющей кратерами равнине, глядя на ореол света вокруг скафандра и рюкзака Дейва; когда враждебная гравитация почти не тяготит, а каждое движение дается без труда, словно шагаешь на цыпочках по дну залитой солнцем лагуны.

Легкость не наступала. Бедекер открыл глаза и, прищурившись, встретил врага лицом к лицу.

Парад Первых поселенцев начался с опозданием на четверть часа. Впереди маршировал сводный оркестр средней школы, за ним в несколько рядов ехали разномастные всадники, следом катились пять самодельных платформ с «Будущими фермерами Америки», участниками молодежной организации «4-Н», бойскаутами из Крив-Кура, делегатами окружного исторического общества и стрелкового клуба округа Джубили. За платформами шествовали девять юнцов из оркестра начальной школы и члены «Американского легиона». Торжественную колонну замыкал древний «Мустанг»-кабриолет белого цвета. На багажнике автомобиля восседал Бедекер в компании с мэром Ситон и Гиббонсом… или Гибсоном. Идея насчет багажника целиком и полностью принадлежала Биллу Экройду, устроившемуся сейчас впереди, рядом с юнцом-водителем. Полотнища по бокам «Мустанга» гласили: РИЧАРД М. БЕДЕКЕР, ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ГЛЕН-ОУК НА ЛУНЕ. Ниже яркими фломастерами старательно намалевали полетную нашивку астронавтов: над символическими парусами командного модуля светило солнце, похожее на яичный желток, который Экройд с таким рвением вымакивал сегодня утром.

С Пятой улицы, миновав парк, парад переместился в центр. Зелено-белый «Плимут» шерифа Михана расчищал дорогу. Горожане выстроились вдоль высоких тротуаров, как будто специально спроектированных для просмотра парадов. Повсюду мелькали миниатюрные американские флаги. Наверху, между двух фонарных столбов висел баннер «СУББОТА, 8 АВГУСТА. ГЛЕН-ОУК ПРАЗДНУЕТ ДЕНЬ РИЧАРДА М. БЕДЕКЕРА – ПАРАД ПЕРВЫХ ПОСЕЛЕНЦЕВ – СОРЕВНОВАНИЯ В СТРЕЛКОВОМ КЛУБЕ».

На перекрестке Второй улицы отряд старшеклассников повернул налево, и через квартал – еще раз, к школьному двору. С деревянного подобия виселицы праздничную колонну бурно приветствовала малышня. Какой-то мальчуган сложил пальцы наподобие пистолета и открыл огонь. Бедекер тут же наставил на «снайпера» палец и выстрелил. Мальчишка схватился за сердце, закатил глаза и, кувыркнувшись с двухметровой платформы, приземлился спиной в песочницу.

Свернув на Пятой улице, всего в квартале от места старта, колонна двинулась на восток. По правую сторону Бедекер различил приземистое белое здание, бывшее когда-то библиотекой. Ему сразу вспомнился чердачный аромат небольшой комнатки жарким летним днем и хмурый взгляд библиотекарши в ответ на его десятую или пятнадцатую по счету просьбу выдать «Джона Картера на Марсе».

Пятая улица была так широка, что в придачу к колонне на ней свободно умещались два потока машин. Под палящим зноем Бедекер особенно тосковал по вязам. Их мелколистные собратья, росшие вдоль дренажных траншей, казались пигмеями на фоне слишком широкой дороги, бескрайних лужаек и высоких домов. С веранд и шезлонгов парад приветствовали местные жители. Дети и собаки бежали вровень с наездниками и поминутно путались под ногами у знаменщика, шагающего во главе оркестра. За «Мустангом» на добрых пятьдесят футов выстроилась несанкционированная колонна из велосипедистов, малышей, волочащих за собой игрушечные тележки, и даже парочки разукрашенных газонокосилок.

На Каттон-стрит шериф свернул направо, снова увлекая процессию на школьный двор. Во дворе бывшего дома Бедекера какой-то толстяк с нависающим над шортами голым пузом подстригал лужайку. При виде колонны толстяк двумя пальцами отсалютовал «Мустангу». Трое стариков сидели на крытой веранде, где Бедекер когда-то играл в пиратов и отражал одну за другой атаки японских захватчиков.

Еще через два квартала процессия миновала здание средней школы и уперлась в стену кукурузы. Оркестр сделал вираж влево, к проселочной дороге, и колонна, обогнув школу, очутилась в открытом поле, переоборудованном под ярмарочную площадь. Сразу за парковкой возвышались полдюжины шатров, многочисленные палатки и застывшие под полуденным солнцем карусели. Высокая жухлая трава хранила следы и мусор вчерашнего рыбного пикника. Чуть севернее виднелись бейсбольные площадки, уже оккупированные игроками в яркой форме и болельщиками. Еще севернее, там, где задний двор бывшего дома Бедекера граничил с кукурузными полями, на зеленом фоне выделялись красные прямоугольники пожарных машин.