Из-за кровати раздался протяжный стон и характерные звуки, услышав которые я очередной раз похвалила себя за предусмотрительность.
— Жером! — в пустом коридоре голос разнесся дребезжащим эхом и мажордом появился, как по волшебству, со стороны лестницы. Совсем тихо приоткрылась дверь наискосок, а из-за другой высунулась голова в большом чепце, с интересом наблюдая за происходящим. — Позови еще кого-нибудь, тут ваша помощь нужна. И побыстрее, — многозначительность последнего замечания не осталась без внимания, поскольку сопроводилась едва слышным скрипом еще одной двери.
— Домнис! Люсьен! — пронеслось по холлу, а я на всякий случай заглянула за кровать. М-да, зрелище было слишком отвратительным, чтобы после такого не разбежались жалкие остатки сочувствия. Один запах чего стоил и лишь размеры да толщина ковра препятствовали дальнейшему распространению некой субстанции в окружающий мир. Здоровая злость дала о себе знать и пара существенных пинков с родными матюгами очень органично завершили всеобщую картину. В двери постучали и я быстренько пристроилась за столик с подносом, завернувшись в роскошное одеяло.
— Входите! — вино, от которого я воздерживалась весь вечер прекрасно пошло под мясо на тарелке. — Жером, будьте любезны, унесите отсюда… — ткнув пальцем в сторону кровати, я начала медленно цедить бокал.
— А… — разглядев пустую койку, мажордом не растерялся и прошествовал в указанном направлении, — вместе с ковром забирать, госпожа Валерия?
— Конечно, иначе тут вонять будет, как в отхожем месте, — приняв полбокала, я стала более благодушной к окружающим, тем более, что они ни в чём не виноваты. — Назад можете не приносить, обойдусь. — Речь вообще-то шла о ковре, но на всякий случай уточнять не стала и ограничилась неопределенной отмашкой. — Только помойте как следует, чтобы не пахло.
Вынесено было все содержимое без лишних разговоров, после чего я облегченно вздохнула и позволила себе выпить еще один бокал вина. Посидела, бесцельно глядя в стену, подумала и…снова стала заводиться от злости. Смотреть на пьяного и блюющего мужчину всегда неприятно, но в данном случае получается, что для меня это лучше, чем если бы Бейрис вдруг оставался трезв, как стекло. Его идиотское поведение оказалось единственно правильным вариантом и от осознания этого стало еще хуже. Уже который раз он поступает так, что для меня это только во благо, но видеть в этом руку судьбы и благодарить? Нет уж, дудки, скорее всего, это случайности, очень хорошо иллюстрирующие пословицу «нет худа без добра». Сполоснувшись в тазике, я уютно устроилась на постели и провалилась в сон.
На стук в дверь я отреагировала, как и положено спросонья, пробурчав из теплого кокона, чтобы входили.
— Заносите, да поосторожней, — непонятные команды с топотом ног явили возвращение кошмара — та же самая троица мужиков внесла уже отмытого Бейриса и аккуратно положила его на другом конце кровати, — просим прощения, но госпожа Летиция приказала… — не уточняя суть, троица сочувствующе вздохнула и растворилась в предрассветных сумерках.
Иметь Райшера под боком да еще с таким ядерным выхлопом — удовольствие ниже среднего, а одеялом я и вовсе не пожелала делиться. От одного только взгляда на него начинало мутить…дверь-то закрыли, помощнички? Не иначе, служанки внизу спешно застирывают обгаженный мундир, раз новоиспеченного муженька притащили в одних подштанниках! И лежит, как бревно…все ушли от двери? Вот и отлично, пара хороших пинков и пусть спит на полу, где ему самое место. А я тут досплю…до утра.
— Лизетта, платье мне принеси из моей комнаты, — высвистала я наконец пробегающую мимо служанку, — да побыстрее.
Разлеживаться было недосуг — амбре в комнате стояло такое, хоть вешайся, вдобавок страшно надоели жалобные стоны с пола и собственное плохое настроение. Впереди маячило только одно светлое пятно — отъезд из Делькора, до которого еще надо было дожить, делая вид, что ничего страшного не произошло. Подумаешь, мужик нажрался, так есть слуги на такой случай и пусть они занимаются своим хозяином, а не я! Меня другое волнует, как в дорогу собраться, чтобы потом локти не кусать и денежек лишних по пути не тратить, да еще с Бейрисом поменьше общаться до отъезда, поскольку к общему раздражительному букету добавилась какая-то брезгливость. Заглядывать за кровать было неинтересно да и не нужно, никогда не понимала женщин, которые с истинно христианским милосердием обихаживали пьяных в хлам мужиков, как своих, так и чужих. Они-то нажирались, не спрашивая ничьего мнения, а своих жён во время этого увлекательного процесса посылали во все стороны одновременно почём зря, присовокупляя ко всем направлениям поразительной силы эпитеты. Помнится, ехала я как-то к маме в плацкарте, на верхней полке, а напротив лежал парень, достаточно молодой и симпатичный, чтобы я стала потихоньку посматривать в его сторону. Он это заметил и жутко застеснялся, потом и вовсе пропал на весь вечер…я повздыхала расстроенно, походила по вагону, повалялась с книжкой и незаметно заснула. Проснулась же от странных звуков и характерной вони, сопровождаемых причитаниями и оханьями двух женщин лет пятидесяти, ехавших на нижних полках. Ввязываться в чужие проблемы не хотелось и, отвернувшись к стенке, я натянула одеяло на голову и стоически приказала себе спать. Утром же соседки огорошили меня рассказом о ночном происшествии, после которого весь интерес к парню сдуло напрочь. Оказывается, он где-то напился, пришел уже поздно и, пошебуршившись по полкам в поисках своего места наконец завалился спать, но от жары в вагоне ему стало плохо и он начал блевать прямо с верхней полки на голову одной из женщин. На её месте я, если бы не убила незадачливого попутчика, то с полки наверняка бы скинула, отправив его по месту назначения головой в унитаз, а эта святая душа не только пожалела «бедного мальчика», а еще и беспокоилась, как бы он не захлебнулся собственным дерьмом!
— Неприятно, конечно, но мне проводница водички теплой налила в ведро, а я уж голову помыла сама, — как будто даже оправдывалась перед нами миловидная попутчица, теребя расческой спутанные после ночного мытья волосы, — и салфеток дала целый рулон, чтобы я все вытерла. Ну не ехать же нам всю ночь в этом?
— А он хоть извинился перед вами? — даже вспоминать, что вчера я засматривалась на этого парня, было противно.
— Да что вы, — удивилась тетечка, — он же спит еще, нешто я его ради извинений будить буду? Может, проснётся и вообще ничего не вспомнит?
Вспомнил парень или нет, осталось тайной, поскольку исчез он так тихо, что никто ничего и не понял, вроде недавно лежал наверху, а уже осталась одна смятая постель и пустое место на второй полке. Хоть бы спасибо сказал, гаденыш такой…
Умывшись-расчесавшись, я поспешила в кухню, где наверняка можно кинуть что-либо на зуб.
— Госпожа Валерия, — подскочила на скамейке дородная женщина, — а мы уж думали, что вам прямо в спальню завтрак принести, как позовете! И вам и господину Бейрису тоже!
— Мне можно прямо здесь подать, — пристроилась я за небольшой стол у стены, — а господину Бейрису еще долго никакие завтраки в рот не полезут. До обеда он точно не встанет, а как дальше будет, не скажу.
— Чего это с ним приключилось? — Жером пристроился на соседней лавке, — раньше он с утра так долго никогда не лежал, может, заболел? Люсьена позвать надо бы, пусть посмотрит.
— Зови-зови, — позлорадствовала я, — пить надо меньше, тогда и голова болеть не будет! Мне-то дадите что-нибудь, или отваром обойтись? Мясо вот вчера было вкусное, которое в спальне на подносике лежало, почти все прикончила, — упоминать о том, что часть была завернута в салфетку и припрятана в дорогу, я не посчитала нужным, пусть лучше думают, что съедено.
Побросав в рот, что было предложено, я послушала обязательные сетования о погоде, сплетни и пожелания счастливой жизни, после чего откланялась и пошла в свою комнату заниматься просмотром атласа Лионии и пересмотром вещей, могущих пригодиться в дороге. Этих самых вещей у меня было до обидного мало, но я перебирала их, представляя, как все будет происходить. От блаженного ничегонеделанья отвлекла Летиция, которая с удвоенной энергией принялась командовать сборами, гоняя прислугу по всему дому. Свертки, сундуки и узлы росли прямо на глазах и я с ужасом пыталась представить себе то средство передвижения, которое должно было вместить весь этот груз. Отговорить даму урезать кучу хотя бы наполовину, вызвали бурю протестов, обвинений в наплевательском отношении к себе и окружающим, а также нежелании постараться устроить более-менее привычный быт на новом месте. Махнув на все рукой, я поддакивала, осматривала предложенное, подсчитывала количество ложек и простыней и со вздохом соглашалась, что за мужчиной надо следить лучше, чем за самой собой. Кстати сказать, здоровенный сундук был забит именно мужскими вещами, поскольку со мной ехал по-прежнему скромный узел, в который добавились лишь выдранные страницы из атласа. За ужином маменька фыркала, крутилась на месте, то и дело спрашивая окружающих, положила ли она шляпы, подушки, носовые платки и прочую лабуду.
