Центр по-прежнему бился на пять, левый нижний не давался, как и правый верхний, зато правый нижний вошел, как по заказу. Перед глазами встала картина, как мы со стены бьем по «гусенице», стремясь зацепить ноги, торчащие из-под щитов. Времени на прицел тогда было гораздо меньше, чем тут, а высота стен — больше.
Не обращая внимания на окружающих, я опять взвела тетиву, а по знаку Юнга щит отнесли подальше. Теперь я начала с центра, чтобы набить руку, но ветра во дворе не было и болт лег точно рядом с первым. Угловые сдвинулись к центру и опять промазала в правый верхний… это урок для отработки. Щит отнесли еще дальше, я погладила вложенный болт и тщательно прицелилась. «Девочка моя, целься тщательней, отпускай рычаг мягко, не дергая,» — последний совет Фрица, когда он давал его еще на стене, гордясь тем, что я разбила «гусеницу» первая. Болт низко загудел и пропал впереди, с глухим цмыканьем воткнувшись в щит. Остался один…как там мишень поживает? В угол не попаду, далеко, попробуем в центр уложить…
Ремень на арбалете никуда не делся и я автоматически вскинула его на спину, не заметив подбежавшего Тромса. Теперь можно и посмотреть, куда там болты ушли и на какую глубину. Наверняка последние плохо легли, стальной доспех не пробьют, а ранить могут все равно.
У щита уже сгрудились стражники, обсуждая между собой результаты. Подошел Юнг, рассматривая расположение болтов, подергал один из них и выдернул почти без всякого труда. Покрутил в руках и протянул мне.
— Неплохо, фрау Марта. Из десяти всего три промаха, но могло быть и лучше, если бы вы тщательнее целились. Правый верхний в пролете, отрабатывайте его.
До середины дня я упорно отстреливала мишень, пока не заболела с непривычки рука. В центре щит разбился болтами и вытаскивать их было легко, а по краям кучность попадания была невелика, болты входили глубоко и я долго раскачивала каждый, чтобы вытащить его.
— Марта, давай помогу, — широкая ладонь Гунтера почти без усилия выдернула болт и протянула его мне. — Бери, сейчас остальные выну!
— Спасибо, а то я до ужина ковырялась бы с ними, — поблагодарила я парня и он просто расцвел на глазах. — Давно не стреляла, но это дело наживное, наверстаю. Правый верхний хромает, надо туда больше бить.
— Как ты жила эти два месяца? — Гунтер встал напротив и даже не думал уходить. — Я и не думал, что увижу тебя еще раз, а тут весь Штальзее только о тебе и говорил последние дни. Говорили, что ты в вольные города ушла?
— Да, я ушла в Гедерсберг и жила там все это время. Пристроилась служанкой в трактир, не очень богатый и не очень хороший, но хозяину я пришлась очень кстати. Там был свой особый контингент, но меня они не трогали и даже уважали, как свою. Гедерсберг оказался неплохим городом, если бы Ульф и Хоган не увезли меня оттуда, сама бы ни за что не уехала.
— А теперь ты будешь здесь жить?
— Пока еще не знаю, это не зависит от меня.
— Марта, — Гунтер понизил голос и оглянулся с таким видом, что сразу было понятно — он что-то задумал, — Марта, ты хочешь уйти из Штальзее? — он сделал ударение на слове «уйти».
— Пока что нет. Я поняла, что мне нет смысла отсюда бежать куда бы то ни было. Во всяком случае, сейчас.
— Это из-за него? — парень показал глазами в сторону, имея в виду Рихтера. — Ты действительно… с ним?
— Да, с ним. — Мне было безумно жаль Гунтера, но надо было рвать, пока это не переросло во что-то более серьезное, пусть это будет сейчас и сразу, чем потом и с кровью. — Ты же понимаешь, что я не давала тебе никаких обещаний и я намного старше тебя. Просто наши пути временно пересеклись и шли рядом. Я благодарна тебе за то, что вы с Лукасом поддерживали меня, но не больше. Ты еще найдешь хорошую девушку, а у меня другая судьба и я до сих пор не могу понять, какая она.
— Наша судьба в наших собственных руках и в руках Господа нашего, — серьезно заявил он. — Если все время ждать направляющих указаний, можно умереть от старости или с ножом в горле. Много мы ждали указаний в Варбурге, когда узнали, что нас могут убить только за то, что мы дружили вот с этими игрушками? — парень мотнул головой в сторону арбалета, который стоял у моей ноги. — Мы ушли и все, а если бы…
— Нам было указание, — мягко возразила я. — Помнишь, тот солдат, что сказал мне о соединении епископств? Без него мы никогда бы не решились уйти.
— И то, что Рихтер приказал вернуть тебя в Штальзее, а потом уложил с собой в постель, тоже имело указание, которому ты подчинилась?
— Да, Гунтер. Теперь я не могу отсюда уйти. Лучше, если ты вообще перестанешь думать обо мне. Прости, но так будет лучше для тебя и для меня.
— Я обещал вернуть тебе деньги, которые ты потратила на меня в Бернштайне, — он зло смотрел исподлобья, упрямо выпятив челюсть. — Сейчас еще я не имею такой суммы…
— Перестань, — я положила ему руку на плечо и сжала его. — Это я перед вами в долгу и долг этот измеряется не деньгами и не подарками. Вы сделали для меня гораздо больше, чем думаете, хотя и не понимаете этого. Вы шли со мной рядом, подставляли плечо в трудную минуту, делились одеялом и ничего не требовали взамен, поэтому я и говорю, что должна вам гораздо больше. Из вас получатся настоящие мужчины и я завидую тем девушкам, которые будут с вами рядом. Им повезет больше, чем другим в этой жизни.
— Марта, но может быть…
— Нет! — я оборвала Гунтера и отвернулась, укладывая болты в мешок. — Нет, это невозможно и нам надо перестать даже думать об этом.
Он яростно выругался, развернулся и ушел широкими шагами, а я подумала и стала снова крутить ручку воротка, натягивая тетиву.
— Герр Зайдель, — поймала я управляющего, когда он с глубокомысленным видом пялился на оттопыренный зад Клотильды, — у меня в комнате совершенно темно. Могу я получить в свое распоряжение подсвечник со свечами?
— Фрау Марта, — задумчивый вид Зайделя говорил об огромной умственной работе серого вещества, — вы хотите освещать свою комнату всю ночь или у вас есть другие причины? Шить вы могли бы внизу, где собираются все женщины по вечерам…
— Я не собираюсь шить, герр Зайдель. Во всяком случае — пока не собираюсь, но и сидеть в темноте тоже не хочу.
— Хорошо, — с кротким вздохом мученика, закатывая глаза к потолку, согласился Зайдель. — Кто-нибудь из служанок принесет вам подсвечник со свечами.
— Когда? — продолжала настаивать я, вспоминая, как тут становится темно вечерами. — После ужина уже полная темнота и я не хочу блуждать в потемках по коридорам и лестницам, а тем более стукаться головой в собственной комнате. Извольте распорядиться об этом сейчас.
Зайдель еще раз оглянулся на Клотильду, то та делала вид, что ей совершенно до лампочки наш разговор и даже повернулась к нему боком, чтобы уйти.
— Сейчас распоряжусь, фрау Марта, кто-нибудь из служанок наверняка бегает внизу.
Управляющий надеялся, что уж теперь-то я точно уйду, но одно воспоминание о мраке кромешном заставляло настаивать на своем.
— Пойдемте, герр Зайдель. Ну что вы так уставились на меня? Пойдемте со мной, вы дадите мне подсвечник, свечи и я оставлю вас в покое, а потом можете гонять ваших служанок за нерасторопность или за что хотите.
Я ухватила его за рукав и потянула за собой, Зайдель вздохнул еще раз и не стал отбиваться, раз уж я оказалась такой настырной.
За ужином девицы на другом конце стола перешептывались и хихикали в кулачок, тряся воланчиками чепчиков. Я выложила перед собой запас свечей, подсвечник и лениво ковырялась ложкой в миске, соображая, надо ли мне есть вообще. Процесс вживания и адаптации на новом месте всегда сложен, нужно лишь время, чтобы пережить неприятные моменты и привыкнуть к новым декорациям, потом дело пойдет легче. На моем конце стола сидели мужчины, которым или не хотелось идти далеко вдоль столов, или их просто не интересовали служанки. На том конце девицы уже начали стрелять глазами по сторонам и к ним подсел какой-то парень, обнимая за плечи сразу двоих. Сейчас их веселый смех разносился по всей трапезной, заставляя улыбаться людей, сидящих за столами. Вышла Клотильда, посмотрела на развеселую компанию, широко улыбнулась сидящим стражникам и вернулась в кухню, виляя задом. Подол юбки при этом шуршал и колыхался, как будто ей сбоку задувал ветер. Это еще уметь надо вот так проитись, чтобы все взгляды были прикованы только к тебе!
