Литмир - Электронная Библиотека

– С тобой все в порядке? – спросила вдруг Алиса, дернув меня за рубашку и выбив из замкнутого пространства моих мыслей. – Тебе так скучно?

– Нет, вовсе нет, – соврал я.

– Но ты же все пропустишь, а ведь сейчас будет самое красивое!

– Дай мне минуту.

– Окий, – сказала Алиса и нахмурилась. Она так иногда говорила, когда злилась – заменяла буквы в словах. «Окий» вместо «Окей». Полнейшая чепуха, но я быстро привык, и вскоре эта Алисина черта стала казаться мне даже милой.

В общем, она нахмурилась, а мне не хотелось выяснять, что я испортил на этот раз. Я просто закрыл глаза и снова тут же сорвался внутрь себя, потому что мне нужна была подзарядка. Я не спал уже больше суток, и за это время произошло столько странного, что хватило бы на год моей привычной жизни. Наверно, мне стоило бы радоваться, что стою сейчас рядом с Алисой, но я уже так успел привыкнуть к одиночеству, что испытывал в нем какую-то наркотическую потребность. В тишине и пустоте с закрытыми глазами я пытался скрыться от реальности хотя бы на мгновение. Мне хотелось уйти от холодного осеннего ветра, от грязи, от этой давящей со всех сторон печали и даже от прекрасной Алисы со всеми ее странностями…

– Ну, посмотри же! – Алиса снова дернула меня за руку и вернула к жизни. Я открыл глаза и взглянул на нее, и мне показалось, что в ее глазах были слезы. Каждый раз, когда я открывал глаза, Алиса менялась, и мне никак не удавалось ее понять. Все приходилось начинать с самого начала.

Снова заиграла траурная мелодия. Лицо покойного закрыли покрывалом и достали цветы из гроба. Организатор похорон – я угадал его по тому, как он держался – сказал сухим формальным голосом: «Гражданин такой-то-такой-то закончил жизненный путь. Пусть добрая светлая память сохранится в наших сердцах на долгие годы» или как-то так. И это все. Это был конец для того незнакомого старичка, который, возможно, в семнадцать лет был самым сумасшедшим мечтателем из всех. А теперь он, мертвый, одинокий и никому неизвестный, лежит тут рядом с миллионом других бывших семнадцатилетних мечтателей, пока рабочие закупоривают его лакированной крышкой.

Родственники бросили горсть земли, Алиса тоже это сделала, хотя я и попытался ее остановить – все было без толку. А потом рабочие начали закапывать могилу.

– Я бы хотела посмотреть на свои похороны со стороны, – прошептала мне Алиса, – Я бы лежала в красивом платье в гробу с белой обивкой и черной каймой, бледная, молчаливая… идеальная. Как думаешь, как бы я выглядела, м?

– Думаю, ты бы выглядела мертвой, – сказал я. – Пошли уже.

Было уже что-то около часа дня, когда все закончилось. Мы зашагали сначала по хрипящей гальке, а потом, пройдя под аркой при выходе с кладбища, свернули на неровный асфальт.

– Спасибо, – тихо сказала Алиса, когда мы направились к дальним новостройкам. Она спрятала руки в карманах моей куртки, которая была ей велика, и уставилась вниз.

– За что? – удивился я.

– Не знаю, за это, за все. – Она запнулась. – Я даже как будто почувствовала себя… живой.

– А у тебя так всегда, когда погуляешь по кладбищу?

– Я серьезно. Я ведь так давно ни с кем вот так глупо не общалась, не ходила туда-сюда без дела… не была с кем-то рядом, понимаешь?

– Понимаю, и тебе спасибо. За то же самое, – кивнул я, а потом добавил: – И за лекарства ты меня прости, я не знаю, что на меня нашло. Сам не пойму, зачем их от тебя спрятал.

– Ничего. – Алиса подняла глаза и посмотрела на меня, кажется, впервые так открыто. – Я что-нибудь придумаю, как обойтись без них. Раньше же люди как-то отдавали концы без «special k»?

Это была такая Алисина шутка, но мне не хотелось улыбаться. Какое-то время мы шли молча. Вскоре кладбищенский забор остался позади, и вместо него по краям дороги появился новый, бетонный. Всегда так: всюду эти бесконечные московские пустыри, бетонные заборы. Куда бы я ни шел, непременно оказываюсь на грязном пустыре, как будто кто-то постоянно меняет местами бетонные блоки, ржавые трубы и голые деревья, а место остается одним и тем же.

Алиса села передохнуть на очередную придорожную оградку и спросила, куда мы теперь идем. Я и сам не знал, поэтому пожал плечами. Я тоже чертовски устал шататься, и настроение от недосыпа было хреновое, но все же был рад, что Алиса сказала «мы». Это ведь означало, что я ей до сих пор не наскучил! Мне захотелось ее успокоить, и я сказал, что обязательно придумаю, как нам выбраться отсюда. Она встала с оградки, и мы пошли дальше – никуда конкретно, но идти нам в любом случае было далеко, потому что вокруг на километр ничего не было, даже тротуар под ногами внезапно кончился. Мы волочились по обочине, когда какой-то упырь, который гнал не меньше восьмидесяти по полупроселочной дороге, облил нас с ног до головы. Тогда Алиса показала ему вдогонку средний палец и выругалась так, что я окончательно в нее влюбился.

– Это было прекрасно, – честно признался я.

– Правда? – Алиса улыбнулась. – Я еще и не так могу!

– Ну-ка, валяй.

Мы пошли дальше, и Алиса начала перечислять разные грязные слова. Запас у нее оказался неплохой. Если слово или выражение мне особенно нравилось, я просил, чтобы Алиса сказала его по буквам или употребила в контексте – тогда она разыгрывала для меня какую-нибудь пошлую сценку, чтобы донести весь отвратительный смысл. Идти стало намного интересней. А потом, когда матерные слова и выражения кончились – хотя Алиса обещала обязательно вспомнить еще – я предложил поиграть в игру: мы должны были по очереди вспоминать и называть имена знаменитых самоубийц.

– Кобейн, – начал я, улыбнулся и кивнул на принт на Алисиной майке.

– Эй, так не честно! – Она притворилась, что обиделась и застегнула куртку.

– Тебе на «н».

– Ладно, дай подумать… Сейчас… Как звали того актера, который играл в «Убить Билла»? Он еще удавился, пока пытался кончить, м?

– Дэвид Кэррадайн?

– Черт, не подходит! – Алиса поджала губы.

– Да и, по-моему, никакой он не самоубийца, – сказал я. – Думаю, он просто хотел как следует оттянуться.

– Не будь таким занудой, может он убивал двух зайцев сразу? – сказала Алиса, а потом задумалась и почти сразу же воскликнула: – О, Николай Первый, который император! Он же, вроде, отравился?

– Вообще-то это имя, а не фамилия. – Я специально сказал это отвратительно занудным голосом.

– Ну уж нет, не отвертишься, тебе на «й»! – Она ударила меня по плечу и засмеялась.

Ее улыбка, короткие смешные волосы и сверкающие глаза. В такие моменты я отказывался верить, что Алиса твердо решила умереть. Такой живой она казалась, когда смеялась.

Мы шли, говорили, несли подобную чушь, пока не добрались до высоток. И вдруг я узнал это место: мы были на юго-западе Москвы, в районе, с которым у меня было связано много неприятных воспоминаний, относящихся к тем временам, когда я играл в группе, и часто околачивался неподалеку, потому что здесь был репетиционный подвал. Не стану рассказывать о том, что случилось, но, в общем, после всего я оставил гитару пылиться в углу, поступил в универ, и больше сюда не приезжал. Думаю, у каждого есть внутри такие вот истории, связанные с каким-нибудь городским районом. Идешь по улице – и вдруг наваливаются воспоминания и начинают душить. Никуда от них уже не сбежишь.

Короче говоря, меньше всего мне хотелось оставаться в этом районе одному, а Алиса как назло вдруг начала открыто сливаться. Она снова сказала, что благодарна, что рада, что провела день с кем-то, пожелала мне, чтобы я собрался с духом и тоже исповедался в клубе самоубийц, что отсюда до метро ходят автобусы, и что она, наверно, уже поедет. Она начала, как это обычно бывает, когда прощаются навсегда, вываливать все в кучу, а я думал только о том, как бы заставить ее остаться. Мне уже дико хотелось спать, но я вдруг всерьез подумал, что ради Алисы могу согласиться на то, чтобы никогда больше не закрывать глаза. «Но ведь день еще закончен, сейчас всего два часа дня!» – сказал я. «И что же ты предлагаешь?» – устало спросила Алиса. Я предложил ей пойти в бар, вернее, затащил ее в первый попавшийся по дороге. Просто это было первое, что пришло мне тогда в голову.

9
{"b":"247314","o":1}