Например, в основном движении вроде захвата руки моя подготовка заключалась в том, чтобы дать противнику возможность захватить мое правое запястье левой кистью. После чего я опускал запястье для того, чтобы рука противника оказалась в нужном мне положении. Затем я левой рукой сзади захватывал его трехглавую мышцу и отбрасывал его руку прямо в сторону, что срывало его захват. Я отбрасывал руку соперника так сильно, что она оказывалась в положении, почти горизонтальном по отношению к ковру, в результате чего верхнюю часть корпуса противника просто отбрасывало от меня.

Дело тут было не столько в проникновении. После того как я приводил руку противника в горизонтальное положение, я должен был включить бедра и сделать бросок, который и был моим проходом. А в завершение, после того как рука противника приведена в горизонтальное положение, я широко, как сеть, разводил руки, чтобы поймать все, что удастся поймать (обычно удавалось захватить обе ноги, но иногда в захват попадала одна нога противника). Делая проникающий шаг, я ставил ногу за левой ногой противника, ловил ее и делал подножку, одновременно нажимая левым плечом на его живот или пах. Подножка приводила к тому, что я или валил противника с ног, или вынуждал его падать навзничь на ковер.

В своей записной книжке я убрал стадию проникновения, поскольку проникновение было само собой разумеющимся, и превратил трехзвенный процесс в двухзвенный.

Если у какого-то приема не было названия, я придумывал ему.

Каждая страница моей записной книжки была посвящена одной связке движений. Примерами таких связок были захват одной ноги, захват двух ног, захват верхней части бедра, захват тела противника одной рукой сверху, а другой снизу, захват обеих рук противника сверху, бросок с захватом руки и шеи вперед и связка с забавным названием «вертушка». В начале страницы я писал название связки, а ниже перечислял все способы ее завершения. Они включали броски, опрокидывания и проходы. Я обнаружил семь базисных категорий завершения всех атак в ноги: отрыв от ковра, захват, выход в захват сзади, переход к другой связке, сваливание противника на бедро, удержание одной ноги противника и его сваливание на ковер и уклонение от такого же приема, проводимого противником. На обороте страницы я указывал контрприемы на каждую связку движений. Отдельные страницы были отведены разворотам, комбинациям укладывания противника на лопатки и выскальзываниям. На обороте обложки я перечислял приемы, позволявшие уменьшить психологическое давление, сохранять сосредоточенность и воспринимать реальность. Мой ум шестнадцатилетнего юнца изобрел все это ради того, чтобы как можно быстрее прогрессировать в борьбе.

Я изучал свою борцовскую записную книжку интенсивнее, чем большинство из моих школьных учебников, изучал до тех пор, пока не запомнил каждую из сделанных мною записей. В зрительной памяти у меня отпечатались моментальные снимки страниц, и когда в схватке я начинал какую-нибудь связку, у меня в уме высвечивалась соответствующая страница: я мог «видеть» набор возможных вариантов действий и делать выбор из этого набора. Прежде чем выполнять прием, я принимал решение, как и чем его завершу, так что на ковре не испытывал колебаний.

К моменту, когда я перед выпускным классом летом уехал в лагерь Джо Сиэя Байкерсфилд-Экспресс, в моей записной книжке было уже много записей. В лагере я жил в одной комнате с Джеффом Ньюменом, который тоже должен был закончить среднюю школу Пейли, как часто называли нашу школу. Когда Джефф увидел, что я делаю записи, а я объяснил, что делаю, у нас состоялась забавная дискуссия о пользе ведения таких записей. Джефф был хорошим борцом. Мы стали спарринг-партнерами и добрыми друзьями, но я был уверен, что ведение записей принесло пользу моему старшему брату, а успех был единственным, о чем я думал.

В лагере я изобрел один из самых строго охраняемых секретов – концепцию «цепной борьбы», то есть перехода от одного движения к другому, потом – к следующему, затем – еще к одному и так далее по бесконечной цепи движений. Я вкратце записал много таких цепочек в записной книжке, а потом до меня дошло, что у этих цепочек нет предела, и тогда я перестал их записывать. С того момента я сосредоточился на наиболее эффективных связках, и в конечном счете мои самые лучшие атаки стали моими самыми главными секретами. Моя самая эффективная атака была настолько засекреченной, что я даже не представлял, насколько часто применяю ее, до тех пор, пока не увидел себя на видео.

Большое влияние на меня оказала пар книг более традиционного содержания. Одна из этих книг была написана Бобби Дугласом, афроамериканцем, преодолевшим расовые барьеры в борьбе и закончившим карьеру борца с рекордным показателем (303 победы и 17 поражений). Он стал членом Национального Зала славы борцов.

Второй из оказавших на меня влияние книг была книга индийского наставника Дж. Кришнамурти You are the World («Ты – целый мир»). Я читал вдохновляющие истории о мастерах дзен, совершавших невероятные подвиги физической и нравственной силы, в том числе историю монаха, который проводил дни в медитации, похлебывая чай и расслабляясь, а потом вставал, выходил в темный коридор, стрелял из лука в кромешной темноте и попадал в центр мишени. Как я выяснил, эта книга была, по-видимому, изложением философии дзен. При просмотре книги особый интерес у меня вызвала глава о преодолении страха, и я начал читать эту главу, которая настолько меня заинтриговала, что я прочитал всю книгу, а потом и другие книги Кришнамурти.

Поначалу мне было трудно понимать этого автора. Его книги не предлагали, например, шесть простых и легких шагов к преодолению страха. Он ставил вопросы, но не давал ответов. Его книги не рассказывали мне, что мне следует думать и о чем думать не следует. Вместо таких советов он писал так, словно он шел рядом со мной и учил, как жить без него и не зависеть от него.

До того как я прочитал Кришнамурти, я ни разу не слышал выражений вроде «каждый миг становится прошлым», «наблюдай то, что есть, а не то, что должно быть, в том числе и мои мысли, без суждений и смотри, что происходит» или «живи только настоящим».

Книги Кришнамурти научили меня следить за собственными мыслями и за миром, не делая оценок. Я научился понимать себя с полным вниманием и смотреть на то, что происходит. Я понял, что мои внутренние разногласия и конфликты, существовавшие в моей душе между фактически существующим и тем, что должно существовать, порождены теми же источниками, что порождают разногласия и конфликты в мире. И я узнал, что единственно важным для меня было то, что происходит в данный, текущий момент. Я научился жить настоящим и забывать о прошлом.

Осознав, что в любви нет разделения между наблюдающим и наблюдаемым, я начал любить все и всех, в том числе моих противников. У меня больше не было причин для недовольства. Это избавило меня от препятствий, прежде мешавших моему успеху. Поскольку горести прошлого в моем настоящем отсутствовали, у меня появилась энергия, необходимая для движения вперед и совершенствования во всем, в чем я мог совершенствоваться.

Научившись жить всецело настоящим и предавать прошлое забвению, я смог лучше тренироваться, поскольку всякий раз, когда я ловил себя на мысли о том, что мое тело больше не выдержит боли, которую испытывает, я говорил себе, что вся боль, которую я испытал до сих пор, осталась в прошлом. А мое прошлое умерло, оно ушло.

Жизнь ежесекундно начинается заново, и эта философия в сочетании с борьбой вывела меня из мрака и сделала меня снова счастливым.

Перед тем как я пошел в последний класс школы, мне понадобилась спортивная форма для тренировок, и я попросил отца купить мне спортивную тренировочную фуфайку. Он купил первую попавшуюся, насколько я знаю, и она оказалась зеленой. Зеленый и белый были цветами нашей школы. Я носил эту фуфайку каждый день. Натягивая ее, я ощущал что-то вроде щелчка переключателя, превращавшего меня в человека, которым я хотел стать: уверенным и пребывающим в ладу с самим собой.