— Да, я горд тобой, поверь мне. Ты самая лучшая женщина из всех, кого я когда-либо встречал. И ты всегда была такой, Слоун. Просто так уж получилось, что тебя окружали люди, не сумевшие по достоинству оценить тебя.

— Я верю тебе, — сказала девушка, слегка дотрагиваясь до его губ. — Верю, потому что ты помог мне. Я любима.

Прижав ее ладонь к своему рту, Картер прошептал вслед за ней:

— Да, дорогая. Да. Ты любима.

Это мгновение было таким волнующим, что они оба замолчали. Наконец он спросил:

— А что ты скажешь о моем домике на побережье?

— Он мне очень понравился, — ответила Слоун. — Это чудесный дом.

— Стало быть, он тебе подойдет, когда нам надоест жить здесь и мы решим пожить там. А если захотим, то наймем семейную пару, чтобы она следила за «Фэйрчайлд-Хаусом» во время наших отъездов.

Девушка задумалась:

— Пожалуй, нелегко найти людей, которым я смогла бы доверить мой пансионат. Видишь ли, популярность «Фэйрчайлд-Хауса» — дело только моих рук.

— Конечно, — согласился Мэдисон. — Но, думаю, его репутация не пострадает, если в нем поселится знаменитый писатель.

— И притом скромный знаменитый писатель.

— Само собой разумеется, — серьезно промолвил он. Затем его лицо вновь озарила широкая улыбка, и Картер спросил: — Ты родишь мне ребенка?

— Не тебе, а нам, — поправила его Слоун.

Он прошептал ей в волосы что-то ласковое, а затем спросил:

— А где шкатулка?

— Какая еще шкатулка?

— Ну да, шкатулка с твоего туалетного столика. Та самая, до которой ты дотрагивалась с таким благоговением?

Слоун медленно высвободилась из его объятий и, обнаженная, направилась в другой конец комнаты. Взяв шкатулку, она поставила ее перед ним. Не сводя с нее глаз, Картер спустил ноги с кровати и сел. Отперев крошечным ключиком замок, он поднял крышку. Даже не прочитав ни одной строки, он понял, что́ перед ним.

— Но зачем? — недоуменно спросил он. — Ты же могла купить все мои книги, если еще не сделала этого раньше.

Девушка убрала с его лица прядь упавших на глаза волос:

— Все могут покупать твои книги. А эти страницы — все, что у меня оставалось. Никто не читал их и никогда не прочтет. Они принадлежат только мне.

— Но, Слоун… Это же черновики… там все перечеркнуто…

Она покачала головой:

— Не важно, что там написано. Для меня это самая прекрасная история любви. Настоящая поэзия.

И тут Мэдисон пробормотал нечто среднее между злобным ругательством и молитвой. Прежде такое приводило ее в ужас, а теперь она стала относиться к этому совершенно спокойно. А смысл? Впрочем, каждый мог услышать в его словах то, что хотел. Во всяком случае, Слоун услыхала второе.

Отложив в сторону странички, Картер привлек ее к себе.

— Это ты — поэт. И поэзия заодно, — прошептал он.

Его руки ласкали ее нежное тело, изучая каждую клеточку, каждый изгиб плавных линий.

— Ты нужна мне, Слоун, — сказал он, погладив губами ее грудь. — Мне нужны твои похвалы, твои умные рассуждения о моих книгах. Нужно твое понимание, когда все пойдет не совсем хорошо, и твоя поддержка, когда что-то не будет клеиться. И мне нужна вся ты…

Слоун улыбнулась и приникла к Картеру всем телом, мелко вздрагивая. Его кровь закипела. Мэдисон принялся ласкать губами ее грудь, и волна возбуждения вновь унесла их в бурный океан страсти…

Позднее, когда их сердца стали понемногу успокаиваться, Картер прижал Слоун к себе:

— Ты ведь сумеешь вдохновить меня на написание Великого Американского Романа, не так ли?

— Почту это за честь!

— И ты сумеешь совладать со мной в то время, когда у меня будет дурное настроение?

— Я постараюсь исправить твое настроение. — Картер с благодарностью погладил ее плечо. — Ты прямо сейчас возьмешься за работу?

— Нет, мне еще надо сделать две вещи.

— Какие же? — поинтересовалась Слоун.

— Для начала — провести медовый месяц в «Фэйрчайлд-Хаусе».

Она приложила к своей щеке его ладонь:

— Что за вторая вещь?

— Изменить последние страницы «Спящей возлюбленной». У романа будет счастливый конец.