– Они здесь? – Сарин осмотрела толпу.

– Ройэла нет, но вон там герцог Телри.

Люкел кивком указал на напыщенного мужчину у дальней стены. Стройный и надменный, с величественной осанкой, он мог бы выглядеть привлекательным, если бы так не кичился своим положением. Одежда на нем сверкала драгоценными камнями, а пальцы унизывали золотые и серебряные кольца. Герцог повернулся, и Сарин увидела, что левую сторону лица почти целиком закрывает фиолетовое родимое пятно.

– Будем надеяться, что трон не перейдет к нему, – произнес Люкел. – С Йадоном трудно договориться, но он хотя бы ответственно подходит к финансам. Вернее сказать, он отъявленный жмот. А вот Телри обожает тратить деньги. Он мог бы стать самым богатым человеком Арелона, но поскольку беспечно относится к средствам, то является третьим – после короля и герцога Ройэла.

Принцесса нахмурилась:

– Король собирался отречься от Раодена, оставив страну без законного наследника? Неужели он ничего не слышал о междоусобных войнах?

Кузен пожал плечами:

– Видимо, он бы предпочел потерять наследника, чем передать государство Раодену.

– Чтобы такие глупые понятия, как свобода и сострадание, не испортили построенную им монархию, – сухо произнесла принцесса.

– Именно так.

– А эти дворяне, которые прислушивались к Раодену? Они проводят встречи?

– Нет. – Люкел нахмурился. – Они боятся поддерживать свое политическое движение без покровительства принца. Мы убедили наиболее преданных делу встретиться послезавтра в последний раз, но я сомневаюсь, что из собрания выйдет толк.

– Я хочу на него попасть, – заявила Сарин.

– Они не слишком расположены к новичкам, кузина. Они привыкли быть подозрительными, ведь их встречи могут расценить как измену короне.

– Они все равно собираются прекратить встречи. Что они могут сделать при виде меня – отказаться присутствовать в следующий раз?

Люкел подумал над ее словами и улыбнулся:

– Хорошо, я предупрежу отца, и он найдет способ провести тебя.

– Мы можем поговорить с ним за обедом.

Сарин бросила последний расстроенный взгляд на холст и начала убирать краски.

– Так ты пообедаешь с нами?

– Дядя Киин обещал познакомить меня со старинной фьерденской кухней. Кроме того, после сегодняшних откровений я не думаю, что смогу вынести общество Йадона. Я так зла на него, что вот-вот начну кидаться кистями.

Люкел рассмеялся:

– Это добром не кончится, даже для принцессы. Пошли, Кэйс будет прыгать от восторга. Отец всегда готовит для гостей парадные блюда.

Люкел оказался прав.

– Она здесь! – запищала Кэйс, увидев принцессу. – Папа, готовь обед!

Джалла встретила супруга объятием и быстрым поцелуем. Она прошептала что-то на фьерделле, Люкел заулыбался и любовно погладил ее по плечу. Сарин с завистью наблюдала за ними, но постаралась взять себя в руки. Не пристало теоданской принцессе жаловаться на несправедливость королевских браков. Если Доми решил забрать ее мужа перед свадьбой, значит он хотел направить ее мысли на другие дела.

Дядя Киин появился в дверях кухни, засунул кулинарную книгу в карман фартука и заключил Сарин в медвежьи объятия:

– Ты не смогла устоять перед чудесной кухней Киина?

– Нет, па, она проголодалась, – заявила Кэйс.

– Неужели? Присаживайся, ваше высочество, обед будет готов через несколько минут.

Трапеза протекала в том же духе, что и вчерашний ужин. Кэйс жаловалась на медлительность, с которой отец подавал еду, Даорн старался выглядеть взрослее и серьезнее сестры, а Люкел безжалостно дразнил обоих, как и полагалось старшему брату. Адиен вышел к столу поздно, рассеянно бормоча под нос серии чисел. Киин принес несколько исходящих горячим паром блюд и извинился за отсутствие жены: у нее оказалась назначена встреча.

Все наслаждались восхитительной едой и интересной беседой, пока Люкел не решил поведать семейству о художественных талантах Сарин.

– Она открыла новый стиль абстракционизма, – серьезным тоном провозгласил любезный кузен.

– Правда? – спросил Киин.

– Правда. Хотя я не смог определить, что она пыталась заявить обществу, когда изобразила цветы в виде коричневого пятна, смутно напоминающего лошадь.

Сидящие за столом расхохотались, и Сарин покраснела. Но ей не стоило надеяться, что худшее позади: Эйш выбрал этот момент, чтобы бесповоротно предать свою хозяйку.

– Она называет это школой творческого ненаправления, – серьезно объяснил сеон глубоким, хорошо поставленным голосом. – Я думаю, что принцесса ощущает свою значимость, создавая работы, которые полностью исключают способность зрителей понять, что там нарисовано.

Киин не выдержал и согнулся в приступе смеха. Но вскоре мучениям Сарин пришел конец, и разговор перешел на другую тему, которая очень заинтересовала принцессу.

– Не бывает школы творческого ненаправления, – решительно заявила Кэйс.

– Не бывает? – поинтересовался ее отец.

– Нет. Есть школа импрессионизма, неорепрезентализма, школа абстрактного происхождения и школа ревиватионистов. И все.

– Неужели? – весело переспросил Люкел.

– Да. Было еще движение реалистов, но они ничем не отличались от неорепрезентализма. Они просто взяли другое название.

– Перестань выпендриваться перед принцессой, – пробурчал Даорн.

– Я не выпендриваюсь. Я хорошо образованна.

– Нет, выпендриваешься. К тому же реализм совсем не одно и то же, что неорепрезентализм.

– Даорн, прекрати ворчать на сестру, – приказал Киин. – Кэйс, прекрати выпендриваться.

Кэйс насупилась, обиженно отодвинулась от стола и начала нечленораздельно бормотать себе под нос.

– Что она делает? – удивленно спросила Сарин.

– Она ругается на нас по-джиндоски, – непринужденно ответил Даорн. – Она всегда так делает, если ее переспорят.

– Она считает, что если знает несколько языков, то может задирать нос, – добавил Люкел. – Как будто это означает, что она самая умная в мире.

После его слов поток фраз изо рта белокурой девочки изменился, и пораженная принцесса узнала фьерделл. Но Кэйс не остановилась – она закончила речь коротким, но ехидно звучащим выражением. Вроде бы на дюладене.

– Сколько языков она знает? – изумленно спросила Сарин.

– Четыре или пять, если только в мое отсутствие она не выучила еще один, – отозвался Люкел. – Хотя скоро ей придется остановиться. Сворданские ученые утверждают, что человеческий разум способен вместить только шесть языков; потом он начинает их путать.

– Кэйс поставила себе целью доказать их ошибку, – вставил Киин. – И еще доесть последние крохи съестных запасов Арелона.

Девочка задрала нос, фыркнула и вернулась к еде.

– Они оба такие… образованные, – заметила Сарин.

– Не обольщайся, кузина. Они недавно проходили историю искусств, и эта парочка изо всех сил старалась перещеголять друг друга.

– Все равно.

Кэйс, все еще недовольная поражением, пробурчала что-то в тарелку.

– Что? – строго переспросил Киин.

– Я сказала, что, если бы принц был здесь, он бы ко мне прислушался. Он всегда меня поддерживал.

– Он просто делал вид, – возразил Даорн. – Это называется «сарказм», Кэйс.

Девочка показала брату язык:

– Он считал, что я красавица, и я ему нравилась. Он ждал, пока я вырасту, чтобы на мне жениться. Тогда я стала бы королевой и посадила бы вас в темницу, пока вы не признаете, что я всегда права.

– Он не мог на тебе жениться, дурочка, – оскалился Даорн. – Он женился на Сарин.

Должно быть, Киин заметил, как вытянулось лицо Сарин, стоило зайти речи о принце, потому что тут же строгим взглядом заставил детей притихнуть. Но было поздно. Чем больше принцесса слышала о Раодене, тем чаще ей вспоминался мягкий приветливый голос, долетавший до нее через сеонов за сотни миль. Ей вспоминались непринужденные, скачущие с темы на тему письма, рассказывающие о жизни в Арелоне, о доме, который он готовил к ее приезду. Она так хотела удивить его своим ранним прибытием, но оно, похоже, вышло недостаточно ранним.