Закончив с передовицей, он пробежал глазами бюллетень о здоровье королевы и юного наследника, заметку о предстоящих балах и пару басен, автором которых был Црым, королевский шут. Далее шло интервью с сиром Астрофелем, министром двора и советником Левой Руки. Местный щелкопер наседал на Астрофеля, пытаясь выяснить, будут ли рыцарские ристания в ближайшем месяце или их отложат до праздника урожая. Астрофель, муж многоопытный, отвечал уклончиво – дескать, мероприятие вроде бы в плане, но еще не согласовано с военным министром сиром Ротгаром и капитаном стражи сиром Карвасом Лютым. К такой неясности имелась веская причина – последнее слово было за королем, а Клим считал турниры варварским обычаем. Ему хотелось заменить их олимпиадами или, на худой конец, соревнованием стрелков и пятиборьем.
Целая страница «Вестника» пришлась на опус барона Джакуса бен Тегрет, брата юной королевы, крупного виноторговца и помещика. Он становился видной политической фигурой в Хай Бории – не потому, что был королевским шурином и удачливым негоциантом, а по причине здравого разума, дипломатического такта и любви к изящной словесности. Учреждая «Столичный вестник», Клим без колебаний назначил его главным редактором, и теперь в каждом номере встречались сонеты весьма приличного качества, подписанные псевдонимом Джа Виршеплет. Но в этом «Вестнике» были не любовные стихи, а большая статья, трактующая национальную идею Хай Бории. На сей счет шурина надоумил Клим, помнивший, с какими муками искали эту идею в России, – искали, да так и не нашли. А что за страна, что за вождь и нация без идеи?.. Словно впотьмах бредут они в грядущее, не представляя, кто друзья, кто недруги, к чему стремиться и как избежать случавшихся в прошлом ошибок. Опасный путь! Так что Клим постарался, чтобы королевство обрело идею, и не какую-то слишком заумную, а понятную для знати и народа.
Экспансия и расширение границ! Новые земли и выход к морям! Джакус, человек миролюбивый, писал об этом осторожно, поминая южные степи, что подвергались набегам орков, Огнедышащий хребет на востоке, отделявший Хай Борию от Эльфийских Лесов, и берег Дикого моря на западе, населенный разбойными таврами, но редко – три избы в деревне, а вокруг чащоба с волками-оборотнями. Читая, Клим одобрительно кивал и размышлял о том, что эльфов придется потеснить, орков извести под корень, а прибрежных тавров приобщить к цивилизации – бороды обстричь, шкуры сменить на кафтаны и приставить к сохе. А волколакам и прочей нечисти, если возникнут, будет подарок, болт с серебряным наконечником. Стараниями гномов серебра и золота в его державе хватало с избытком.
Подчеркнув абзац о Диком море, Клим написал на полях: «Отсель грозить мы будем шведам» и поставил жирный восклицательный знак. Затем потянулся к «Интриге», публиковавшей новости двора. На сей раз ничего скандального здесь не нашлось, если не считать заметки о луковом соусе, пролитом за корсаж маркизы Санты андр Паго. С маркизой случилась истерика, платье заменили, виновного лакея на ночь упрятали в холодную. Еще «Интрига» сообщала о заседании Королевской ассамблеи изящных искусств, которое почтит присутствием его величество. Вспомнив об этом, Клим встряхнул колокольчик и, когда явились камердинеры Бака и Дога, велел приготовить после обеда малый выезд: белый конь, синий камзол, без короны, но при орденах, плюс два герольда со знаменами.
Ассамблея искусств была учреждена в те же дни, что и первая книгопечатня. Такое за последние месяцы случалось не раз, и всякие заведения под грифом «королевский» росли в столице как грибы: Королевский театр, Королевский музей, Королевская почтовая служба, Королевское географическое бюро. Клим лелеял мечту об Академии наук, но кадров для нее не хватало: два ученых мага на всю столицу, его советник Дитбольд и алхимик магистр Унен. Даже если добавить джинна Бахлула, склонного к наукам и чародейству, с академией все равно не вытанцовывалось. Следовать примеру Петра Великого и импортировать зарубежных ученых мужей Клим не собирался – тем более что в землях франков, свевов, веницейцев было легче легкого нарваться на мошенника. Поразмыслив, он учредил вместо академии Королевскую Тайную канцелярию, отдав ее под начало графу Ардалиону, до того возглавлявшему герольдов и глашатаев. Собственно, из них и состояла канцелярия, из шустрых глазастых парней с хорошим слухом.
Клим бросил тощую «Интригу» из двух листков на более пухлый «Вестник». Третья газета, «Петля и плаха», посвящалась криминальным происшествиям, пыткам, казням и тому подобному. Ее издавал Туйтак, подручный мастера Закеши, городского палача. Выглядел этот печатный орган очень солидно: высшего качества бумага, крупный шрифт, заголовки в алых рамочках и впечатляющие иллюстрации. Богатая газета! Выпускалась она хитрым способом, на средства самих осужденных. Высшую меру Клим не отменил, но головы рубили только душегубам и отъявленным злодеям. Прочих, за отсутствием тюрем, карали быстро и прилюдно, для чего имелись плети, батоги, колодки и позорный столб. Откупного за вину не брали, но дозволялось жертвовать на газету серебряный «дракон»[1], и таких били не очень усердно, с бережением. Шкура всякому дорога, так что касса «Петли и плахи» никогда не пустовала.
Клим просмотрел хронику «У топора» с анонсом наказаний на десять дней вперед, затем углубился в репортаж о банде Соловья-разбойника, лютовавшей вблизи Огнедышащих гор. Злодеи были лихие и неуловимые; наверняка не обошлось без волшебства, хотя советник Дитбольд в этом сомневался. Впрочем, путь до гор лежал неблизкий, и на таком большом расстоянии даже королевский чародей не мог определенно выяснить, был ли разбойник колдуном или просто ловким проходимцем. Дочитав статью, Клим обмакнул в чернильницу гусиное перо и начертал на полях резолюцию: «Графу Ардалиону. Принять срочные меры».
Джинн Бахлул ибн Хурдак, дремавший рядом с чернильницей, проснулся, сел, скрестив по-восточному ноги, зевнул и произнес:
– О господин земли и неба! Не пора ли нам заглянуть к твоей царственной супруге, полюбоваться на львенка-наследника, а потом отдать дань искусству твоих поваров?
Джинна Клим отыскал в тайном дворцовом хранилище, дверь которого была зачарована и открывалась лишь по королевской воле. Бахлула заточили в бутылку еще во времена Сулеймана ибн Дауда, хотя непонятно, за какую вину, – преступных умыслов он не питал и к Сулейману относился с большим почтением. Роста в нем было сантиметров пять, волшебства – с наперсток, но разумом он мог потягаться с любым мудрецом, а отвагой – с храбрейшим из рыцарей. Его содействие в борьбе с драконами и вообще с нечистой силой очень помогало королю.
– Моя царственная супруга пока что занята, – сообщил Клим, покосившись на часы. Половина песка в них еще оставалась в верхнем конусе. – У нее важное дело, а я еще не дочитал сегодняшнюю прессу.
– Пресса… – с задумчивым видом повторил джинн. – Сколь великое и удивительное изобретение! Прежде новости текли с базара из уст в уши и снова в уста, а тут все на листках бумаги. Но боюсь, мой повелитель, есть изьян в этом способе, причем немалый.
– Какой же? – спросил Клим.
– Уста, что молвят ложь, можно запечатать кулаком, а то и язык отрезать, – пояснил крохотный джинн. – Опять же вырвать ноздри лжецу или оставить его без ушей. А марающий бумагу в безопасности, ибо здесь его нет, и его лица мы не видим. Как же его настигнет твоя карающая рука, о солнце вселенной?
Клим усмехнулся:
– Настигнет, не сомневайся. Все щелкоперы в особый список внесены, а список тот хранится в Тайной канцелярии. Пресса, друг мой, точно джинн: выпустил из бутылки – наложи заклятие, да покрепче. В этом граф Ардалион умелый мастер.
Он раскрыл газету «Хайборийский патриот» и строго нахмурился, обнаружив на второй странице поносные вирши про князя Нехайского, а над ними – карикатуру, изображавшую князя Шмера в виде гоблина с отвисшей губой и клыкастой пастью. К этому вассалу королевства Клим теплых чувств не питал. Отличался князь коварством и жадностью, а к Хай Бории он прислонился, страшась набегов южных варваров. Но так или иначе, он был владетельным сеньором и союзником, а потому не стоило его позорить в прессе и портить отношения. Тем более что торговля Хай Бории с Западом шла через Нехайку.
