Моди задумалась.
— Ладно, — вздохнула она. — Но только помни, Орквил, как только меч найдем, ты мой должник, во.
— Конечно, мэм. Разумеется, о чем речь! А теперь — пошли?
Они направились на север, полагая, что «водяной», конечно же, направится к воде, к реке Мох. Растянулись в цепь, чтобы осмотреть площадь побольше. И вот Рангвал нашел след чуть-чуть в стороне от остальных.
— О, я великий следопыт! Вот, гляньте, его лапки. А вот царапина в земле от острия меча. А вой там, смотрите, отметина на стволе рябины. Проверял, остра ли кромка.
Моди вырвалась вперед.
— Ух ты, дьяволы и демоны, кровь и перья! Птицу убил. Сороку. О-о-о! Чуете? Жжеными перьями воняет. Жарит, разбойник! Теперь тихо, ушки на макушку, во! Пошли дальше.
Рангвал, считавший себя знатным следопытом-наставником, показал Орквилу на небольшой холмик:
— Дым оттуда поднимается. Может, он все еще там.
Моди рванулась вперед.
— Рангвал, давай прямо через холм! Орквил, заходи слева! Я справа, во! Кричу «еулалиа-а-а!» — атакуем. Расходимся!
В расположении нового лагеря, разбитого под ивами, на берегу, унылые разбойники сидели группками и ожидании возвращения кормильцев.
Глурма, старая корабельная крыса-повариха, при появлении Рагчина и его команды подняла взгляд от котла:
— Скажите мне, что вы принесли рыбу и птицу, и не рассказывайте, что не нашли ничего, кроме жалких корешков.
Рагчин сердито сплюнул:
— Что смогли, то и нашли, нету там ничего, весь лес распугали.
Глурма мрачно свалила добычу в котел. Поднявшийся оттуда пар заставил ее сморщить нос.
— Ф-фу! Черемша! Ну и вонища!
— Не нравится — не ешь. Я что угодно сожру, — заявил изголодавшийся Джанго.
Раздался грохот. Пронесшийся на волосок от носа Глурмы кистень врезался и котел и опрокинул его. Зашипели угли угаснувшего костра, клубами повалил пар. Виска Длиннозуб прошагал к котлу среди остолбеневших разбойников и подхватил свое оружие.
— Что, думали, я умер?
Глурма захихикала:
— Я знала, что ты вернешься, кэп, и сохранила тебе команду.
Все остальные отмалчивались.
Виска накинул цепь кистеня на шею Рагчина и подтянул его к себе:
— Я оставил старшим Маггера. Где он?
— Нету. Нету, кэп. Как появились бурые, так мы его больше и не видели.
Виска оскалил зубы:
— Не видели. И ты решил, что ты теперь главный. Нравится?
— Нет, нет, кэп, ты главный, как можно!
Виска собирался что-то сказать, но тут издалека раздался приглушенный расстоянием крик Моди:
— Еулалиа-а-а-а-а!
Виска выпустил Рагчина.
— Недалеко шумят. За мной, ребята. И ни полсловечка!
— Орквил, друг мой, похоже, еще кого-то заинтересовал меч Мартина, — изрек Рангвал, задумчиво рассматривая труп полевки.
Моди наступила на камень, оборвавший жизнь знакомца Орквила.
— Что ж, страдать ему долго не пришлось, во. Надо выяснить, кто это сделал.
Орквил деятельно метался вокруг места убийства, всматривался в землю, в траву, в кусты.
— Ага, кажется, нашел. Какая-то нечисть. — Орквил вышел к папоротникам и согнулся над ними. — Точно, рубил папоротник направо и налево. А зачем?
Из папоротников выскочил златолис. Мгновенно накинул на шею Орквилу цепь своего кистеня и сжал.
— Одно движение — и я сломаю ему шею! — крикнул он Моди и Рангвалу.
Зайчиха и белка замерли.
— Повредишь хоть иголку на его голове — и я тебя убью.
Виска сжал рукоять кистеня.
— Не в твоем положении распоряжаться, кролик. Эй, команда!
Рангвал обернулся на шум. Из-за холма вывалилась толпа нечисти.
— Ничего не поделаешь, Моди. Эту партию мы проиграли.
28
Горас глядел в небо, на ночные звезды, усыпавшие безоблачное небо. Многие мерцали, подмигивали, другие светили ровно и уверенно. Дед показывал ему звезды северного неба, холодные как лед. Здесь звезды совсем другие, теплые, и парят они в теплом темном небе Леса Цветущих Мхов.
Что делает он здесь, вжавшись в выемку между тремя холмиками? Вслед за этой мыслью он почувствовал, как новая звезда взорвалась в его черепе. После вспышки сознание Гораса окуталось мглой. Потом послышались отдаленные голоса… Нет, не отдаленные, а приглушенные. Один голос молодой, нежный:
— Но, Табура, он слишком большой и сильный, чтобы вдруг, ни с того ни с сего, потерять сознание.
Второй голос хриплый, стариковский, рокочет, как отдаленный летний гром:
— А ты взгляни на лоб, на шрам. Весьма свежая рана. Опасная для зверя, одержимого заклятием Жажды Крови. Он не может управлять своим гневом, гнев захватывает его и гонит. Хорошо, что нашли его мы, а не какая-нибудь нечисть. Дай ему немного воды, Саликса, глоток-другой, не больше.
Горас не подавал виду, что пришел в себя, и лежал неподвижно. Саликса приподняла его голову, поднесла к губам раковину с водой. Вода оказалась сладковатой и холодной. Горас медленно поднялся, огляделся. Приступ боли застал его вблизи аббатства, к западу от него, на вершине одного из холмов, оживляющих равнину.
Два барсука молча смотрели на него. Старый передал барсучихе мягкий домотканый плащ, она накинула его на плечи Гораса.
— Огня мы не разводили, поблизости нечисть.
Горас нащупал на боку свои вилы и решил представиться:
— Это Тунг. Я Горас. Я никого не боюсь!
Старый кивнул:
— Вижу, Горас, что не ведаешь страха. Мы путешествуем с этой девой, по имени Саликса. Мое имя Табура.
Глаза Гораса расширились.
— Табура? — имя это Горасу уже приходилось произносить.
Старик еле слышно хмыкнул:
— Откуда столь молодому зверю известно имя Табура?
— Бабушка часто вспоминала. Когда дедушке удавалось ее переспорить, она каждый раз ворчала: «Ну, ты у нас чисто Табура!» Или если я их спрашивал, а они не знали ответа, то тоже говорили: «Вот придет Табура, у него и спросишь».
Саликса подала ракушку с водой Табуре, он чуть смочил губы и продолжил:
— Мы во многом разные, Горас, ты и я. Мы похожи и не похожи друг на друга. Было когда-то много барсуков, которых называли Табурами. Они посвящали жизнь миру, умножению знаний. И были воины, одержимые Жаждой Крови. Когда размножилась в мире нечисть, понадобилось много воинов и намного меньше ученых. Был у меня брат, как и ты, обуянный Жаждой Крови. Многие сезоны назад видел я его в последний раз. Может быть, кости воина уже давно побелели под солнцем… Однако вернемся к нашим дням. Поведай мне, что привело тебя сюда?
Горас почувствовал доверие к старому барсуку. Он рассказал все о себе, о своей жизни. Горас говорил, а взгляд его то и дело перебегал к Саликсе. Она все время молчала, и даже очертания ее терялись в темноте, однако Горас чувствовал ее доброжелательность. Табура слушал с закрытыми глазами, не перебивая. Даже когда Горас закончил рассказ, Табура некоторое время не открывал глаз, оставался бездвижным.
— Скажи мне, Горас, примешь ли ты мою помощь? Вижу я, что тебе еще многое нужно узнать, многому научиться. Табура мог бы стать твоей опорой. Поразмысли, а утром дашь ответ.
Горас не знал других барсуков, кроме своих деда и бабки. Конечно же, его сразу потянуло к родственникам, хоть и очень дальним.
— Табура, — ответил он, — ты ко мне очень добр. Помощь твоя весьма кстати. Говори, что мне делать.
Старый барсук едва заметно улыбнулся:
— Мы с Саликсой собираемся посетить аббатство Рэдволл. Много я слышал об этом месте. Ты уже знаком с жителями аббатства и мог бы нас представить.
Горас поднялся, показывая на темный силуэт на востоке.
— Конечно, буду рад. Сейчас же и пойдем, тем более что идти недалеко. Уверен, что они нам обрадуются.
Табура вытянул вперед лапу:
— Дай мне твое оружие, я буду на него опираться, как на посох. Саликса, иди с Горасом вперед, я за вами, без спешки.