«Кравявая кешка» еле ползла по руслу. Ладно бы течение! Мешали склонившиеся к воде гигантские деревья, сужения русла, отмели, торчавшие со дна на манер морских рифов острые скалы. Виска не раз с тоской вспомнил о морских просторах. Капитан не щадил спин и ушей команды, то и дело поощряя лентяев линьком, с которым, казалось, стал одним целым, и градом ругательств.

Кроме капитана и тяжкой работы команду донимали тучи всевозможной кусачей и жалящей крылатой и бескрылой, летучей, прыгучей и ползучей гадости, налетавшей отовсюду и сваливавшейся на головы из ветвей нависших над водой деревьев. Во время нечастых перерывов на отдых и еду приходилось бросать якорь, чтобы судно не снесло обратно по течению.

Солнце уже выползло на небо и поднялось достаточно высоко, а ни тропы, ни брода по-прежнему не видать. Виска пнул в бок свалившегося в изнеможении на палубу проводника-полевку:

— Подъем, ленивая скотина! Ты уверен, что мы правильно идем?

Виска вздернул свою жертву на ноги, резко рванув обвязанную вокруг ее шеи веревку.

Голодный и уставший пленник криво усмехнулся:

— А куда еще может идти река, как не к броду?

Виска поднял полевку над палубой и прокусил ухо бедного животного до крови.

— Не умничай. Я спросил — отвечай на вопрос.

Укушенный схватился за кровоточащее ухо:

— Да, да. сэр, это верный путь. Другого пути нет.

И тут же один из шлепавших вдоль берега матросов заорал во все горло:

— Кэп, река мельчает!

Виска отпустил веревку, «водяной» рухнул на палубу. Капитан снисходительно почесал носком сапога загривок пленника:

— Ну, молодец, парень. Похоже, вышли мы к броду. — И он заорал: — Судно к берегу, отдать якорь!

У команды вырвался единодушный стон облегчения. Звери падали, где стояли, пытаясь отдышаться, прийти в себя после долгих часов тяжких усилий. Виска понимал, что команда измождена, но его это мало беспокоило.

— Бол и Видж! Останетесь здесь, судно сторожить. Остальным подготовиться к маршу.

Виска выгнал на физиономию одну из нежнейших своих улыбок, наблюдая, не мелькнет ли в чьих-то глазах искра бунта, недовольства мудрым решением капитана. Но глаз он не увидел. Все повесили носы, глядели кто куда, не отваживаясь пикнуть. Виска принялся бодро прохаживаться между матросами, приговаривая:

— Что скисли? Я вам слово даю, что нынче вечером мы с вами запируем королями! Спать уляжемся на мягкие кровати. Что вы на это скажете?

Кто что скажет, Виска ждать не стал. Он отвернулся и пошел в свою каюту, зная, что они исполнят любое его приказание. Или умрут.

К аббату Даукусу, Бенджо Типпсу и Командору Рорку присоединилась матушка Гранпик Нибло. Они внимательно выслушали сообщение Орквила о грозящей аббатству опасности. Старая ежиха обняла ежонка:

— Видишь, батюшка аббат, хороший он все-таки парень. Чуяло мое сердце, что хороший. Хоть мы его и прогнали, а он о нас побеспокоился, поспешил нас предупредить о разбойниках.

Даукус улыбнулся:

— И вправду, юный Принк, все аббатство в долгу перед тобой.

Орквил с надеждой вздернул нос:

— Отец аббат, значит, я больше не изгнанник?

Командор шутливо щелкнул Принка по носу.

— Нет, друг, ты больше не изгнанник. Нам такие храбрецы, как ты, очень нужны для защиты стен. Не сосчитал ты, часом, сколько нечисти у лиса Длиннозуба?

Орквил поскреб иголки на голове:

— Сосчитать не смог, а уж не меньше сотни. А то и полторы. Что нам делать, если они нападут на аббатство? Воинов-то у нас ой как немного… А Горас слаб.

Аббат сложил лапы, спрятав их в широких рукавах.

— Рэдволл, конечно, не военная крепость. И мы не гарнизон. Но стены у нас мощные, и мы сделаем то же, что и обычно. Будем держаться. Верно, Командор?

— Точно, отец аббат. Мы с Бенджо с нечистью сталкивались. Должно быть, и эти такие же. Управимся и с ними. А молодого Принка, сдается мне, следует назначить офицером стражи. Как думаешь, Бенджо?

Хранитель погребов с серьезным видом кивнул:

— Отчего ж нет, молодые растут, известное дело. Вот бы еще барсук оклемался. Иглы и сезоны! Ведь какой здоровенный! Он со своими вилами целой армии стоит.

Гордый свалившейся на него честью, Орквил отважился высказаться:

— Мой друг Горас великий воин. На моих глазах он убил одного из команды нечисти, когда мы сбежали с их судна. Он рассказал мне, что одержим заклятием Жажды Крови.

Аббат чуть не подпрыгнул.

— Великие сезоны войн! Ты хочешь сказать, юный Принк, что у нас в Большом зале на столе лежит существо, одержимое Жаждой Крови?

Орквил поспешил успокоить аббата:

— Не беспокойтесь, отец настоятель. Горас сказал мне, что с него снял заклятие возникший перед ним и видении воин-мышь с мечом.

Аббат отодвинул стул и поднялся.

— Это Мартин Воитель. Пойдемте, друзья, поглядим на барсука, поближе познакомимся.

Внизу, в Большом зале, Горас уже не лежал, а сидел на краю стола. Брат Хондрус наполнил для него из привезенного на тележке котла с луково-грибным супом очередную миску. Кротоначальник Берф поставил на стол блюдо пирожков с морковкой и репой.

— Спасибо, друзья, спасибо, — приговаривал барсук. — Чудесно, в жизни такого не едал.

Он жевал, а сестра Атрата продолжала хлопотать вокруг него, обрабатывая потертости и царапины разными медицинскими снадобьями. Орквил храбро подошел к барсуку.

— Ну как, друг, тебе лучше?

Горас поднял голову от миски, и Орквил от неожиданности отшатнулся.

Засохшая корка крови, закрывавшая нанесенную кистенем Виски рану на лбу, исчезла. Белую полосу на лбу барсука прерывала теперь алая отметина, напоминающая всполох пламени. Горас удивленно уставился на Орквила:

— Спасибо, намного лучше. Чего это ты так на меня уставился?

Прежде чем Орквил успел ответить, сестра Атрата пояснила:

— Я промывала эту ужасную рану на голове, отмачивала целебными травами, чтобы корка отошла. Боюсь, шерсть на этом месте больше не вырастет, да и кожа прежней не будет. Но корка рану, к счастью, защитила. Горас даже не жалуется на боль в ней.

Горас бесстрашно потрогал рану на лбу.

— Спасибо, сестра. Действительно, больше не болит. Вот бы глянуть, какая она с виду, эта дырка.

— Если вы достаточно окрепли, друг, могу предложить вам посмотреться на себя в блестящий щит, вон там, подальше, в нише. Многие наши девушки глядятся в него, как в воду.

Они проследовали к алькову, в котором висел щит, но Горас прошел мимо. Он увидел перед собой гобелен, и голос его заполнил Большой зал:

— Вот он, воин с мечом!

Орквил схватил лапу своего большого друга:

— Ага, я тебе говорил, что ты здесь кого-то встретишь! Это наш Мартин Воитель.

Горас опустился на пол у портрета, не сводя с него взгляда:

— Он спас мне жизнь.

Портрет Мартина, казалось, жил. Глаза проницательно смотрели на каждого из присутствующих, заглядывали в душу. Глаза добрые, но серьезные, выражавшие решительность натуры их хозяина. Орквил любил смотреть в глаза Мартина, после таких встреч с покровителем аббатства он чувствовал себя увереннее. И то же самое ощущали все рэдволльцы. Аббат тихо приблизился к Горасу и вложил что-то в его лапы. Это оказался меч Мартина. В громадных лапах барсука грозный меч казался кинжалом, но Горас почтительно принял оружие и поднес его к глазам.

— Чудесный клинок, — промолвил он. — Большой мастер его выковал.

Барсук наклонился к гобелену, как будто прислушиваясь. Он пробормотал, обращаясь к Орквилу:

— Принеси мне, пожалуйста, мои вилы.

Орквил, пыхтя, притащил оружие барсука.

Горас поднес вилы к гобелену.

— Это не настоящее оружие воина, — сказал он, — но я привык к нему. Я назвал его Тунг. Конечно, нет в нем волшебства такого, как в этом мече, но служил мне этот инструмент верно.

Горас положил вилы и меч Мартина под гобелен, не говоря более ни слова, улегся тут же и мгновенно заснул.

Сестра Атрата прошептала Орквилу: