Стали мы ласково увещевать их на разные голоса и подходить ближе, йети по-прежнему не убегают, только переводят взгляды с нас на самолет, и такое впечатление, что вид нашего самолета внушает им не страх, а напротив — успокаивает!

— Бондарев, — тихо говорю я, — дай-ка им свою штурманскую линейку. Она белая, блестящая, должна им понравиться.

— Ни за что! — с достоинством произнес штурман.

— Командир, — прервал его Матвейчук, — я им лучше дам хлеба: у меня есть в кармане булка. Дать?

— Попробуй.

Гриша смело подошел к ним и протянул половину булки одному и половину — другому. Взяли!

— Молодцы, шахматисты, — подбодрил их Бондарев, и знакомство стало налаживаться.

Дальше — лучше. «Шахматисты» пошли вместе с нами к самолету и без всякой боязни (заметь это, старина!) полезли в грузовую кабину.

Это были крепкие ребята с длиннющими руками, короткими ногами. Головы у них были чуть откинуты назад, заостренные к макушке. Уши острые, большие надбровные дуги и довольно мирно смотревшие карие глаза. Но зубы у них такие, что они могли бы перекусить и подмоторную раму, если бы не питали какой-то удивительной симпатии к технике.

Прошло часа два. Мы по обедали вместе с гостями, и дружба их стала простираться так далеко, что вскоре один из них даже полез целоваться с Клинком.

— Я вижу, что у тебя налаживаются с ними вполне родственные отношения, — заметил Бондарев, жуя колбасу.

— Во-первых, я жертвую собой во имя науки, а, во-вторых, ответил Клинк, — стоит мне сейчас молвить словечко и кое-кому не сдобровать…

— Нет, нет, тезка, — взмолился штурман, — я сказал это движимый только чувством юмора и уважением… к науке.

Тут другой йети, как бы желая не обидеть и штурмана, дружески обнял его за плечи, и я явственно услышал хруст чьих-то костей. Впрочем, секунду спустя Кузнечик отвлек йети горстью шахматных фигур, и Бондарев был спасен.

Йети, ответив Кузнечику благодарным взглядом, принялся пищать от радости и издавать гортанные звуки.

Часом позже мы вышли из самолета, и йети пошли к горам, оборачиваясь и точно приглашая нас следовать за ними. Любопытство, старина, великая сила, и не каждый совладает с ней! Мы пошли за ними.

Менее чем в трех километрах от места нашей вынужденной посадки йети стали спускаться вниз по хорошо протоптанной тропинке. Она круто сворачивала за острый выступ скалы, и когда мы обогнули ее, то увидели… Я не могу передать тебе наше изумление. Между скал был прочно зажат корабль, точнее — его останки. Не самолет, а именно корабль, космический корабль.

Мы провели в ракете несколько часов. Призвав на помощь всю свою сообразительность, мы попытались представить, что же произошло с этим космическим кораблем. Было очевидно, что ракета разбилась при посадке, и люди, прилетевшие с другой планеты, погибли. Сохранился только грузовой отсек, в котором и жили наши йети. Но откуда они взялись? Вероятно, это были потомки обезьян, которых космонавты взяли вместе с собой с намерением выпустить сначала их на поверхность той планеты, которою отыщут в космосе. Чудом спасшиеся, они прижились и дали потомство.

Теперь ты понимаешь, что такое «снежным человек»?! Мы были у истоков тайны, которая беспокоит умы миллионов людей!

Нам пришлось покинуть корабль, когда Кузнечик, выбегавший послушать, не летит ли самолет, крикнул:

— Командир! Летят, за нами летят!..

Мы вышли, щурясь от яркого дневного света. Справа высилась километровая стена хребта с миллионами тонн снега на вершине, а слева, зa останками межпланетного корабля, почти отвесно вниз уходил бездонный обрыв — пропасть.

Добежав до своего самолета, мы увидели вдали три блуждающие точки вертолетов — нас искали в ущелье. Клинк притащил ракетницу и принялся палить: в небо одна за одной взвивались разноцветные ракеты.

Вскоре нас заметили, и вертолеты гуськом направились к нам. наполняя ущелье грохотом. Снежная вершина хребта заколебалась, наклонилась и гигантской Ниагарой покатилась вниз.

Рев лавины покрыл шум вертолетов. На наших глазах скалы, служившие опорой межпланетному кораблю, рухнули, и все, что осталось от неведомых пришельцев из космоса, вместе с «шахматистами», посыпалось в бездну, ударяясь и разламываясь на мелкие куски. Более получаса сверху неслись глыбы льда, камни и потоки снега, погребая все в непроходимой глубине сужающейся пропасти…

В ущелье закрутились вихри, и нашим вертолетчикам пришлось немало потрудиться, прежде чем им удалось пробиться к нам.

Вот и все, старина!

А потом…

До сих пор все над нами подсмеиваются, а эти чертовы эскулапы (далее опять следуют «термины», которые я не решаюсь воспроизвести), эти чертовы эскулапы, сочувственно кивая головами, направили нас лечиться. Ведь единственное доказательство у нас — это… нехватка шахматных фигур, то есть сплошная «минус-материя»!

Вот почему мы сейчас в Кисловодске.

Черкни откровенно, старина: веришь ли ты мне? Если — да, то я на обратном пути загляну к тебе и как-нибудь вечерком подробно расскажу о том, что мы увидели в космическом корабле.

Мне не терпится узнать, как ты отнесешься к моему письму.

Ну, пока! Привет всем твоим домашним и нашим авиаторам.

Твой Василий.

P. S. Интересно: поверишь ли ты мне? По крайности, найди мне такого ученого мужа, который взялся бы всерьез доказать, что рассказанноe мной — невозможно…»