В дверях показалась белокурая эмпатия в темно‑синей маске, тон в тон сочетающейся с цветом платья. Пока она шла к трону, голоса смолкли, любопытные взоры с восхищением смотрели ей вслед.

– Может, хватит? – прошипела я и дернулась.

На что Дорриэн только улыбнулся и, не выпуская моей руки, так же тихо произнес:

– Право, Нарин, твоя ревность смешна. Это всего лишь обещанный Эдель сюрприз. Дорогая, меня начинает раздражать твоя маниакальная подозрительность.

Захотелось плюнуть Дору в морду, вскочить и убежать. Но я сдержалась, ведь это вызвало бы новый всплеск сплетен. А их в последнее время и так было предостаточно.

Эмпатия склонилась перед Владыкой и, сняв маску, поприветствовала его короткой речью. Я глянула на нее и удивленно вздернула брови. Амелия?

– Рады вашему возвращению, Амелия, – приветствовала гостью подошедшая Эдель. – Надеюсь, мы теперь часто будем видеть вас в Ирриэтоне.

– Я тоже на это надеюсь, – ответила эмпатия и залилась краской, явно смущенная таким количеством любопытных взглядов.

Я покосилась на Эдель. Тоже мне, подруга. Привела в замок еще одну красотку. Как будто их тут и без нее недостаточно!

– Может, отпустишь меня? – с мольбой в голосе прошептала я.

– Сиди, – сказал Владыка и обратился к только что пришедшей эмпатии: – Что ж, начинайте. Порадуйте нас своим пением.

Амелия еще раз поклонилась и попросила лютню. Устроившись на невысоком стуле, эмпатия коснулась струн тонкими пальцами, и зал наполнили волшебные звуки. Перебирая струны, эмпатия начала негромко петь. Постепенно ее голос нарастал. Боже, какое это было пение! Наверное, сами ангелы на небесах сейчас завидовали этому голосу, звенящему, словно тысячи серебряных колокольчиков. Я заслушалась, на короткое время позабыв о насмешках Дорриэна и о боли. Казалось, только голос существовал все это время в этом месте, а все остальное не имело значения.

Когда Амелия закончила петь балладу, раздались громкие аплодисменты. Эмпатия благодарно улыбнулась и продолжила перебирать пальцами струны. Часть придворных оставили Владыку и присоединились к окружившим певицу.

– Что‑то ты сегодня не танцуешь? – продолжил свои нападки Владыка. – Да и где же твои поклонники?

– Ждут, пока ты меня отпустишь и я наконец смогу с ними танцевать.

– Боюсь, ты сейчас не в том состоянии, чтобы очаровывать моих подданных, дорогая.

На языке вертелся красноречивый ответ, а перед глазами вспыхивали разноцветным пламенем миллионы ярких огоньков. Я постаралась взять себя в руки и потребовать, чтобы он меня отпустил. Но язык меня не слушался. Вот правитель снова что‑то сказал, и зал наполнил громкий смех.

– Хватит, Дорриэн, – простонала я и вытерла соленую слезинку, пробежавшую по щеке. Некоторые тут же предпочли отвернуться, чтобы не быть свидетелями этой унизительной для меня сцены. Другие же, наоборот, продолжали наблюдать за мной и Владыкой и, думаю, с удовольствием представляли, как завтра о нашей ссоре станет судачить весь замок.

Я зажмурилась и постаралась сделать вид, что не слышу его слов. Да что же он со мной делает?! Еще немного – и я лишусь рассудка.

– Ну же, иди. Чего же ты ждешь? Тебя никто не держит, – усмехнулся он, но хватки не ослабил.

– Ты – монстр.

– И моя последняя песня, – тем временем говорила Амелия. – Мелодию я написала давно, а слова пришли неожиданно вчера ночью. Надеюсь, она вам понравится.

Коснувшись струн, Амелия запела:

Я вырваться хочу из плена глаз,

Молю о прекращении мучений.

Но вновь и вновь обрывки резких фраз

Рождаются в горячей мгле затмений.

Рок прав, с тобою вместе мы – война,

Нас разделила ночь непониманий.

Ты – тьма, я тьмой не стану никогда.

Сожгу последний мост воспоминаний.

Дорриэн разжал пальцы и выпустил мою руку. Я глянула на эмпата и, заметив на его лице отрешенное выражение, не выдержала, вскочила и побежала прочь. Общество провожало меня ехидными, насмешливыми взглядами.

Я задыхалась. Корсаж сдавил грудь, не давал свободно вздохнуть. Очутившись в темном коридоре Ирриэтона, прислонилась к стене. Боже! Сколько еще будет продолжаться эта пытка?! Я ненавижу его! Ненавижу!

С трудом передвигая ногами, наконец‑то добралась до своей комнаты и позволила себе разрыдаться. Слезы вместе с хрипами вырвались наружу и заглушили все остальные звуки. Не чувствуя больше своего тела, я опустилась на пол и прислонилась спиной к двери. Зарывшись лицом в подол платья, судорожно всхлипывала, содрогаясь от рвущихся наружу рыданий. Хотелось одного – скрыться от целого мира. Навсегда запереться в этой комнате, как в последнем прибежище для своего истерзанного сердца.

– Нарин, открой!

Советник. Опять его демоны принесли в неподходящий момент!

– Убирайся, Воллэн! Оставь меня в покое!

Я вцепилась руками в тонкую ткань платья и, до боли закусив губу, застонала. Такое ощущение, будто в сердце впились тысячи острых иголочек. Снова и снова они пронзали меня, причиняя дикую боль.

– Давай поговорим!

Поговорим? О чем? Последние недели я только и делала, что говорила. Пыталась достучаться до бесчувственного сердца Владыки, который заставлял меня страдать каждый раз, когда я с ним говорила.

– Воллэн, оставь меня! Уходи!

Меньше всего мне сейчас хотелось видеть кого‑нибудь и говорить.

Лучше бы умерла тогда, в автокатастрофе. Умерла и не очутилась на Этаре, не узнала, какой он на самом деле, Дорриэн. Мой Владыка.

Я жалобно заскулила, словно побитая собака, выгнанная жестокосердным хозяином на улицу в лютый мороз.

Воллэн больше не стучал. Надеюсь, ушел.

Карабкаясь по стене, нашарила рукой кинжал, одиноко лежащий на маленьком столике. Кинжал. Какой же красивый и холодный, он способен в один миг прекратить все мои мучения. Такой же красивый и такой же холодный, как Владыка.

Я сделала несколько шагов и без сил опустилась посреди комнаты. Сильный порыв ветра распахнул окно, пропуская внутрь тусклый свет луны. Сидя на полу, я с упоением разглядывала острое сверкающее лезвие.

Ведь когда‑нибудь эта пытка закончится. Не станет меня. Не станет Владыки. И о моей печальной любви никто не вспомнит. Все забудется. А этот маленький кусочек металла, – не он ли та туманная дорога к столь желанному мною забытью?

Возможно, если я умру снова, окажусь в своем далеком мире, где не будет Владыки и его холодных зеленых глаз. Или попаду в ад. Не все ли равно? Главное, что я буду далеко, и Дорриэн больше никогда не сможет причинить мне боль.

Последний раз судорожно вздохнув, я направила лезвие себе в грудь. Один рывок – и меня здесь не будет…

Воллэн

Я вовремя заметил Нарин. Белая словно снег, она на подкашивающихся ногах пересекла зал, диким взглядом окинула попадающихся ей навстречу придворных. Мне стало страшно. Доселе я никогда не видел у нее такого затравленного взгляда. Что же Дорриэн мог ей наговорить? Смотря девушке вослед, Владыка зло усмехался, явно получая удовольствие от созерцания страданий посланницы.