— Не справляюсь, — поделился горестно, — поэтому будете выдавать материалы с левой половины архива.

Ура! — чуть не подпрыгнула я от радости, но сдержалась.

— Хорошо, — кивнула спокойно. — Можете быть уверены.

Вот когда мне пригодилось переписывание карточек, которым поначалу мучил архивариус. В памяти смутно отложились названия и номера дел, обозначения стеллажей и полок, что облегчило беготню по помещению. Но самым большим достижением явилось доверие, коим меня наделил Швабель Иоганнович.

Вдвоем дело пошло быстрее, и очередь страждущих постепенно рассасывалась.

— Вот это.

Не глядя на студента, схватила бумажку с названием исследовательской работы. Внизу было приписано: "Как горло?" Подняв глаза, я уставилась на Мелёшина, невозмутимо поглядывающего по сторонам.

— Ни разу здесь не был, — заметил он.

Мне-то какая разница, бывал ты или проходил мимо? Проверив по картотеке, я вернула листочек.

— Работа на руках. Загляните позже или выберите другую.

Поджав губы, Мэл отошел в сторону, пропуская очередь. Снова накарябал на обратной стороне бумажки и втиснулся, устроив небольшую грызню со студентами.

— Разуй глаза, я раньше здесь стоял… Меня не волнует, где конец и начало…

— Давай уже, — выхватила записульку из рук. Под названием научного труда было выведено неровно: "Лечишься?".

Непрерывно, и без твоего напоминания. Я опять проглядела карточки.

— В архиве нет данной диссертации.

— Что же у вас есть? — начал раздражаться Мелёшин. — Сказки для детского сада? Вообще, можно отыскать что-нибудь по данной теме? Помогай, тебя ведь тоже касается.

Я вчиталась в название "Методы и приемы стимуляции физических удовольствий", и щеки заполыхали. Очередь волновалась в ожидании, но, похоже, никто не заметил изменений в моем внешнем виде, кроме ухмыляющегося Мэла. Да ведь он издевается!

Я сунула бумажку под стекло на столе.

— Позже посмотрю, а сейчас отойдите и не создавайте затор.

Мелёшин хмыкнул:

— Ускоряйся. На следующей неделе экзамен, а материал не набран.

Пробравшись через толпу, он удалился из архива. Ну, и как следует понимать сей странный визит? Как перемирие? Иди Мэл намекал, что не сердится за рукоприкладство к его драгоценной машине?

Размышлять о загадках поведения Мелёшина было недосуг, я снова утонула в заказах, не забывая, впрочем, о стеллаже 122-Л. Бегая по проходу, высмотрела нужный объект в удалении на противоположной стороне. Увы, спокойно покружить около заветного места не получилось из-за крайней занятости. Если столпотворение народов, подобное сегодняшнему, будет происходить каждый день, остается единственный надежный вариант — в пятницу отстреляться пораньше на экзамене и прибежать в архив, пока основная масса студенчества будет дрожать перед дверьми экзаменационных аудиторий, а потом ринется обмывать полученные оценки.

В целом мой пыл в отношении пополняемого дела ПД-ПР понемногу угасал благодаря еженедельному подарку из благотворительной программы Стопятнадцатого, и реализация фляжки задвинулась на дальний план. Получится продать емкость с коньяком — отлично, не получится — буду употреблять понемногу по мере надобности для собственных нужд.

Закончив работу, я снова активизировала деятельность в библиотеке, периодически глотая лекарства из сумки. Сладкие добавки в их составе напрочь перебили хилый аппетит, но перед вечерним занятием у Альрика я чувствовала себя вполне здоровой и слегка голодной. Осиплость и першение окончательно исчезли, кашель практически не мучил, став редким и поверхностным.

Вулфу появился точно по расписанию, в темно-вишневой жилетке, рубашке с воротником-стоечкой, и немедля приступил к занятию. Я поймала себя на том, что успела соскучиться и по профессору: по ленивой грации жестов, по внимательному взгляду, обращенному на собеседника, по особенному волнующему тембру голоса, с которым Альрик разъяснял материал.

Однако профессор не соскучился, как я. Он бросил холодный взгляд в мою сторону, приморозив к скамье, и провел письменный тест-опрос среди отстающих, который показал, что мои знания в области символистики не сдвинулись ни на миллиметр в сторону улучшения. После окончания занятия, когда студенты с облегчением высыпали из аудитории, мужчина окликнул меня на выходе.

— Папена, задержитесь!

Я повернулась и, придавленная грузом заслуженной вины, поплелась обратно.

— Вчера вы не пришли на плановый осмотр, — сказал сурово Альрик. — С учетом среды перерыв составит пять дней. Это недопустимо и чревато.

— Чем?

Профессор проигнорировал вопрос.

— Надеюсь, вы найдете достаточно вескую причину, из-за которой не явились в лабораторию.

— Попробую найти, — вздохнула тяжко. — Как камешек?

— Какой камешек? — отвлекся Альрик и вспомнил: — Пока непостоянен. На один перенос тысяча неудач. Не увиливайте от темы. К завтрашнему дню вы должны придумать достаточно жуткую историю с обоснованием пропущенного осмотра и убедить меня в её правдивости.

— Постараюсь, — кивнула я, соглашаясь. Посчитает ли профессор достаточным основанием для прогула попадание сдвоенным заклинанием? — До свидания.

— До завтра, — попрощался Альрик, и зловещий тон пробрал меня мурашками по коже.

Вернувшись в общежитие, я вытянула ноги на кровати. Ну, и денек выдался — невообразимый кавардак в голове! На ночь глядя, проснулся и заурчал желудок, и одновременно раздался стук в дверь. На пороге стоял Радик с кастрюлькой и поварешкой, смущенно улыбаясь.

— Я сегодня раз пять приходил, где ты пропадала? И вчера не дождался.

— Отлично, что заглянул! — затащила его в комнату. — Сейчас устроим пир на весь мир.

Мы сварили кашу, и юноша извлек из принесенного пакетика четыре прозрачных колбасных кусочка. От них умопомрачительно пахло, и потекшие ручьем слюнки выдали страстное желание вонзиться зубами во вкусность.

— Я вчерашние не съел, тебя ждал, — пояснил Радик, когда мы расположились за столом.

— Голодал, что ли? — ужаснулась я.

— Нет, конечно, — опроверг парнишка, но что-то мне подсказало, что он обманывал. — А куда ты вчера подевалась?

— Ходила в гости и задержалась. Не возвращаться же потемну? Переночевала у друзей.

— Я уже начал волноваться, — пояснил Радик. — Хотел бежать к тётке-вехотке.

Мысль, что кто-то переживает за мою судьбинушку, подкупила и согрела.

— Прежде чем нервировать тётечку, спроси у соседки, она живет за стенкой. Зовут Аффа. Если в следующий раз надолго удалюсь от института, обязательно предупрежу, — успокоила я парнишку. — Как твой экзамен?

— Не очень удачно, — потух он. — На слабую троечку. Дядя пожурил, конечно.

— Не расстраивайся, — поддержала я Радика. Знал бы он, каким путем досталась моя первая тройка в первую сессию. — Почему твой дядя не помогает с учебой?

— Он не видит, — пояснил Радик, — но я очень ему благодарен. Он поддерживает меня и помогает материально маме.

— Не переживай за трояк, лучшее впереди, — заверила, потрепав его по голове. — Успеешь выбиться в круглые отличники.

— Было бы неплохо. Круглякам выплачивают социалку, глядишь, и дяде станет полегче.

Трудное это дело — быть круглым отличником в ВУЗе с висорическим уклоном. Фантастически трудное, поэтому социальную стипендию получают единицы. Не сомневаюсь, что соседушка Лизбэт входит в их число.

— А где твой дядя работает? — приспросилась, уминая бутерброд.

— Ты его знаешь. Дядя Шваба, — пояснил парнишка, выскребая кашу со дна, а потом поправился: — Который архивариус, Швабель Иоганнович.

— Он же мой начальник! — я чуть не выронила изо рта бутербродный кусок. — Он твой дядя? И не видит волны?

— Не видит, — подтвердил Радик.

— Но как? — растерялась я. — То есть, как он устроился в институт? Это же институт с вис-уклоном.

— А как другие работают? — пожал он плечами, облизывая ложку. — Имеет щит и типун третьей степени.