Де-факто любое движение в сторону США расценивается этими людьми как однозначно правильное, а сама Америка воспринимается как эталонная страна. Любая критика считается проявлением тупости и мерзости, и по большому счету жизнь в России выглядит как временная командировка, после которой можно отбыть в тот самый рай, где тебя ждут с распростертыми объятиями. Главный критерий – поддерживает или не поддерживает какую-либо идею Госдеп или Белый дом. «А вы не боитесь осуждения Госдепа?.. А что заявил на эту тему Госдеп?.. А вот неизвестно…» – для них это является окончательным критерием. Либеральная идея выглядит в их глазах исключительно американской, поэтому предпринимаются попытки некритического перенесения в Россию американских методов и принципов.

Хотелось бы отметить, что во многом в провале американской идеи можно винить только самих американцев. Ведь в начале 90-х, когда россияне были страстно влюблены в Америку и все американское, сюда приехало большое количество специалистов, которые должны были оказать грамотную помощь, постепенно выстроить модель демократии и принять участие в организации процесса приватизации. В конечном итоге в Америке были возбуждены иски против приватизаторов – правда, только с американской стороны, против наших почему-то никто ничего не возбудил. Мало того, в команде Ельцина, работавшей перед выборами 1996 года, присутствовали американские специалисты, и, судя по тому, что они советовали, ни о каком проведении честных выборов даже речи не шло и идти не могло. И такие вещи, конечно, необходимо очень четко понимать и осознавать.

Отдельный важный вопрос вызывает форма проведения мероприятий «несогласных». Анархическая, бунтарская, показная, она не привлекает большой политсреды, но рекрутирует откровенных анархистов и асоциалов. Лозунг, придуманный Лимоновым, настолько понравился вчерашним демократам, что они не постеснялись оказаться в одной компании, да еще и на одной трибуне, практически с фашистом, который даже не счел нужным скрывать свои человеконенавистнические взгляды. И когда видишь, как рядом с убежденным антифашистом, коим является Людмила Михайловна Алексеева, оказывается человек, радостно кричащий: «Революция – да! Смерть – да!», человек, еще недавно призывавший таких, как Алексеева, вешать на всех углах, начинаешь думать: что случилось с Алексеевой? Плохо видит?

Немцов, не брезгующий находиться на одной трибуне с Лимоновым, вызывает даже больше вопросов, чем его приезд в Питер и радостное времяпрепровождение в окружении большого количества девушек в ожидании, когда же доедет тираж его очередной разоблачительной книги. Вот этот сибаритский стиль, сочетаемый с выходами на площадь и последующими задержаниями на пятнадцать суток, создает в головах «несогласных» ощущение, что они удивительно справедливые революционеры, пострадавшие за правое дело. Они видят себя Галансковыми и Сахаровыми. Не случайно, когда Борис Ефимович, отсидев пятнадцать суток, встретился со своим давним приятелем, известным российским олигархом, тот с удивлением произнес: «Боря, ты даже по фене ботать стал, словно не пятнадцать суток, а пятнадцать лет отсидел». Что поделать, талант драматизации…

Думаю, вряд ли кто-то может всерьез представить, что «несогласные» способны выиграть выборы, не говоря уже о том, чтобы набрать пятьдесят процентов голосов в Думе. Тогда возникает любопытный вопрос: в чем смысл акций 31-го числа? Да-да, я понимаю: чтобы осчастливить всех нас и чтобы была реализована 31-я статья конституции. Требуем собираться, где хотим. А что значит – где хотим? Да, конечно, конституция четко и ясно определяет свободу собраний. Но необходимо уведомлять, необходимо договариваться с местной властью.

Необходимо четко понимать, что есть места, где это удобно делать, а где это делать неудобно. Или важен сам принцип? Важно неповиновение.

Ведь, казалось бы, как действовал бы тот же демократ, находясь в Соединенных Штатах Америки? Если он считает, что его гражданские права нарушены, в первую очередь он идет в суд! Я спрашивал «несогласных»: а вы в суд ходили? На это мне объяснили, что в суд ходить нельзя, что суды – это обман, что все прекрасно понимают, что там, в этих судах, происходит, и нечего терять на это время, это чистый развод. Но отчего они так решили, мне не очень понятно. Или, может быть, на собственном опыте? Или при губернаторе Немцове местный суд был чистым и честным, а теперь стал другим? Так я не раз был в нижегородском Автозаводском суде и могу сказать, что там с непредвзятостью всегда было туго. Или Михаил Михайлович Касьянов вдруг заметил какие-то проблемы в судебной системе? А при нем было по-другому? Или Владимир Рыжков до этого выигрывал все выборы честно, а теперь вдруг стал возмущаться, что результаты подтасовывают? Или когда результат нам нравится, то все замечательно, а когда не нравится, то мы не верим? Поэтому, наверное, мы признаем только те решения суда, которые нравятся нам? Но ведь они и в Международный суд не идут – может быть, понимая, что шансы невелики.

Немаловажно и то, что суд – не место для бунта, это место для беседы. А беседовать никто не хочет. Люди хотят навязывать свою волю, считая, что остальные должны к этой воле прислушиваться. Неожиданно в сознании многих демократическая модель трансформировалась в то, что сформулировал один из лидеров российского гей-движения господин Алексеев, кричавший в эфире программы «Поединок»: «Мне наплевать на мнение большинства, мне европейский суд сказал, что можно!» – при этом продемонстрировав некоторое непонимание юрисдикции европейского суда по правам человека. Кроме того, европейский суд не сказал, что можно проводить гей-парады, – всего лишь то, что предыдущие запреты на проведение гей-парадов, по мнению европейского суда, не соответствовали законодательству, однако это не является автоматическим разрешением на проведение гей-парадов сегодня. Но сам вопль: «Мне наплевать на мнение большинства!» – является, если угодно, общим подходом для определенной части людей.

Общеизвестна формула: демократия – это когда меньшинство имеет право высказать свою точку зрения. Безусловно, это так. Но это не значит, что данная точка зрения должна стать доминирующей в обществе, что большинство обязано жить по правилам, высказываемым меньшинством. Это уже не демократия, а как раз наоборот – если угодно, одна из форм авторитарного режима. И что характерно, у этого авторитарного режима нет никакого формального или морального права на власть. Налицо странная ситуация: выборы не выиграли, на других плюем, но требуем, чтобы наши пожелания выполнялись, притом выполнялись тогда, когда мы хотим, когда нам удобно и где нам удобно. И мы не желаем воспринимать никакие доводы, не желаем обращаться в конституционный суд, а намерены сами говорить суду, как надо жить: мы сами с усами и сами трактуем законы.

Я ни в коей мере не оправдываю насилия по отношению к меньшинствам и не хочу сказать, что люди не должны собираться. Но если, к примеру, они хотят собираться на проезжей части и мешать движению транспорта, то у меня это радости не вызывает. Если они захотят собраться у меня на дачном участке, мне это точно не понравится. Все-таки необходимо, проживая в обществе, не провоцировать конфликт, а пытаться найти разумные методы решения. Не призываю любой ценой сглаживать углы, но осознанно превращать любую маленькую проблему в конфликт – это тоже неумно. Почему это происходит – отрабатываются ли какие-нибудь деньги, нужно ли это, чтобы раскачать ситуацию в стране, – вопрос совершенно в другом. Важно понять, являются эти люди врагами или нет. Если являются, то какие из этого могут последовать выводы?

Воспитанники марксистско-ленинской идеологии, пристально изучавшие великий «кирпич», как назывался учебник истории КПСС за свои размеры и тяжесть, точно знают, что надо делать в случае прихода к власти. И зачастую в речах нынешних демократов это прослеживается явно: уничтожать, уничтожать и еще раз уничтожать. Они верят исключительно в карательные меры. Вешать на столбах, самое меньшее – поражать в правах: запрещать въезд в ряд стран, арестовывать счета неугодных. Если предположить, что они придут к власти, то можно быть уверенным, что никакой любви к людям, терпимости к противоположной точке зрения и даже фрагментарного уважения к людям с иными политическими взглядами не будет.