На самом деле испытания показали, что, когда ум свеж, когда он открыт и любознателен, когда ему интересно, его возможно­сти велики. А вот повторение притупляет их. Что такое скука? Это упадок духа или ощущение, что на свет божий из души поднима­ется шлемазл? Я не знаю, смогли ли вы выявить в упражнениях нашего последнего путешествия в мир гениальности еще одно свойство шлемазла. Человек — Homo sapiens — достиг своего ны­нешнего уровня развития, обучаясь многому механически. Осво­ив сложный навык с помощью усилия, интереса, который преоб­разуется в то, что мы называем волей, человек передает это умение своему подсознательному роботу, который и доводит дело до ав­томатизма, будь то езда на велосипеде или изучение иностранного языка. Но делать что-либо, чему мы научились автоматически, — значит не чувствовать необходимости сконцентрироваться. При­обретая некоторое количество таких механических навыков, мы с вами постепенно привыкаем к тому, что все, что мы делаем, только из них состоять и должно. Вот эта наша убежденность в том, что многочисленные наши роботы, стереотипы и привычки, с которыми мы выполняем работу, ложимся спать и, уж извини­те, занимаемся сексом, в конечном итоге и делают нашу жизнь неинтересной. Они ведь являются необходимыми навыками?

Конечно. Но интерес, гениальный результат возникают только тогда, когда мы способны выйти за пределы этого самого «вну­треннего робота». Это необходимо поскольку робот этот — яв­ляется образом автоматизма, следовательно — самой бессмыс­лицы.

Конечно, он возникает не только тогда, когда мы испытываем положительные эмоции. Отрицательные также помогают его до­стичь.

Если вспоминать о еще более древних историях (я знаю, что почти в каждой семье есть подобная история), то мое внимание привлекла публикация в журнале Общества психических иссле­дований (так называлось общество спиритов): в одном номере за 1897 год описывается характерный случай. Дело было в Англии. Жена священника отправила дочку играть в обнесенный стеной садик вблизи железнодорожной насыпи. «Несколько минут спу­стя, — рассказывает она, — я отчетливо услышала внутренний го­лос: «Верни ее домой, или с ней сейчас случится ужасное». Мною тотчас же овладел сильный страх, и я задрожала. Я побежала в садик аббата, и мы привели девочку домой живой и невредимой». Как выяснилось, вечером того же дня с рельсов сошел паровоз, убив троих детей, находившихся в этом саду.

Я подчеркиваю: это всего лишь единичный случай, обратив­ший на себя мое внимание. Это случай, когда ожидание беды и инстинкт матери, этот самый внутренний инстинкт, вдруг вско­лыхнули ткань гениальности. Спириты, конечно, считали, что голос, который услышала мать, раздавался с того света. Но мы с вами можем уверенно сказать, что это был голос ее внутреннего мудреца, как вы этот процесс ни определяйте.

Первый и наиболее важный шаг на пути к гениальности — это осознать, что мы с вами созданы вовсе не для того, чтобы гля­деть на жизнь глазами червя, так же, как и птица не создана для того, чтобы проводить свою жизнь на земле. Мы с вами не со­стоим только из одного шлемазла. Мы способны отстраняться, переключаться, находить многоплановое видение мира. Скука, депрессия — они не в природе человека, они мешают нам почув­ствовать свои истинные возможности. Когда мой интерес стано­вится пассивным, я запутываюсь в лабиринте своих ценностей и роботов, состоящем из моих шлемазлов. Я впадаю не в особое состояние сознания, а в полусонное состояние на грани реально­сти и иллюзии и пытаюсь его еще более усугубить, подтверждая отсутствие в себе гениальности алкоголем, наркотиками, анти­депрессантами, успокоительными препаратами и чем угодно, лишь бы забыть о том, что вокруг моего мира червя существует абсолютно другой загадочный мир, в который необходимо про­рваться.

Эту историю почувствовал на себе один из писателей, ока­завших наибольшее влияние на литературу XX столетия. Франц Кафка все время умудрялся жить в двух мирах.

Переживания Кафки, конечно же, были нерадостными. Од­нако, несмотря на это, он сохранил непрерывный, устойчивый интерес. То, что другого могло бы сделать одним из пациентов, которые так и не вылечились в психиатрических лечебницах, сделало его, пусть даже после смерти, одним из величайших пи­сателей столетия. Но нам с вами знаком эффект новизны, или интереса, не только по азартным играм — хотя можно, конечно, вспомнить знаменитый эффект новичка в казино или на иппо­дроме. Можно вспомнить, например, и волнующий москвичей синдром провинциала в Москве, того самого, который приехал побеждать и у которого нет другого выхода. Он не может позво­лить себе утратить интерес. Иначе он пропадет в гигантском ме­гаполисе. И из-за этого он вынужден проявлять способности, о которых даже не подозревает. Сама внешняя обстановка гонит его, подогревая его интерес.

Как же сделать этот мир интересным? Как заставить кости па­дать так, как нам захочется? Только ли такие сложные упражне­ния, как те, которые я приводил в предыдущей беседе, могут нам помочь? Конечно же нет. Только помните: сначала надо научить­ся чувствовать шлемазла в себе.

На одном из прямых эфиров «Серебряных нитей» я давал ра­диослушателям упражнение. Оно было почерпнуто мной из днев­ников Кафки. Если хотите, пусть оно называется упражнением Кафки. Он говорил: «Я знаю мир, который меня окружает. Но я ничего в нем не узнаю. Все, что я написал, — это попытки пере­дать это ощущение».

Шлемазлу, или роботу внутри, весь мир хорошо знаком, из­вестен и понятен.

Загадочному мудрецу в нас ведомо, и что такое вещь в себе, за пределами нашего потребительского к ней отношения.

Давайте попробуем сделать это упражнение.

Упражнение Кафки

Просто зажгите свечу, погасите свет. И обведите взглядом комнату, в которой вы сейчас находитесь. Когда горит свеча, предметы становятся неузнаваемыми, меняют свои очертания и смысл. Толь­ко мы редко выделяем минуты, чтобы как-то научиться это заме­чать. Осмотрите комнату скользящим взглядом. Просто гладьте взглядом предметы и позволяйте своему вниманию абсолютно сво­бодно плавать между ними, просто прикасаться к их поверхности и переплывать дальше. Через несколько мгновений ваш взгляд сам зацепится за какой-то предмет. В этот момент спросите себя удивленно: «Что это?» Так Кафка видел тени на улицах Праги. За­тем произнесите в ответ: «Не знаю». Например, если ваш взгляд, скользя, зацепился за электрический выключатель, спросите себя: «Что это?» И вместо того, чтобы ответить: «Это выключатель», скажите себе: «Не знаю». Ненова посмотрите на предмет и повто­рите вопрос. И ответьте: «Не знаю».

Незнающий ум — это ум гениальный. Он позволяет вам загля­дывать за те ярлыки, которыми переполнено восприятие робота. Вы смотрите то на один предмет, то на другой, и чуть ли не Прага конца XIX века встает перед вашими глазами. Вы смотрите и от­мечаете, что вы не знаете, и ваше восприятие становится острее, и мир становится другим.

Если вы сделали это, то вы сейчас ощутили маленькое чудо. И то, что вы делали сейчас, кроме всего прочего, является ис­кусством. Например, искусство художника — это и есть способ­ность увидеть фрагмент реальности глазами, полными незнания, то есть удивления и интереса. Точно так же, как на вас подей­ствовало это упражнение, действует любое искусство. Оно спа­сает нас из плена нами же выбранной тривиальности, к которой мы так тяготеем. Глубокий звук органа вызывает у нас дрожь во всем теле. Мы как будто отстраняемся от жизни, чтобы увидеть ее лучше, вооружаемся мощным широкоугольным объективом и охватываем все пространство, а не только наши привычные проблемы. Ведь даже музыка, которую мы с вами слушаем и под которую, надеюсь, вы делаете наши упражнения, способствует изменению взгляда на то, что лично вы называете для себя хоро­шей музыкой. У Германа Гессе в его знаменитом «Паломничестве в страну Востока» есть интересное замечание: «В мои обязанно­сти входило заботиться о музыке для нашей группы паломников. Я испытал на собственном опыте, как великий звук может под­нять маленького индивида выше его будничных возможностей и удесятеряет его силы».