Литмир - Электронная Библиотека

Старшая медсестра, старший прапорщик медицинской службы Кротова Алевтина Павловна, была женщиной крупной, и за глаза в бригаде её называли мадам Грицацуева, по аналогии с героиней Ильфа и Петрова. Она всегда сама раздавала лекарства, строго следя за тем, чтобы солдаты принимали, а не выбрасывали их в мусор. Алевтина Павловна в юности была стройной и симпатичной девушкой, увлекалась парашютным спортом, на её счету более семисот прыжков, имела разряд по боевому самбо. У неё был любимый, лейтенант Женя, который служил в этой же части. Дело шло к свадьбе. Но тут началась война в Афганистане, и её Женя был направлен в ДРА. Алевтина Павловна последовала за ним. Эта война перевернула её жизнь с ног на голову. После перенесённого гепатита пошли осложнения, начались проблемы со здоровьем. Она стала стремительно набирать вес, и о самбо с парашютами пришлось забыть. В довершение всего её любимый, лейтенант Женя, погиб при выполнении боевого задания. Она очень тяжело пережила гибель своего Жени, так и не выйдя замуж, оставшись на всю жизнь «соломенной вдовой».

В общей сложности прослужив в спецназе уже более двадцати лет, Алевтина Павловна знала про службу спецназа столько, что могла заткнуть за пояс любого «спеца»[1]. Она могла не только диагноз медицинский поставить не хуже любого доктора, но и при случае крепко съездить по роже зарвавшемуся хаму. Всю свою нерастраченную любовь она отдавала молодым девчатам, что служили в медсанчасти. Поэтому все медсестры бригады находились под её материнской опекой, и не приведи господь кому-то обидеть незаслуженно «ёе девочку», в Алевтине Павловне просыпалась тигрица, которая защищает своего ребёнка. Все помнят случай, когда она, находясь в командировке, уложила одним ударом стодевяностосантиметрового бугая – офицера из пехоты, после того как тот, будучи пьяным, сильно оскорбил одну из медсестер. Так что Алевтина Павловна была в бригаде в почёте и уважении у всего личного состава от солдата до командира.

А вот Андрея Минина она почему-то любила особенной, материнской любовью, как родного сына. И поэтому, когда он появился в коридоре санчасти, Алевтина Павловна сразу поспешила к нему, причитая на ходу.

– Да ты мой золотой мальчик, – сказала она, обнимая Андрея, – как же так получилось-то с тобой, ты же лучший у нас командир группы и не уберёгся.

– Мина, Алевтина Павловна, она же дура самая опасная, никогда не угадаешь, где рванёт, – ответил Андрей, осторожно обнимая её, боясь задеть рану, – солдат, главное, сберёг.

– Да, солнышко, ты прав, солдатики важнее, они же совсем ещё молоденькие и глупенькие. А как рана, – участливо продолжала она, глядя на него с нежностью, – зажила?

– Нет, Алевтина Павловна, не зажила. Собственно, поэтому и пришёл. Перевязку бы сделать. А то чувствую, кровит рана.

– А чего из госпиталя убежал так рано? Наверное, набедокурил опять?

– Нет. Просто надоело валяться. Из-за одной перевязки в день лежать нет смысла, а это и у нас можно делать. Да и по вам всем соскучился, – сказал Андрей и чмокнул её в щеку.

– Ой льстец. Врёшь, но всё равно приятно, – ответила зардевшаяся Алевтина Павловна, – ну иди, иди, Иваныч пускай посмотрит, он у нас в этом деле профессор.

– Это точно, Алевтина Павловна, Иваныч спец каких ещё поискать надо.

И, освободившись от объятий Алевтины Павловны, Андрей вошёл в кабинет, на двери которого висела табличка «Начальник медицинской части в/ч № … подполковник Ковальчук С.И.».

В небольшом, но уютном кабинете за столом сидел человек в белом халате и что-то быстро писал. Тёмный ёжик его волос уже тронула ранняя седина, кустистые брови были сведены к переносице, крупные черты лица были напряжены, губы сжались в тонкую полоску.

«Что-то Иваныч важное, наверно, пишет», – подумал Андрей, продолжая рассматривать его.

Широкий разворот плеч, мускулистые руки хирурга, сильные кисти, в которых была почти незаметна ручка, проворно бегающая по бумаге. Под белым халатом, одетым на голое тело, угадывался мощный торс. Чувствовалась уверенная сила во всем облике начмеда.

«Да, Иваныч мужик, – восторгался Андрей, – его рукопожатие вообще может кисть сплющить».

– Проходи, присаживайся, – сказал подполковник, не поднимая головы, – сейчас допишу, и займёмся тобой.

Андрей молча сел на стул. Начмед дописал предложение, поставил точку и, бросив ручку, поднял голову;

– О! Минин! Привет!!! – радостно воскликнул он. – Ты каким ветром? – и вставая со стула, протянул ему руку.

– Попутным, товарищ подполковник, – ответил Андрей, отвечая на рукопожатие.

– Слышал, зацепило тебя серьёзно.

– Да как серьёзно, терпимо. Только вот не заживает зараза уже почти месяц.

– А что из госпиталя ушёл? Лечился бы там.

– Да там, товарищ подполковник, только мазью Вишневского мажут и всё, а она мало помогает. И чистили, и уколы кололи, да всё как-то без толку. Вот я и подумал, лучше к Вам. Вы своими травами да мазями быстрей на ноги поставите.

– Ой ли! Так уж быстрее! – довольно произнёс начмед.

– Конечно быстрее. Про Ваши травы и мази во всём округе знают. Даже в госпитале сказали: «Езжай к своему Ковальчуку, он тебя сам вылечит».

– Так вот и сказали? Ну-ну, – проворчал польщённый начмед, – давай в перевязочную, посмотрим тебя.

Затем поднял трубку одного из трёх телефонов, стоящих на столе, произнёс, дождавшись ответа:

– Лукошкину в перевязочную.

Андрей прошёл в перевязочную. Зная строгие порядки начмеда, он разулся, оставив ботинки у порога, и только потом вошёл в комнату. В комнате для перевязок все сияло стерильной чистотой, стеклянные шкафы с медикаментами, операционный стол, биксы[2] с перевязочным материалом и даже пара находившихся здесь стульев, казалось, блистали аккуратностью. Расстегнув и сняв камуфлированный китель, он посмотрел себе на грудь. На тельняшке, немного ниже повязки, алело кровавое пятнышко.

«Вот блин горелый, всё-таки испачкал тельник, – раздосадованно подумал Минин, – а кровь почти не отстирается».

Тем временем за спиной открылась-закрылась дверь и девичий голос произнёс:

– Добрый день.

– Добрый, – буркнул, не оборачиваясь, раздосадованный Андрей, занятый изучением пятна.

За спиной открылся стеклянный шкаф, загремели инструменты, заклацали замки биксов. Не оборачиваясь и не обращая внимания на звуки, наполняющие комнату, он стянул через голову тельняшку. Ещё раз придирчиво осмотрел пятно. Затем, повесив тельняшку на вешалку, обернулся.

Стоя к нему спиной, девушка в белом халате, в аккуратной белой шапочке деловито раскладывала на металлическом столике всё необходимое для перевязки. Халат, подогнанный по фигуре, очень выгодно подчёркивал стройность её талии. Красивые, загорелые, длинные ноги до коленей были прикрыты подолом. Чем больше Андрей смотрел на неё, тем сильнее у него перехватывало дыхание. От её фигуры веяло чем-то родным и до боли знакомым. Ему казалось, что он знает эти очертания давно, эти волнистые изгибы её тела, эти руки, эту нежную шею и этот упругий, с медным отливом завиток каштановых волос, что непослушно выбился из-под шапочки. И в то же время твёрдо понимал, что прежде он никогда не встречал этой девушки. На него вдруг нахлынуло неистребимое желание подойти к ней, обнять со спины за талию и, нежно поцеловав в шею, спросить: «Как дела, моя хорошая?»

Сердце застучало быстрее, участилось дыхание, его тело стала охватывать неведомая до сих пор истома. Он, конечно, понимал, что неприлично так сверлить взглядом незнакомую девушку, но никак не мог отвести от неё свой взгляд, он как бы напитывал этим образом глаза, стараясь запомнить все чёрточки такого неожиданно милого и родного тела.

Девушка, почувствовав на себе этот упорный взгляд, на секунду замерла, затем обернулась и с улыбкой сказала:

вернуться

1

На армейском сленге спецназовец.

вернуться

2

Металлические круглые ящики.

2
{"b":"246775","o":1}