– А что природа делает без нас? Вопрос.

Бузыкин диктовал. Алла стучала на машинке с профессиональной быстротой.

Алла смотрела на него.

– Что ты? – спросил Бузыкин.

– Как бы я хотела, чтобы у нас был ребеночек! – сказала она.

– Зачем?

– Он был бы такой же талантливый, как ты…

– Это не я талантливый, это они. А я только перевожу.

– Он бы тебя веселил, мы бы вместе тебя ждали…

– Алла, я свою жизнь переменить не могу.

– И не надо. Тебя это не будет касаться.

– Нет, Алла. Нет и нет.

У нее были на редкость крупные глаза. Они придавали ее облику трагическую миловидность.

По двору среди недавно поставленных домов и недавно посаженных деревьев шел человек с яркой спортивной сумкой. То, что он иностранец, чувствовалось, даже когда он молчал.

Бузыкин в трикотажном тренировочном костюме дремал, сидя на стуле.

Звякнул дверной колокольчик. Бузыкин открыл дверь, радушно улыбаясь. Иностранец сиял утренней свежестью.

– Монин!

– Монин! – бодро откликнулся Бузыкин.

– Вы готов?

– Готов! Секундочку, доложусь жене.

Заглянул к Нине. Она была еще в постели.

– Нина, мы побежали.

– Господи, когда это кончится! Полчаса могла еще поспать.

Они бежали по улице. Бузыкин вслед за Биллом. Тот громко бросал советы через плечо, что привлекало внимание прохожих.

– Ту степс ин! Фор степс аут!

Бузыкин чувствовал себя неловко. Кроме того, ему хотелось спать. Кроме того, в его жизни сейчас было столько неприятностей, что обретение спортивной формы ничего не решало.

Из машбюро, где рабочий день еще не начался, Алла набрала телефонный номер. Нина сняла трубку.

– Алло!.. Слушаю. Ну что вы там молчите и дышите? Мяукнули хотя бы.

Положила трубку, сказала Бузыкину:

– В следующий раз бери трубку сам.

Бузыкин, Билл и Нина пили чай.

БИЛЛ. Это как называется?

НИНА (лучезарно улыбаясь). Хворост.

БУЗЫКИН (радостно улыбаясь). Хво-рост.

БИЛЛ. Очень вкусно.

БУЗЫКИН. Нина прекрасная кулинарка.

НИНА. Не напрягайся, дорогой.

БИЛЛ. Простите, очень быстро, плохо понимаю.

НИНА (улыбаясь). Это я не вам.

БУЗЫКИН (улыбаясь). Это она мне… Билл, рассудите, почему, если кто-то где-то молчит и дышит, то это звонят именно мне?

БИЛЛ. Простите, как?

БУЗЫКИН. Я говорю…

НИНА. Может быть, мы без Билла разберемся?

БИЛЛ. Простите?

БУЗЫКИН. Это она мне.

НИНА. Это я ему.

Трудно выяснить отношения такого рода в присутствии иностранного гостя. Он может не так истолковать, сделать неверные выводы, увезти с собою за рубеж ложное впечатление.

Снова зазвонил телефон. Нина поставила аппарат перед мужем.

БУЗЫКИН. Да?..

Это была Варвара Никитична.

Бузыкин, срочно звони Алле. Она у себя в машбюро.

БУЗЫКИН. К сожалению, сейчас не могу. Загружен работой.

ВАРВАРА. Слушай, Бузыкин, не валяй дурака. Ты у нее какую-то рукопись забыл. Она пыталась тебе об этом сообщить, твоя Нинка ее обхамила. Так что давай успокаивай.

БУЗЫКИН. К сожалению, сейчас очень загружен работой.

ВАРВАРА. Ясно. Нинка там рядом. Ладно, я ей сама позвоню.

БУЗЫКИН. Вот это не надо.

ВАРВАРА. Надо. Пока.

Бузыкин положил трубку.

– Веригин звонил из издательства… – обратился к Флетчеру: – Все торопят, торопят. У вас в Англии тоже так?

БИЛЛ. Тоже так, да.

НИНА. А тебе не показалось, что у него женский голос?

БУЗЫКИН. У кого?

НИНА. У Веригина.

Взгляд жены сделал его прозрачным.

БУЗЫКИН. Он через секретаря разговаривал. Через секретаршу…

БИЛЛ. Очень вкусно. Это как называется?

НИНА. Хворост. Извините, мне пора.

Вышла в прихожую.

БИЛЛ (тихо). Немножко сердится?.. Может быть, я лучше уйду? Или лучше остаюсь? Будет меньше скандал?

БУЗЫКИН. Плохо себя чувствует.

Нина показалась в пальто, весело улыбаясь.

Мне пора на работу, Билл! Дальше вас будет развлекать Андрей.

БУЗЫКИН. Нина, если что-нибудь надо купить, скажи. У меня после института будет время.

НИНА. Купи цветы. Секретарше.

Ушла.

БУЗЫКИН. Пошла на работу.

БИЛЛ. Может быть, у вас тоже есть дела? Может быть, я отнимаю время?

Бузыкин посмотрел на часы.

Немного времени есть.

Взял с полки иноземную папку, раскрыл.

Я прочитал. В принципе все правильно. Но русское просторечие лучше бы переводить также просторечием. Вот, скажем, здесь у Достоевского: «Да за кого ты себя почитаешь, облизьяна зеленая». У вас «грин манки» – обезьяна. Здесь «облизьяна» – сленг.

Снова зазвонил телефон.

Прошу прощения. (Снял трубку.) Слушаю вас.

Это опять была Варвара.

Бузыкин, она ненормальная.

БУЗЫКИН. Кто?

ВАРВАРА. Наша Аллочка. Я ей сейчас попыталась все объяснить, причем очень деликатно. А она велела тебе передать, чтобы ты к ней больше не приходил. Бузыкин, что делать? Может, мне к ней подскочить?

БУЗЫКИН. Ни в коем случае. И вообще, кто тебя просил вмешиваться!

ВАРВАРА. Ну, братцы, вы мне надоели. Я всю ночь работала, я хочу спать. Пока.

БИЛЛ. Я думал, «облизьяна» – это неправильная печать.

БУЗЫКИН. Нет, это правильная печать.

В его наручных часах заверещал звоночек.

Извините, Билл, мне пора в институт.

БИЛЛ. Все. Я вас больше не задерживаю. Только еще один маленький вопрос.

Снова стал листать рукопись.

Сейчас найду…

Бузыкин бежал по улице. Короткими перебежками, чтобы не бросалась в глаза его унизительная поспешность.

Свернул в институтский двор.

Устремился вверх по лестнице. Но в коридоре остановился. Навстречу ему шел Шершавников. Добродушный, непринужденный, простой.

Бузыкин свернул в первую попавшуюся дверь. Это была читальня. Там занимался его приятель Евдокимов. Бузыкин прильнул к дверной щели.

– Что там? – спросил Евдокимов.

– Шершавников.

– Ну и что?

– Не хочу подавать руки этой скотине.

– А что случилось?

– Знаешь, что он сделал? Он Лобанова завалил, Куликова протолкнул, и тем самым Васильков стал замзав кафедрой.