Противник в спешном порядке перебрасывал на угрожающее направление не только пехотные и танковые подразделения, но и артиллерию с соседних участков. На третий день на поле боя появились части 12-й танковой дивизии, которые были переброшены из-под Ленинграда, а также другие части 11-й армии Манштейна. Вскоре враг противопоставил войскам 8-й армии пять полностью укомплектованных дивизий, из них одну танковую. Он стал превосходить в силах наступающие советские войска, которые подвергались яростной бомбардировке с воздуха и массированному артиллерийскому обстрелу.
3 сентября Ленинградский фронт атаковал немецкие позиции в районе Московской Дубровки. Основная цель операции состояла в том, чтобы прорвать вражескую оборону на левом берегу реки Нева, овладеть Мусталово и, развивая успех на Синявино, соединиться с продвигающимися навстречу соединениями Волховского фронта. Две дивизии, форсировав Неву, вклинились во вражескую оборону на противоположном берегу. Однако развить успех они не могли и вынуждены были отойти на исходные позиции.
4 сентября Манштейну позвонил Гитлер. «Он заявил, что необходимо мое немедленное вмешательство в обстановку на Волховском фронте, чтобы избежать катастрофы. Я должен был немедленно взять на себя командование этим участком фронта и энергичными мерами восстановить положение. Действительно, в этот день противник в районе южнее Ладожского озера совершил широкий и глубокий прорыв занятого незначительными силами фронта 18-й армии. И вот вместо запланированного наступления на Ленинград развернулось „сражение южнее Ладожского озера“»[439]. Манштейн взял на себя командование опасным участком фронта. Уже на следующий день в ходе развития событий в районе Синявино сказалась высокая оперативно-тактическая подготовка нового немецкого командующего, его умение руководить войсками в сложной обстановке. Немцы добились крупного тактического успеха, окружив головную часть вклинившихся в их оборону советских войск. Противник наносил чувствительные контрудары по наступающим войскам 8-й армии. Фашистское командование подтянуло к участку прорыва большое количество артиллерии, в том числе тяжелой, а также особой мощности, переброшенной из Крыма или снятой непосредственно из-под Ленинграда, и нацелило на место прорыва большую часть авиации 1-го воздушного флота. К 5 сентября наибольшая глубина прорыва составила 12 километров. «День 5 сентября выдался для нас на редкость трудным. С утра мы атаковали противника, но были остановлены… Уже перед вечером я вернулся на свой НП. Только умылся, как позвонил К. А. Мерецков, он поздоровался и без предисловий заявил:
— Гляди за левым флангом! И днем, и ночью гляди. Тут замышляется что-то большее, чем можно предполагать. И не только в воздухе, но и на земле появились новые крупные силы противника. Что они собой представляют мы пока не знаем.
— Надо ли мне наступать? — в свою очередь спросил я.
— Пока надо. Это путает противника и служит лучшим видом нашей защиты, — так закончил разговор Кирилл Афанасьевич. — К обороне перейдешь шестого сентября»[440], — вспоминал П.К Кошевой.
Этот разговор свидетельствует, что и 5 сентября командующий Волховским фронтом К. А. Мерецков не знал о противнике почти ничего. Разведка фронта проспала появление Манштейна и его дивизий на фронте шлиссельбургско-синявинского выступа, а значит, командование не смогло внести коррективы в ход операции.
К этому времени нашим войскам противостояло пять пехотных, три горно-егерские и одна танковая дивизии. На фронте наступило равновесие сил. После 4 сентября советские войска не продвинулись вперед ни на метр. Противник отбил все атаки. Сосредоточив у основания прорыва значительные силы, гитлеровцы нанесли 6 сентября через рощу Круглую удар и начали теснить советские части. Чтобы отразить этот удар, командующий фронтом ввел в сражение 191-ю стрелковую дивизию и 53-ю стрелковую бригаду, взятые из третьего эшелона. Неприятель был остановлен и отброшен на исходные рубежи. У К. А. Мерецкова появилась надежда овладеть рощей Круглая. Надо было только подавить огневую систему противника на этом участке фронта. Однако атака на рощу Круглая не удалась. Встреченные плотным артиллерийско-минометным огнем, советские части вынуждены были окопаться. Тогда Военный совет фронта принял решение о вводе в сражение 8 сентября третьего эшелона 2-й ударной армии. Но к этому времени она состояла из одной неполной дивизии и одной стрелковой бригады. Поэтому командование фронта переподчинило ей 4-й и 6-й гвардейские стрелковые корпуса, которые были втянуты в сражение и в значительной степени ослаблены. Таким образом, вместо ввода третьего эшелона получилась своеобразная замена одного армейского командования другим с небольшим усилением стрелковых соединений. Но эта замена не дала никаких преимуществ. Удар получился слабый и на ход событий не повлиял. Это отмечали и в штабе группы армий «Север». В журнале боевых действий 9 сентября 1942 г. было записано: «Противник вновь атакует восточный фронт более слабыми силами, чем до сих пор».
2-й ударной армии удалось ликвидировать несколько огневых точек врага и местами улучшить занимаемое положение. Однако для развития наступления сил оказалось недостаточно. Как отмечал К. А. Мерецков, 2-я ударная армия не оправдала тогда свое громкое название. К моменту ввода в сражение в нее входила одна стрелковая дивизия восьмитысячного состава и одна стрелковая бригада[441].
В районе Невской оперативной группы началась оживленная подготовка к формированию Невы. «5 сентября произошло неожиданное осложнение. Меня срочно вызвал командующий фронтом (Л. А. Говоров) и приказал ознакомиться у начальника штаба с новым планом операции.
— Будем форсировать Неву тремя стрелковыми дивизиями и одной бригадой, — объявил он, — срок подготовки — трое суток.
Судя по тону, каким было сказано о тех сутках, я понял, что „сюрприз“ этот преподнесен сверху. Причины возврата к лобовому удару через Неву в районе Невской Дубровки выяснились уже в ходе спешной перегруппировки войск. Дело в том, что 8-я армия Волховского фронта, начав наступление на Синявино, довольно далеко продвинулась вперед и стала угрожать тылам вражеской ударной группировки. Манштейн оказался вынужденным бросить против 8-й армии часть дивизий, прибывших из Крыма для штурма Ленинграда. Удар по синявинской группировке врага из-за Невы должен был обеспечить развитие успеха Волховского фронта», — вспоминал Б. В. Бычевский.
В ходе подготовки к броску несколько раз менялись варианты оперативного построения войск. Лишь 7 сентября Л. А. Говоров принял окончательное решение: в первом эшелоне Неву форсируют 46-я и 86-я стрелковые дивизии, во втором эшелоне следует 11-я стрелковая бригада, в третьем — 70-я стрелковая дивизия.
Форсирование Невы — полноводной реки с быстрым течением — разворачивалось крайне трудно. Вскоре наступающие дивизии лишились почти всех переправочных средств. На плацдарм переправились отдельные батальоны. Связи с ними не было. Бои разворачивались очень тяжелые. Дивизии не смогли переправиться на левый берег Невы. Неудача с форсированием привела к тому, что батальоны, закрепившиеся на плацдарме, оказались фактически отрезанными от главных сил.
В плане повторного форсирования Невы, посланном в Москву 13 сентября, указывалось, что результатом операции должно быть соединение с Волховским фронтом. Однако все командиры Невской оперативной группы понимали, что четырех не полностью укомплектованных дивизий для прорыва фронта недостаточно. Враг мог выставить против них не менее пяти.
Повторная переправа через Неву началась 26 сентября. 86-я, 70-я дивизии и 11-я стрелковая бригада захватили по плацдарму каждая и начали бои изолированно друг от друга. Сил было явно недостаточно — по три батальона. Из-за сильного огневого противодействия немцев дневную переброску войск Невской оперативной группе пришлось свернуть до минимума. Высадившиеся войска все усилия направили на соединение трех плацдармов в один. Только к исходу третьих суток дивизии с большими потерями переправили на плацдарм свои основные силы. Враг тоже наращивал свои силы в районе предполагаемого прорыва. На земле и в небе шли ожесточенные бои.
