Он зашевелился, шумно вздохнул, и, помедлив секунду, перевернулся на спину. На Катю сонно посмотрел.

   - Я уезжаю.

   Он насупился, брови сдвинул, что вкупе с тёмной щетиной, выступившей на щеках и подбородке, смотрелось ещё более грозно.

   - Я позвоню.

   Кивнул. А Катя не сдержалась и глаза на мгновение к потолку подняла. После чего решительно с кровати поднялась, решив не нежничать со Ждановым, раз он так себя ведёт. Так и ушла, оставив Андрея в своей постели, и уже в самолёте, сидя рядом с Мишей, и слушая его оживлённый монолог, думала о том, что зря не предупредила Андрея о том, что в её отсутствие в квартиру могут родители наведаться. Конечно, вряд ли он без неё там ночевать захочет, но всё-таки.

   Миша накрыл её ладонь своей рукой, Катя от мыслей своих очнулась, и в первый момент сильно удивилась его поступку. И только через две секунды вспомнила, что так и не поговорила с ним. Натужно улыбнулась, и решила, что недели ей должно быть достаточно для того, чтобы окончательно прояснить их отношения.

   Прояснит, без сомнения прояснит, но что будет делать дальше со Ждановым? Если он узнает, что она рассталась с Мишей... Как же всё сложно! Что ей делать с Андреем Ждановым, с "Зималетто" и креслом президента, которое он должен - всенепременно должен! - занять. Она просто обязана всё вернуть на свои места, как было до того, как она появилась и всё сломалось. А вот дальше пусть Жданов разбирается сам, пусть сам решает, как ему жить... Но президентом он снова станет, иначе она будет не она. А пока - пауза. Ни звонков, ни разговоров, нужно решить, как жить дальше, пока есть возможность спокойно подумать.

   Через три дня Жданов, едва сдержав крепкое ругательство, телефон, который уже не первый день твердил ему одно и то же: абонент временно не доступен, выключил, но утерпел, в корзину для мусора его не швырнул, как вчера. Но посмотрел свирепо, правда, тут же глаза закрыл, приказывая себе успокоиться. Не хочет Катя с ним разговаривать, обиделась, наверное, но ничего, вот только вернётся она, и он ей многое объяснит. Так хорошо объяснит, что она долго этого не забудет. Неужели не понимает, что ему покоя не даёт тот факт, что она с этим поварёнком, и они, наверняка, много времени проводят наедине? И Жданов знать не хочет, чем они там занимаются. А если вспомнить о том, что с этим Борщёвым Катя вроде как официально встречается...

   Какое, к чёрту, встречается? Когда она с ним встречалась в последний раз? Андрей ей для этого времени не оставлял. Старался всё делать осторожно, чтобы в глаза не бросалось, но он в любую минуту мог точно сказать, где Катя находится и что делает. Он даже обедать её звал почти каждый день, намеренно, не оставляя Борщёву никакого шанса, звонил постоянно, вроде бы по важным поводам, но Катя понятия не имела, чего ему стоит эти важные поводы каждый час придумывать. И она не жаловалась, не отказывалась, что приятно Жданова будоражило. Иногда так хотелось подойти к ней, в глаза заглянуть и просто сказать: "Моя!", чтобы больше сомнений никаких и ни у кого. А вот сейчас, эту неделю, от него ничего не зависит. Он ничего не знает и ничего не может сделать, и это просто выводит из себя. Катя даже на телефонные звонки не отвечает! Вот как так можно? Наверное, добивается того, чтобы по их возвращении, Андрей Борщёва кастрировал. Или убил. Хотя, разница, по сути, небольшая. И она своего добьётся, видит Бог, добьётся.

   - До кого ты всё дозваниваешься? - спросил у него Малиновский, когда они вечером сидели в баре "У Севы". Андрей на стойку навалился, сделал пару глотков виски, и вдруг попытался вспомнить, сколько же он здесь не был. И вообще нигде не был, уже не первую неделю после работы быстрее летит к Кате на квартиру, и если и выходит вечером куда-то, то только с ней. И его это, по-видимому, нисколько не беспокоит, раз даже не замечает. В бокал с виски заглянул и снова мысленно у себя поинтересовался: "Что происходит?".

   - Палыч, ау. - Ромка рукой у его глаз махнул. Андрей недовольно посмотрел.

   - Что?

   - Кому, говорю, звонишь без конца. Телефон уже измучил.

   - По делу.

   Малиновский недоверчиво усмехнулся.

   - Ну да, по делу. - На высоком табурете развернулся, к залу лицом, а локтями в стойку упёрся. - С таким лицом, дружище, по делу не звонят.

   - С каким?

   - Ревнивым. У тебя всё крупными буквами на лбу написано.

   Жданов ещё один глоток сделал, подумал и кивнул.

   - Ревную.

   Рома такому открытому признанию удивился, чрезвычайно заинтересовался и к Андрею повернулся.

   - Кого ревнуешь? - спросил он, почти с детским восторгом вглядываясь в его лицо.

   Жданов на него посмотрел, и выразительно вздёрнул одну бровь.

   - Не скажу.

   Малиновский немного скис.

   - Что за тайны?

   Андрей выпрямился, плечи расправил, и от этого простого движения, у него неожиданно вырвался тяжкий вздох.

   - Ромка, честно, не до твоих вопросов. - Лоб потёр. - Ты давай-ка лучше завтра прямо с утра, отправляйся на производство, вместе с Милко, и проконтролируй, чем он там заняться собирается. Мне не нужны потом истерики начальника производства. Да и ещё...

   - Палыч, заткнись, а.

   Андрей непонимающе посмотрел. Малиновский его взгляд встретил, и головой покачал.

   - Мы с тобой сидим в баре, пьём хорошее виски, вокруг знакомые лица... девочки. Вон, видишь, рукой тебе машут. А ты мне про производство?

   - Завтра отец из Екатеринбурга вернётся, и спросит у тебя: а чем вы, Роман Дмитрич, собственно, в моё отсутствие занимались? А ты ему тоже про девочек рассказывать будешь?

   Рома внимательно смотрел на него, как-то враз посерьёзнел, повернулся к стойке и навалился на неё, так же, как недавно Жданов. А когда подошла знакомая девушка и Андрея захотела приобнять, Малиновский её отослал, и совсем другим тоном поинтересовался:

   - Что происходит?

   Жданов поднял бокал.

   - Я говорил с отцом, он уже дни считает, когда мы сможем вернуть "Зималетто". А потом будет совет, и я должен вернуть себе кресло президента.

   Малиновский согласно кивнул.

   - Кто же спорит?

   - Ты не понимаешь, в этот раз всё будет по-другому, с самого начала. У меня больше нет права на ошибку. Всё должно быть просчитано.

   Рома задумчиво хмыкнул.

   - Чтобы вернуть президентское кресло, нужны голоса членов совета директоров. Достаточное количество. А ты для этого, друг мой, ничего не делаешь.

   - Делаю.

   - Да? Что-то я не заметил. Кира ходит, как в воду опущенная. Ты когда в последний раз...

   Андрей посмотрел на него в упор.

   - Мне не нужен голос Киры.

   Малиновский хмыкнул.

   - Правда?

   - Да. Это не то, что мне нужно. Её голос - это всё равно что во второй раз свою слабость признать. Больше я этого не хочу.

   - А чего хочешь?

   - Хочу голос отца.

   Малиновский поперхнулся виски. Закашлялся, да так сильно, что слёзы на глазах выступили.

   - Замахнулся ты, - сказал он, когда говорить смог. А Жданов лишь плечом дёрнул.

   - По-другому я не хочу. Мне нужно, чтобы он мне доверял. - Андрей посмотрел в сторону. - Иначе я никогда не перестану гнаться за его похвалой. А на этом... далеко не уедешь.

   - Вот ведь... - Рома рот рукой вытер. - И кто же тебя надоумил?

   - Неважно.

   - Тебе, может, и неважно, а я бы на этого человека взглянул.

   Жданов ухмыльнулся.

   - А если я сам?

   - Сам? Усложнить себе жизнь ты сам додумался? Сомневаюсь.

   Андрей потёр подбородок, потом невесело хмыкнул.

   - А может уже пора, усложнить хоть что-нибудь. А?

   - В смысле?

   Жданов рукой махнул, не зная, что ответить, и поднялся.

   - Ты куда? - удивился Малиновский.

   - Домой. Пойду домой... - И еле слышно добавил: - Давно я там что-то не был.