Сергей Герман
«КОНТРАБАСЫ» ИЛИ «ДИКИЕ ГУСИ» ВОЙНЫ
«Защита Отечества является долгом и обязанностью гражданина Российской Федерации».
Статья 59 Конституции РФ
Все эта история выдумана от начала и до конца. На самом деле ничего этого не было. Не было чеченской войны, не было тысяч погибших, раненых, сошедших с ума на этой войне и после неё. Не было обглоданных собаками и крысами трупов, человеческих тел, сваленных в грязные ямы как отбросы. Не было разбитых российскими ракетами и снарядами российских городов и сёл.
И много ещё чего не было. Как не было и никогда не будет меня.
Все совпадения с реально существующими людьми и реально происходившими событиями рекомендуется считать совершенно случайными, и абсолютно непреднамеренными.
Пролог
«Дикие гуси» – так в средневековье именовали ирландских солдат, отправлявшихся воевать на чужбине. Российских солдат-контрактников, воевавших в Чечне называют «контрабасами». Наверное потому, что слова «контракт» и «контрабас» созвучны. Да и Чечня, де «юре» пока ещё территория России. Кое-кто пробовал называть контрактников на западный манер – «псами войны» или «дикими гусями». Но это не прижилось. Контрабасы – лучше.
А вот чеченцев называют «чехами». Но об этом, думаю, все знают.
В 42-й мотострелковой дивизии, совсем недавно воевавшей в Чечне, солдат-контрактников было около 14-и тысяч. Возраст в основном от 19-и до 30-и, но попадались 35-и и даже 40-летние. В первую войну в Чечне воевал 694-й мотострелковый батальон, который неофициально называли «Казачий батальон имени Ермолова». Отчаянно сражался, обезбашенно. Чехи его реально побаивались. Так там даже 50-летние дядьки встречались.
Когда Путин стал Верховным главнокомандующим, в Чечне стало меньше голодных и запуганных срочников. Воевали уже взрослые мужики, у большинства которых за спиной была не одна война.
Но избавившись от одной болячки, военное руководство нажило себе другую. Это только в газете «Красная звезда» контрактников называют профессиональной армией, на самом деле – это стихия.
Их не помордуешь как солдат-срочников, не поморишь голодом.
Зимой 2000-го на моих глазах пьяные контрактники подняли с постели военного коменданта Северной зоны безопасности и чудом не набили ему морду за невыплату зарплаты. Я был свидетелем того, как осенью 99-го перед отправкой в Чечню солдат-контрактник напрямую спросил генерал-лейтенанта Бабичева, почему туда посылают неподготовленные подразделения? Стоящий рядом комбат, от страха впал в ступор. Мысленно он прощался с должностью и готовился к самому худшему. Хотя, казалось бы, что может быть хуже Чечни?!
Но обошлось. Бабичев никого наказывать не стал. Среди генералов тоже ведь есть нормальные мужики. Ну а комбат, после того как мы вошли в Чечню и обустроились, на радостях пил неделю.
Кто шёл в контрактники? Первая и очень немногочисленная категория – вояки. Как говорит Дима Пушкарёв: «Война – она, как наркотик, – затягивает». Сам Пушкарёв срочную служил «за речкой», потом несколько лет в ментовке, из которой его уволили за несдержанность и отмороженность, потом Чечня. В моей роте есть ещё несколько таких, как он. Для кого война стала профессией. Для тех, кто прошёл Афганистан, Приднестровье, первую чеченскую кампанию. Деньги для них – дело второстепенное. Спустить за отпуск в кабаках тридцать, сорок, пятьдесят тысяч – «Не проблема!» Поехать к морю на такси? «Легко!»
Кончились заработанные потом и кровью «боевые» – новый контракт на полгода или год.
Но практически никто из контрактников не ставит цели на всю жизнь оставаться на контракт. Если у кого и есть такие мысли, то очень быстро пропадают. Да и отцы-командиры после военных действий оставлять у себя людей воевавших, не собираются. На контрактников смотрят как на пушечное мясо недолговременного хранения и не более.
Но есть и такие, как инструктор разведки, Игорь Прибный или просто Степаныч.
Бывший подполковник РУБОПа, пенсионер по выслуге. Ему 44 года. Война – это его состояние души. В каком Степаныч здесь статусе – никто не знает, но боевые он не получает, несмотря на то, что делает самую нужную и опасную работу: ищет и снимает растяжки, ползает с разведчиками к чехам, натаскивает их, как снимать часовых, учит, как убивать ножом и ещё многому другому. Я спрашиваю:
– Степаныч, ты сколько раз на войне был?
– Пять.
– Не надоело?
– Надоело!
– А чего же, опять здесь?
– Профессия у меня такая, призвание. Родину защищать.
Я не помню, когда сам в последний раз произносил это слово – Родина. Вроде ещё в армии, во время присяги. Как там? – «Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик» Потом долгое время мне было как- то было не до неё. А потом, та Родина, которой я приягал исчезла, и на ее месте не образовалось ничего. Мне даже как то стыдно перед Степанычем. Я тяну извиняюще:
– А-аааа! Тогда понятно.
У нас в роте несколько хлопцев с татуированными пальцами. Перстни там всякие, что они означают, точно не знаю, но Степаныч просвещает:
– Ага, вот это – гоп-стоп, грабёж, то есть. А это – малолетка.
– Степаныч, а ты дискомфорта не испытываешь? Всё-таки мент, хоть и бывший. А это – урки.
Степаныч усмехается в свои вислые хохляцкие усы:
– Ну и шшо, Алоша?
Он зовёт меня Алоша. Когда Степаныч в настроении, то говорит на какой- то русско-украинско-белорусской смеси. Он называет её- балачкой.
– Это они там были распиздяи, а здесь солдаты. У нас полстраны сидело. Если усих сидевших не брать, кто Россию захищати буде?
– Всё правильно, кто тогда будет защищать Россию?
Основная категория – это те, кто поехал на войну подзаработать. В России очередной кризис.
Границы голые. Охранять их дорого, в стране нет денег. Кому не лень воруют и вывозят ценности свободно через границу, а внутри всё требуют и требуют сокращения вооружений, ухода из Таджикистана, демократии, многопартийности, свобод, денег. Но, похоже, что это уже не спасёт. Положение не изменится. Промышленность стоит.
Зарплату не платят, талант торговать имеет не каждый, а семьи голодные. Деньги занимают друг у друга, у родственников, знакомых, друзей. Государство покупает за рубежом предметы повседневного спроса- мыло, стиральные порошки, туалетную бумагу.
После недавних взрывов в Москве, российское правительство и СМИ назвали основной виновник всех бед. Чечня!
Индикатор народной ненависти сразу зашкалил. Страна захотела войны. Война была желанна многими.
А что? С экономической точки зрения – война выгодное предприятие.
Богатые захотели стать очень богатыми. Нищие озаботились свести концы с концами.
Путин пообещал контрактникам платить боевые – 800 рублей в день. Плюс основная зарплата. Плата за должность. Звание. Выслугу. Получается много. Около тысячи рублей.
Около тысячи рублей в день! Больше тридцати штук в месяц!
И народ стали вербовать деньгами. В военкоматы потянулись очереди. В основном, тех кто уже давно на завтрак, обед и ужин, а также на первое, второе и третье потреблял одни макароны.
И каждый вечер в солдатских палатках диспуты: заплатят или, как всегда нае…т, нагреют в общем?
Большинство контрабасов и не скрывают, что в Чечню их привело ни желание восстановить конституционный порядок и не угроза территориальной целостности России. Основная причина контракта – «возможность решить свои материальные проблемы».
Но встречаются и те, кому обидно за державу! Один из них, Толя Беленко.
Он распаляется больше всех:
– Губу раскатали, дадут вам боевые… Как же! Да где Россия денег столько найдёт? Если учителям и врачам по полгода не платят?