Держу курс на мыс Голый. Он действительно голый и ничего удивительного из себя не представляет, как и его название. Постепенно прихожу в чувства после резкой перемены обстановки и даже начинаю привыкать к перспективе остаться вечером без дров. Лес отступил далеко вглубь континента, лишь только кое-где видны отдельные деревья, иногда небольшой реденький лесок. Плавника на берегу нет, а бегать по горам за дровами неохота.

Жизнь моя проходит по большей части на воде, к берегу не пристаю в течение всего дня. Я привязался к воде, и без нее мне как-то не по себе. Я – водяной человек.

Небо неожиданно прояснилось. Какое же все-таки оно огромное и очень синее! Захотелось улететь ввысь. Даже представил, что я уже там, в вышине, лечу себе в неизвестном направлении.

Очень необычное небо на Байкале, оно не похоже на небо степей, и в нем просматривается космическая чернота, как в горах.

Как я понимаю бурят, которые назначили небо самым верховным божеством из тьмы божеств, необходимых для существования великих шаманских представлений о мире! Хухэ Мунхэ Тэнгри – Вечно Синее Небо. Ничего к этому небу не приклеить, кроме сказочного Хухэ Мунхэ Тэнгри, никакие христианские представления не подходят к байкальскому небу. Ни к чему здесь обрядность и мышление христиан. Поп с кадилом так же неуместен здесь, как шаман с бубном в Иерусалиме.

Нельзя насиловать природу с помощью не к месту сконструированных представлений. Шаманизм – тоже конструкция, но он видит мир вещей в одухотворенном свете, и это очень правильно. Здесь нельзя по-другому. Чтобы понять это, надо быть здесь и попытаться услышать то, что вокруг существует. И то, что жизнь у природы здесь особенная и одушевленная нетрудно почувствовать. Все, кто был на Байкале знают это и, уехав отсюда, хранят в душе сказочные воспоминания. Просто материя в голом виде не способна так влиять на людей, какую бы изысканную форму она ни принимала. Не способны просто камни и вода запасть в душу. На душу воздействует только душевная сила, которая присутствует здесь повсеместно и в больших количествах. По этой причине не рекомендовано приезжим находиться здесь долго. Говорят, можно серьезно нарушить душевное равновесие.

Хухэ Мунхэ Тэнгри. Это пошло от монголов из тьмы времен, еще до Чингиз-хана, который считал себя наместником в поднебесной Хухэ Мунхэ Тэнгри и исполнителем его воли. Хухэ Мунхэ Тэнгри не существо, а сущность, первопричина, что-то вроде Брахмана и Атмана в буддизме, но не совсем, потому что наделено полом – мужским, и является источником жизни. Женское начало – это земля, и производит на свет только форму. Все действия неба – это Заяабари – судьба, рок. Вот так… Теперь мир вокруг стал таким, каким и должен быть в этом месте планеты. Я весь во власти небес. Заяабари.

О словах написано много всякого: слова обожествляют или, наоборот, ни во что не ставят. Многие великие недовольны были словами из-за того, что они не позволяли им выразить свои хитрые мысли и переживания. Не в словах дело, а в слушателе, но без слов и слушателя нет. Чтобы дознаться до сути, слово надо пережить. Заяабари.

Полностью привыкнуть к этим местам я так и не сумел, не по мне они. Непонятно, почему здесь и далее нет деревьев? Наверное, что-то не так, или лес просто не хочет здесь жить.

Тянулся заунывный берег. Впереди виднелись громады мысов Вора-Елга и Крестовский. Надо подумать, где расположиться на ночь. Для жизни берега совершенно не приспособлены: узкие пляжи без дров, прижимы. Но вот, наконец, показалось что-то более-менее приемлемое – падь Марта. Падь возникла из рельефа довольно неожиданно. Горы в этих местах как будто соревнуются между собой: кто больше надавит на Байкал. Многим это удается лучше, и они образуют мощные прижимы с отвесными желтыми скалами. Я высадился на берег, поставил палатку и пошел за дровами.

Уже почти стемнело, как вдруг из лесу раздался рев. Орал непонятно кто да так, что в самый раз этим звуком озвучивать фильмы ужасов. Звук был нечто среднее между лаем и хриплым ревом. Ничего подобного я раньше не слышал и не представлял, что кто-нибудь на нашей планете может так рявкать. До источника звука было каких-нибудь 100 метров. В сумерках я разглядеть ничего не мог, понял только то, что чудище никуда уходить не собирается. Что это за живность, узнал от местных жителей только спустя несколько дней – горный козел. Но тогда я ничего не знал.

Представьте: темень, я один, до ближайшего человека лесника Жени 40 км., ружья у меня нет, есть только перочинный ножик со сломанным лезвием; страшный рев поблизости; деваться некуда. Надо ложиться спать и ждать своей неизвестной участи. Развел костер и приготовил пищу из риса с тушенкой, вскипятил чай, а чудище в лесу все не унималось. Зачем столько и так громко кричать? Наконец, я привык к воплям и перестал обращать на них внимание. Если бы поблизости находился саблезубый тигр, реакция у меня была такая же. Происходящее выглядело чересчур фантастичным.

Что это во мне: тупая невосприимчивость или отсутствие страха? Скорей всего первое, потому что чувства явной угрозы не было. Видимо, чтобы ощутить реальность угрозы, надо увидеть, как на твоих глазах дикое животное разрывает на куски тело товарища. Такого я еще не видел и поэтому к хищникам на природе отношусь достаточно спокойно.

Чувствую, как преображаюсь. Наполняюсь невидимым эфиром. Мои ощущения трудно определить словами, это нечто среднее между волшебным спокойствием, отсутствием страха, чуткостью, радостью, чувством растворения в окружающем мире и многим чего еще.

Когда оказываешься совсем один, то все вокруг начинает восприниматься несколько необычно. К этому поначалу трудно приладиться, но ненужные чувства скоро покидают. Можно конечно оградить себя от необычностей с помощью суеты: можно насобирать дров и устроить пионерский костер, можно заняться рыбалкой или другими полезными делами. В мелких заботах приблизится время сна, а на следующий день можно загрузить себя заново. Поступив таким образом, вы лишитесь основной прелести странствия: не сможете увидеть, услышать и почувствовать мир.

Подстелил полипропиленовый коврик и сел на него. Передо мной были костер, Байкал и бархатистое черное небо. Звезды очаровывали фактом своего существования. Голова шла кругом от неизвестной причины их появления там, в неведомой дали. Первопричина всему была над моей головой – Хухэ Мунхэ Тэнгри, начало всех начал, верховная божественная сущность, и я – и все.

Помню, как в детстве смастерил телескоп, лазил на крышу по ночам глядеть на звезды и мечтать стать астрономом. Ничего необычного на небе, кроме звезд и планет я не видел – так мне казалось тогда. А сейчас, думаю, что был счастлив, просто этого не понимал. Мне казалось, что занятие это, хотя и увлекательное, но все-таки недостаточно веселое. Для полноты счастья хотелось заняться чем-нибудь еще, например, девочками – и занимался. И звезды оказывались ни при чем. А я думал, куда они денутся со своих мест? Звезды, конечно, никуда не девались – делся я. Я стал смотреть себе под ноги.

А сейчас мысли мои полностью были о звездах и ничего больше не хотелось. Всяческие увеселения казались далекими и безделушечными. Поначалу к этому трудно приладиться: хочется чем-то заняться, куда-то деться, но это достаточно быстро проходит, примерно, через полчаса ничегонеделания. Ум перестает суетиться и вы, наконец, видите просто небо. Звездам не надо развлекаться: они просто есть. Они не добрые и не злые. Оттого, что их так много и что все они смотрят на меня своими глазками-искорками, иногда бывает неловко, как будто вдруг ни с того ни с сего оказался голый на сцене перед множеством зевак.

Бурятские небеса обетованные, и живет там тьма небожителей разного назначения. Одни – добрые, другие – злые. Сначала мне было жаль небеса из-за того, что там обитают всякие нехорошие существа. Но позже, когда вычитал, что природа добра и зла едина, то успокоился. Я не хотел сталкиваться со злыми созданиями, но допускал их существование в качестве необходимого для природы балласта. Небожители называются Тэнгрии, их два лагеря: западные Тэнгрии – добрые и восточные – злые, и могут навредить человеку. Тэнгриев много, они всякие разные, но для меня важней всего: