Погода великолепная. Небо лишь наполовину прикрылось белыми реденькими облачками и стало напоминать женщину, облаченную в кружевной пеньюар. Кружева будоражат мужское воображение, заставляя его выдумывать несуществующие чудеса. Облака на небе тоже заставляли меня мечтать о чем-то несуществующем и далеком от реальности, о тех же женщинах.

Долго радоваться небесной синеве не пришлось – через полчаса наползли серые облака, загородив небо полностью, и радужное настроение исчезло без следа, уступая место просто молчаливому существованию в монотонном процессе гребли.

Прохожу мыс Верхние Хомуты и вдруг вижу людей на берегу, которые машут руками.

"Может быть, нужна помощь?", – подумал я, и, изменив курс, стал приближаться к берегу.

На небольшом галечном пляжике стояли два мужика с лицами обгоревшими на солнце до черноты. Помощь им была не нужна – они сами хотели кому-нибудь чем-нибудь помочь. Заприметив меня на горизонте, начали махать руками, решив, что именно мне помощи не хватает. Они с ходу пригласили меня пить, гулять и радоваться жизни прямо сейчас.

Я не сразу понял, как они здесь оказались: лодки на пляже не было. Но присмотревшись, увидел ее в лесу привязанную к деревьям. Очень странными показались мне мужики, которые живут в лесу вместе с моторной лодкой. Мы пожелали друг другу удачи, и я поплыл странствовать дальше.

Вдали показался Бакланий Камень – небольшой скалистый островок размером 20х20х10 м. Бакланов на нем давно уже нет, осталось одно только название на память. Замечательную птицу извели лет тридцать назад. Жаль, конечно, у нее было красивое местное имя – корморан.

Сейчас Бакланий Камень заселили чайки. Когда проходил мимо, чайки взмыли в воздух и начали на меня орать.

Подошел ближе – и меня атаковали: чайки набирали высоту и срывались в пике, целясь клювом мне в череп.

Вспомнился далекий Курильский остров Шикотан. Работал я тогда младшим научным сотрудником в Сахалинском комплексном научно-исследовательском институте. На Курилы меня послали изучать страшные волны цунами. Как-то раз в свободное от изучения цунами время забрел я вглубь острова и неожиданно подвергся нападению стаи ворон, их было штук 20. Они так же, как чайки с Бакланьего Камня, набирали высоту и срывались в пике в направлении моего черепа. Тогда я пожалел, что у меня не было каски. Вороны проявляли редкую наглость и даже, случалось, лупили меня крыльями по голове. Размером они были почти с индюка. Таких огромных бройлерных ворон никогда больше не видел. Там, на далеком острове Шикотан, я не стал испытывать судьбу и дал деру вниз по стометровому обрыву прямо к берегу Тихого океана.

Чайкам с Бакланьего Камня было далеко до обнаглевших ворон острова Шикотан, и я смотрел на потуги местных пернатых с некоторым снисхождением. Куда им.

Бакланий Камень, проплыв мимо, стал уменьшаться в размерах, пока не превратился из скалы, засиженной чайками, в необычное воспоминание, чудным образом связанное с далеким островом Шикотан и моим прошлым, которое перемешалось с настоящим, возбуждая удивительным способом. Я потерялся в пространстве-времени: то ли я на Курильских островах и молодой, то ли на Байкале и значительно старее. Приятно так себя чувствовать, и думаю, очень полезно для души.

Въезжаю в бухту Песчаная, и сразу же вспоминаю Надежду Перфильевну, и то как она гуляла здесь с Индирой Ганди. Я представил знаменитую индианку, прогуливающуюся по пляжу взад-вперед, и никак не мог подобрать ей подходящий наряд, чтобы ее вид не противоречил природе. То ли она должна быть в одеянии байкальских аборигенов, то ли в чем-нибудь индийском, национальном. Но костюм байкальских аборигенов, исполненный в основном из выцветшей брезентухи, явно не подходил Индире Ганди, и я оставил ее во всем индийском. Удивительно, но она все равно гармонично вписывалась в местный пейзаж и не казалась инородным телом, наверное, потому, что сам пейзаж окрестностей Песчаной бухты не походил на сибирский вообще и на байкальский в частности. По тому настроению, которое дарила здешняя природа, ее можно было отнести к тропикам или к субтропикам, но никак не к Сибири.

Бухта Песчаная заезжена туристами до такой степени, до какой Бакланий Камень засижен чайками. Это общепринятое мнение, и на первый взгляд, конечно же, чувствуется присутствие человека. Но по европейским меркам место все-таки достаточно дикое. Туристов я обнаружил всего несколько, а может быть, это были и не туристы вовсе, а так просто – люди непонятного назначения.

Несколько обнаженных женских тел лежали на песке. Я старался плыть потихоньку, чтобы не спугнуть дам, но все-таки спугнул. Они встрепенулись и начали смотреть в мою сторону, как Ассоль на горизонт. Я подплыл поближе, и дамы, разглядев меня, нечесаного и небритого, перестали глядеть на горизонт как Ассоль, а стали смотреть на меня, как на неопознанный инопланетный объект. По какой-то причине дамы не разговаривали, и на мое приветствие ответили неопределенными вялыми движениями тел, после чего упали на пляж загорать дальше.

"Странные женщины, – подумал я, – не байкальское какое-то у них поведение. Видимо, их привезли откуда-то издалека и забыли вернуть на место".

Бухта Песчаная – местечко на редкость прелестное и даже слишком: не в меру оно уютное и, по-моему, вовсе не байкальское. Образовалось оно, наверное, от какого-то неизвестного чуда, вроде Тунгусского метеорита, или как-нибудь еще, не совсем обычно.

Песчаная – сказка, если не обращать внимания на творения рук человеческих в виде затрапезных строений, созданных без спроса у архитектора. Строения предназначались для отдыха трудящихся, которых почему-то не видно, несмотря на то, что был июль. Видны только не похожие на отдыхающих люди, которые слоняются по берегу непонятно зачем. Среди слоняющихся половина состояла из молодцов с бритыми затылками, большими животами и автоматами. Зачем все это здесь?

От пристани протянул еще метров сто и поравнялся с избой, отдельно стоявшей на самом берегу. Изба представляла из себя душевный предмет, она существовала совершенно отдельно и независимо от архитектурного недоразумения в виде базы отдыха, расположенной рядом. Около избы женщина занималась по хозяйству чем-то нехитрым. На самом берегу сидел мужчина и неспешно починял рыбацкие причиндалы. На вид ему было лет 40-45. Из-за широкого костяка и крепкого природного телосложения выглядел он мощно и добротно. Густая шевелюра и борода умеренной длины только усиливали впечатление. Жизнь мужчины представлялась мне могучим и спокойным потоком, уносящимся вперед, к заранее и хорошо известной цели.

Я не такой человек, и все у меня не так, как у него: и по земле хожу не так основательно, и думаю не так постепенно и правильно, поэтому отношусь к таким людям с большим уважением, как к космонавтам, в числе которых мне никогда не быть.

Разговор с местным населением обычно начинается с того, как это я додумался путешествовать по Байкалу в одиночку. Разные люди реагируют по-разному, но все, как правило, недоумевают. Жители Байкала очень хорошо знают свое море и куда более моего представляют, что меня подстерегает. Поэтому в их взглядах часто вижу печаль.

Я не гордый человек, но поводов возгордиться у меня было предостаточно. Мой вид и то, что я один, все-таки заставляли уважать меня сходу.

Как выяснилось, я не совсем представлял, что меня подстерегает впереди. Места, которые простираются дальше на север – самые гиблые. Там ждут громадные прижимы и стережет страшный ветер-горняк, который достигает здесь чудовищной силы. Налетает он совершенно неожиданно. Рассказали несколько историй, как людей на лодке уносило в море, а дальше – крутая волна и ледяная вода добивали несчастных. Мне по-серьезному очень не советовали продолжать путешествие. Дело поворачивалось так, что мне в самый раз повернуть назад и убираться отсюда подобру-поздорову.

Представьте мое состояние и что должен был думать, когда на протяжении всего пути каждый встречный человек относится ко мне, как к покойнику.