Так в чем же дело? В чем причина упорной, вязкой… ну, пускай не совсем ненависти, но антипатии, неприязни Мирона к теще, которая, к тому же отдельно от них жила? Сколько я ни пытался «расколоть» его, ничего не получалось: объяснить не желал. А может, не умел. Возможно, им владело некое таинственное биологическое чувство на каком-то высшем генном… молекулярном не знаю, как сказать — уровне, которое не выразить словами и которое звало его… призывало поступать именно так.

Впрочем, можно уклониться в шутку, что мы часто и мудро делаем для душевного облегчения, и снова вспомнить анекдот о старом бедном и некрасивом еврее, который упорно вопрошал Бога, отчего тот совсем не помогает ему, на что Вседержитель откровенно отвечал: а не люблю я тебя!..

Но, все-таки, что-то говорит мне: разгадка тут на более простом уровне — если считать таковым оскорбленное достоинство, попранное самолюбие. Причем самое серьезное, быть может, в том, что никто ведь не принуждал Мирона, в данном случае, подставлять себя на попрание — он делал это сам, по собственной воле, не имея сил и мужества поступить иначе, то есть не принимать того, что его унижало, — материальной помощи. И не от Бога-эстета, с которым не поспоришь, но от собственной тещи, имя и отчество которой ему даже неприятно было произносить полностью и кого он кратко именовал «СП». (Софья Платоновна.)

Продолжая рассуждать вместо Мирона, могу добавить, что помощь-то он, все же, принимал не эгоистической корысти ради, а для семьи, для детей. И что поделать, если в состав семьи входил он сам, и ему тоже перепадали часть квадратных метров новой квартиры, хорошие продукты, билеты в театр, книги… И разве его вина, что за свой годичный труд у себя в учреждении он в состоянии был купить всего несколько метров этой проклятой жилплощади?.. Однако получается, как ни крути, что он — седоватый, красивый, неглупый мужчина — состоит… да, состоит на иждивении у тещи (а значит, и у ее дочери, у своей жены Лиды, которой он этого простить тоже не может). Как приживал, нахлебник… Опискин Фома Фомич, извините за выражение…

Из всего, что я сейчас наговорил, уж не напрашивается ли вывод, что мой друг Мирон был интересен мне более всего как существо страдальческое? Каковым являюсь и я сам, да и почти все вокруг, хотят они это признать или нет… А может, я приветил его как собственное зеркало и смотрюсь в минуты (часы) самобичевания?.. Зеркало не зеркало — знаю только, что многое меня привлекало в нем: резкость и подчас своеобразие суждений (с чем все время хотелось спорить), преданность литературе, интерес к людям, в том числе и к моей скромной персоне с ее нелегким характером, доморощенными стишками и попытками вырваться на писательский, или хотя бы переводческий, простор…

(И черт возьми, наконец, разве нельзя полюбить этого человека всего за две строчки, написанные присущим ему небрежным почерком на почтовой открытке, присланной по моему домашнему адресу — Лубянка, 23? Вот оно, это гениальное двустишие:

Раскроем двери кабака,

Чтобы отведать табака!

Неужели после такого приглашения ноги сами не повлекут вас к памятнику Юрию Долгорукому, вблизи от которого уже стоит немалая очередь в ресторан «Арагви» и где вы сначала потолкаетесь у входа и наслушаетесь хамства от швейцара, а потом войдете и забудете все невзгоды, а выходя из ресторана, по-царски вознаградите хама?..)

И пускай Марта Андреевна нарекла Мирона «круглым», это не мешало мне считать его вполне симпатичным и с точки зрения эстетической — на его физиономию всегда было приятно смотреть, что, ей-богу, немаловажно и для глаза, и для умонастроения. Подозреваю, не только мне и не только его жене Лиде это было приятно — наверняка он пользовался успехом у женщин, однако, как ни странно, никогда со мной на эту тему не заговаривал. Терпеть такое стало невмоготу, и я решил заговорить первым.

— Кого? — спросил я.

Он уже был наслышан от меня, что это словечко не что иное, как боевой клич нашей небольшой группы женолюбов (можно употребить более красивое слово «селадоны»), основным ядром которой были мы с братом и несколько наших друзей, среди которых я бы непременно упомянул композитора Валерия, крупного знатока этого предмета (с уклоном в количество), и нашего с братом любимца Эльхана (с уклоном в качество). Конечно, у обоих бывали срывы, когда установки диаметрально менялись.

На мой лаконичный и не слишком серьезный вопрос Мирон, как мне показалось, без тени шутки ответил:

— Кого? Да никого, в сущности. Но временами душа просит, Юра. И тело от нее не слишком отстает.

Из чего я сделал немудрящий вывод, что эта тема для него далеко не закрыта.

Должен признаться, в разговорах с близкими друзьями о женщинах я никогда не отличался сугубой скрытностью. Знаю, болтливость в этих делах не красит, но что поделаешь? Нет, если бывали серьезные основания для умолчания, я мог быть нем почти как рыба. Но поскольку сейчас никакой необходимости в немотствовании не было, я начал понемногу посвящать Мирона во все круги сексуальной жизни, о которой знал — вероятно, не так уж много, однако полагал, что знаю все. (Учебных фильмов Тинто Брасса мы тогда по телевизору не видели, да и телевизоров ни у кого из нас еще не было.)

Я откровенно поведал Мирону о нескольких групповых акциях, проходивших в квартирах приятелей, на пустующей даче, а то и просто в гостеприимных кустах Серебряного Бора, куда нас доставлял мой невинный серый «Москвичонок». Мирон небрежно поинтересовался некоторыми подробностями, а также спросил о составе: кто?

Этого я от него тоже не утаил и признался, что бывали, хотя и нечасто, совершенно случайные и небесплатные жертвы общественного темперамента. Откуда берутся? Сведения о них, чтоб ты знал, Мирончик, передаются по цепочке от одного мужчины к другому: взаимовыручка и полное «фратернитэ»! Но были и совсем иные женщины — тоже, пожалуй, жертвы темперамента, только не общественного, а своего собственного. Те, кого зачастую называют «нимфоманками», придавая слову чуть ли не презрительный оттенок, что так же несправедливо, как если произносить с подобной интонацией слова «простуженный» или «язвенник»: потому что нимфомания, дорогой мой друг, — род болезни и означает повышенную сексуальную возбудимость. Семейный быт она может затруднять, вообще же ни жизни, ни работе особенно не мешает. (Позволяю себе так говорить, поскольку знавал подобных женщин, и бывали они образованными, трудолюбивыми, блестяще остроумными — не хуже, если не лучше тех, у кого эта самая возбудимость не превышает положенной нормы и в чем они уподобляются, возможно, половине всех женщин Китая, которые, по словам специалистов, не знают, что такое оргазм. Это обстоятельство, как я слышал, далеко не всем мужчинам приносит большую радость…)

(Много позднее в застольном обращении к значительно постаревшему участнику былых забав я писал:

…Вспомянем здравствующих и ушедших,

Вспомянем грустных, веселых, больных,

Довольных собою, себя не нашедших, —

Но только не будем плохо о них.

Вспомянем Приму, вспомянем Секунду,

Вспомянем Ольгу, Магду и К№,

«Арагви» и нашу горластую «хунту» —

Всех, кто под боком и кто далеко…)

Мирону показался недостаточно полным мой правдивый рассказ, и он возымел желание прояснить, что это за такие клички латинские, ну, и про других женщин тоже. И я продолжил повествование о том, что было еще достаточно свежо в памяти.

…Первое наше совместное «мероприятие» состоялось в день появления на свет сына Валерия Н. и происходило в квартире, которую счастливый отец недавно приобрел на гонорары от своих весьма неплохих, на мой взгляд, музыкальных произведений… Ты, конечно, собираешься воскликнуть, мой друг, со справедливым негодованием: «Фу, как цинично! Как мерзко! В такой день…» Но, собственно, почему?.. Только не перебивай, пожалуйста, и не жестикулируй так яростно, а то еще толкнешь руку, которая у меня на руле, и я уже не смогу досказать, а ты дослушать… Так вот… Что делает в этих случаях большинство отцов?.. Правильно, напиваются вдрабадан. Валерий пьет мало и редко, и ему для поддержания жизненного и, если хочешь, творческого тонуса нужно другое — женщины. Причем много и часто… Что ж, пожалуй, таких, как он, можно тоже отнести к «нимфоманам», если существует такое слово в мужском роде. Да, ему нужен постоянный секс, как алкашу водяра. А теперь чуть-чуть арифметики: если условно приравнять — по степени возбуждения и удовлетворения — один половой акт к двумстам граммам водки, то, считай, в день Валерию нужно граммов шестьсот, если не больше… Понимаешь, к чему я клоню? Однако Валерий не спивается, не губит свой интеллект и здоровье… Разумеется, можно сказать: он предельно распущен, аморален… ничего святого, и так далее… Но, между прочим, при всем при том он заботливый семьянин, много делает по хозяйству, много работает. И показал себя хорошим отцом. От куда более морального пьянчуги такого не дождешься, хотя ты прав — он блядун высшей марки…