Вятское земское училище.

«Вечеринка». С картины художника В. Е. Маковского.

Но были у Бакунина и оппоненты по вопросам тактики. Лавров, все тот же «властитель дум» Лавров, горячо отговаривал от поспешных действий. Нет, никакой политической борьбы, никакого бунтарства, только подготовка революции путем пропаганды социализма в народе. С каждым днем, часом число пропагандистов будет расти в геометрической прогрессии, пока их не станет большинство, а тогда социализм победит. Селитесь в народе, пропагандируйте…

Но разве можно так долго ждать? Ткачев скептически пожимал плечами, он не верил в народ, не верил, что тот на что-либо способен. Нет, говорил Ткачев, не народ, а инициативная группа людей должна действовать, должна захватить власть. Ведь это так легко в России. Именно в России, утверждал Ткачев, не классы породили государство, а государство создало классы, значит оно не имеет опоры ни в одном из них, висит на ниточке в виде всевозможных государственных институтов. Обрубите эту ниточку, и государство рухнет, власть будет в ваших руках. Для этого не нужна народная революция, достаточно группы революционеров.

Так рождалась народническая теория, так создавались тактические группировки среди революционеров-демократов 70-х годов.

Не сразу началось движение в народ и к народу. В начале 70-х годов народничество переживало кружковой период, период, так сказать, «культурнической» деятельности.

И опять Петербург задавал тон всей остальной России. Этот город поистине делался «столицей критически мыслящих личностей».

В Петербурге были сосредоточены основные учебные заведения России, здесь собрались со всех концов страны студенты. Жили бедно, но полнокровно. Бедность не порок, ведь из нее рождались артельные начала студенческого общежития: землячества, кассы взаимопомощи, всевозможные ассоциации переводчиков, переплетчиков, репетиторов. Эти артели объединяли разночинцев-студентов.

Их волновало буквально все, но более всего бесправие и нужда русского народа. Землячества и ассоциации порождают кружки, в которых студенты занимаются самообразованием, совместно читают книги, закупают литературу, рассылая ее друзьям в провинцию.

Разночинец по природе своей тяготеет к народу, но в Петербурге крестьяне бывают изредка, в столице народ представлен рабочими фабрик и заводов. Разночинец ищет связей с рабочим людом и находит их. Его интересует не заводской пролетарий, а фабричный рабочий — ткач, прядильщик, но не металлист. А почему? Да потому, что металлист лучше зарабатывает, сытнее ест, он порвал с деревней, его туда не тянет. А фабричные? «Хотя все эти ткачи были фабричные рабочие, — писал народник С. С. Синегуб, — но, в сущности, это были ткачи-крестьяне, пришедшие из деревень в город на заработки, причем большинство из них, проработав осень, зиму и часть весны до начала пахоты и посева, старались ко времени полевых работ вернуться обратно в деревню… Весь этот люд был тесно связан с деревнею, спал и видел, как бы получше устроить житье свое в деревне; все горести и радости деревни считал своими родными горестями и радостями».

Для похода в народ нужны кадры пропагандистов, близкие по духу, даже по говору своему к крестьянам. Народники справедливо сомневались, что им самим удастся заговорить с крестьянином на понятном для него языке, они боялись, что крестьяне отнесутся недоверчиво к чужому для них человеку, не поверят его словам, «а проповедь его примут за новый подвох бар». «Другое дело — рабочий, — восторженно доказывал народник М. Фроленко, — в деревне он свой человек, его там знают и, конечно, станут слушать, он сможет заговорить понятно и сможет затронуть самые существенные вопросы. Ему скорее поверят. Следовательно, надо обратить прежде внимание на рабочих, подучить их, развить, сделать из них себе главных помощников».

Так родилась идея сблизиться с рабочими, но сблизиться не потому, что рабочие самый передовой, самый революционный класс. Нет! Этого народники не понимали, они, отрицая будущее за капитализмом в России, отрицали тем самым и возможность самостоятельного, действительно революционного движения русского пролетариата. Рабочий в глазах народников лишь вспомогательная сила, посредник, при помощи которого они, «критически мыслящие люди», найдут общий язык с истинным социалистом — крестьянином.

В 1872–1873 годах в том же Петербурге создался кружок чайковцев (назывался так по имени одного из основателей кружка Николая Васильевича Чайковского). Чайковцы первыми среди революционеров-демократов завязали связи с фабричными. Среди чайковцев были одаренные пропагандисты, люди, впоследствии составившие ядро народнических партий, как «Земли и воли», так и «Народной воли», — князь Петр Кропоткин, Михаил Синегуб, Софья Перовская, Дмитрий Рогачев, Сергей Кравчинский, Леонид Попов, Василий Стаховский и другие.

Сначала связались с рабочими фабрики Мальцева (Сампсониевская мануфактура), затем с работающими у Чешера, привлекли к занятиям текстильщиков. Первый успех окрылил кружковцев. Синегуб и Чарушин снимают на Сампсониевском проспекте домик и разворачивают пропаганду в Выборгском районе. Кружки растут, из Выборгского района они перебрасываются за Невскую заставу, втягивают в свою орбиту передовых рабочих Спасской и Петровской мануфактур, работников фабрики Торнтона.

Чем только не занимались в этих кружках! Арифметикой и физикой, начатками естественной истории по Дарвину и историей России, географией и физиологией. Мешанина была страшная, но на первых порах успех был колоссальный. Народ валом валил к пропагандистам. А их было мало, приходилось переходить из одной рабочей артели в другую, от ткачей к каменщикам, от каменщиков к плотникам. Особой популярностью пользовались Синегуб, Кравчинский и Кропоткин. И не случайно. Кравчинский был замечательным рассказчиком, уже тогда в нем чувствовались задатки будущего писателя. Помогало и другое — Кравчинский и Кропоткин недавно побывали за границей и могли многое рассказать о рабочем движении передовых капиталистических стран Европы.

Их товарищи по кружку ограничивались чтением рабочим «Хитрой механики» или рассказами о Разине и Пугачеве, Кравчинский же излагал экономическое содержание «Капитала» Маркса. Кропоткин проникновенно и страстно рассказывал о Парижской коммуне. На беседы Кравчинского и Кропоткина фабричные сходились целыми артелями, слушали затаив дыхание.

Но первый порыв увлечения скоро прошел. Рабочие охотно слушали рассказы, с благодарностью воспринимали стремления «студентов» подучить их, но к идее хождения в народ оставались глухи. Чайковцы же считали, что нет никакой надобности в длительной пропаганде, в организации масс, — ведь они готовы к революции, пора, пора ее начинать. Увы, рабочие не шли за ними.

Не пошли они и за лавристами, хотя и предпочитали их бунтарям-бакунистам.

Не только чайковцы-бунтари вели пропаганду среди рабочих. Лавристы Ивановский, Рождественский, Базаров, Воскресенский, Карпов еще летом 1873 года обосновались под Шлиссельбургом, недалеко от немецкой колонии Екатериндорф. На мызе «Резвое» была приобретена дачка, где открылась настоящая школа для рабочих. По преимуществу это были рабочие с фабрики Торнтона. Учителями здесь также выступали студенты.

Занятия велись три раза в неделю, их посещало более 50 человек рабочих, среди них был, впоследствии прославившийся своей речью на суде, ткач Петр Алексеев. Алексеев к этому времени уже успел, прочесть Лассаля, был знаком с политической экономией Милля и примечаниями Чернышевского к ней, основательно проштудировал сочинения Лаврова. Другой рабочий, ставший потом организатором первых рабочих кружков в Петербурге, Иван Смирнов, вообще отличался жадностью к книгам.

В 1874 году начинается поход бунтарей-бакунистов в народ.