— Командир, он весь в крови.
— Оставь его себе.
— Я буду резать им хлеб!
Плечо его болит, он потирает его ладонью другой руки; лицо его покрыто колючками; пуля прошла под мышкой, командир вынимает из кармана Крейзи Хорса платок и перевязывает им рану, потом спускается к двум солдатам, скорчившимся на тропе, кладет ладонь им на грудь, сердце не бьется; командир смахивает со лбов слипшиеся от крови волосы, расстегивает разлохматившиеся ремни, складывает пробитые пулями ладони на груди; наверху Крейзи Хорс и два других солдата бьют лежащего на земле Иллитана; они поднимают ему голову, подсовывают под нее кусок кактуса, потом три раза бьют его лицом о колючки:
— Не убивайте его.
Солдаты отходят, Крейзи Хорс наклоняется над трупом повстанца, другой солдат вынимает нож:
— Постой, этот мой, это я его завалил.
Губы убитого еще дрожат; Крейзи Хорс снова наклоняется, достает кинжал Иллитана, берет убитого за ухо и обрезает его у основания, отрезав и второе ухо, он кладет их в карман штанов, ткань вскоре темнеет, кровь, еще теплая, просачивается через ткань и течет по бедру Крейзи Хорса:
— Будто женская рука тебя ласкает.
Два других солдата отрезают у убитых уши, потом один из них хватает Иллитана за ноги и волочит к тропе, голова подпрыгивает на камнях. Когда солдаты увидели своих товарищей убитыми и искалеченными, они сорвали с Иллитана одежду и били его кусками кактуса, они расстегивали ширинки и мочились на его бритое лицо, на его израненную грудь.
Выместив злость на Иллитане, Крейзи Хорс бледнеет и падает без сознания к ногам товарищей. Продолжая тащить Иллитана за ноги, они подносят Крейзи Хорса к воде, омывают ему лицо. С первыми проблесками зари все — живые, мертвые, раненые — оказались у стен лагеря. Крейзи Хорс соскальзывает по стене на землю и погружается в забытье; под его ногами бегает мышь. Над головами солдат перелетают с дерева на дерево, порой издавая протяжные крики, крупные птицы; потом они исчезают в пепельно — сером небе. Часовой поднимает шлагбаум, солдаты входят в лагерь, только Крейзи Хорс остался спать на земле. Часовой поднимает его, относит в караулку и укладывает на стол. Часовые встают с циновок. Тот, чей пост находится у госпиталя, берет Крейзи Хорса на руки, начальник караула накрывает раненого дырявым одеялом. Часовой на вышке ожил, он складывает накидку, перешагивает защитный стальной лист и встает на черепицу; часовые выходят из караулки, в желудках тяжесть, в горлах першит, ноги разбиты, на губах — отвратительный привкус вина и кофе. Крепчающий бриз раскачивает эвкалипты; прибитый за горло к стволу старик, полусгнивший, полу — обглоданный, покрылся обильной росой.
Эхо, дым, взметенные ветром искры сражения достигли селения Бали, опочили на гранитных межевых столбах и пальмовых навесах, коснувшись лиц спящих на террасах, среди сушилок для гранат и инжира, детей. Мальчики спят голые на циновках, прижав колени к животу, временами оставляя ягодицы, измаранные фиолетовым дерьмом; перепачканные рты заполнены можжевеловой кашей, девочки прижимаются к матерям, их лбы и волосы повязаны пряно пахнущими платками. Табор между деревней с каменными домами и рекой, берега которой изъедены солью приливов, не спит; молодые мужчины играют музыку в шатрах разведенных женщин; дети с бритыми головами — лишь на темени оставлена прядь волос, посыпанная эбеновой пудрой — спят голые на песке, прислонившись щеками к пальмовым кольям; тех, кого мучают кошмары, мать поднимает за плечи и пальцами запихивает им в рот кипарисовый мед, привезенный из пустыни — его собрали и дали ей кочевники в последний день весны за ее тело, которое она отдала им в час рассвета в норе с раскрашенными стенами, устланной скошенной в долине травой; дети, едва мед касается их губ, начинают хныкать и кусать материнскую грудь. Два отряда повстанцев, сформированные из бывших мясников Тамрита, посланы в карательную экспедицию против деревни Бали, не подчиняющейся требованиям о вербовке повстанцев и уплате налогов; два сборщика были сброшены в реку в ночь накануне ежегодного отъезда в пустыню; они крадутся вдоль реки; когда луна взошла над сторожевой башней, амбаром и рыночной площадью Бали, слепя глаза дозорным и укрывая окрестности мглой, повстанцы бросились в поток; мокрые, задыхаясь, во ртах тошнотворный привкус железистой воды, одежда липнет к телам, члены сморщились, они цепляются за прибрежный тростник, бросаются вперед, выставив ножи; песок, в котором они вязнут, вздымаясь вверх от их ног, липнет к их голеням, коленям, бедрам, ягодицам; перед палаточной деревней они расходятся; каждый врывается в выбранный шатер; в одно мгновение женщины, дети, животные — все, что кричит — вырезано; затем повстанцы окружают шатер молодых мужчин — стариков, сидевших на корточках и моловших вздор у костра на берегу, они пинками столкнули в реку и утопили. Повстанцы сбивают шатер, кидают на него камни, избивают, оглушают мужчин и разведенных жен кольями, тела корчатся под осевшей тканью; из дыры высовывается женская ступня; колья ломают ноги мужчин, дробят их головы и члены; камни разрывают их животы и груди; вокруг залитых кровью шатров кружат собаки, повстанцы хватают их за хвосты, за уши и перерезают им горла; один из них раздирает ножом и ногтями голову молодого пса и привязывает ее к своей голове, связав на висках два окровавленных ремешка, пропущенных через открытую собачью пасть. Они топчут ногами то место шатра, откуда доносятся стоны женщин; из-под ткани пробиваются ароматы; повстанец с собачьей головой топчет ногами скрипку, прижатую к шее молодого мужчины; потом, присев на корточки, раздирает ткань и хватает зубами с разрытой земли, пропитанной запахом ладана, кусок масла с налипшим на него песком, он пожирает его, урча и сплевывая песок; когда он поднимается, все его лицо, горло, верх груди и плечи блестят от масла, он кладет ладонь на залитый холодным потом лоб и падает на кучу тряпок, камней и кольев; легкий ароматный ветер, прилетевший из садов на другом берегу Тлеца, овевает реку, тростник, гальку, олеандры; молодой повстанец приподнимается на локтях, вдыхает запах, на его губах и голой груди смешались масло и кровь, текущая изо ртов задушенных молодых людей, лежащих голова к голове; он встает, завязывает ремешок, удерживающий собачью голову, на своем окровавленном виске. Все бросаются прочь, они вытирают свои ножи о траву, лезвия скользят по фиолетовым цветам, в которых жужжат пчелы. В укреплении Тлец солдаты выводят пленных из свинарника, они привязывают их голыми к лестнице, прислоненной к стене уборной; новобранцев загнали в уборную и заставили их макать палки в дерьмо, а потом мазать этими палками по спинам и ягодицам пленных; радист крутит рукоятки настройки, ветер раскачивает переносные лампы, повешенные на веревку для сушки белья, качает тени членов и волос в паху пленных один из новобранцев всадил палку между ягодиц молодого пленного с перевязанной головой и разодрал ему жопу до крови; приставив палку другим концом к подножке уборной, вытирая ладони о бедра, он идет к лестнице, ведущей в казарму; там, между ног пьяных, блюющих солдат стоят ящики с пивом; он берет бутылку, зажимает горлышко зубами, пытается открыть пробку, но один зуб крошится; вскрикнув, новобранец выплевывает осколки; солдат — негр, развалившийся напротив, берет бутылку, кусает мокрую от слюны пробку, отрывает пробку и сплевывает ее в пах новобранцу, выпивает четверть бутылки и, отвернувшись, чтобы поблевать, кидает ее в живот молодого солдата, пена течет между ног, ткань вокруг набухшего члена чернеет; солдат, выпив, хватается за член двумя руками, давит его, прижимает к цементу лестницы; мухи пьют текущие из его глаз слезы; повстанец с перевязанной головой стонет; узлы веревок, которыми он привязан к лестнице, ослабли, он оседает и палка вонзается глубже; солдаты в изодранных гражданских пижамах спускаются по галерее, чтобы выпить; их растрепанные волосы шевелятся от вшей; палка, глубже войдя в тело, поднимает член и яйца; над укреплением пролетает стая серых журавлей; солдаты плюют в небо; солдат, оставшийся один в казарме, голый, сжимая член двумя руками, целует цветной снимок голой актрисы, он отрывает от фотографии губы, на которых остались следы типографской краски, со стоном, задыхаясь, переворачивается на живот на своем тюфяке, встает на колени, опираясь одной рукой, другой, сжимая член, начинает дрочить, склонив голову и глядя на член, краснеющий в тени живота.
