Дети на палубе ходят за ними по пятам, но боятся прикосновений. Амиклея у борта курит тонкую сигарету, предложенную ей молодым капитаном. Он не осмеливается потрогать шрамы на руках и на лице Амиклеи; он влюбился в нее за глубокий шрам на груди у горла, словно след от топора; ночью он склоняется над ней, спящей, и целует шрам, скрытый простынею. Взлетает чайка, сидевшая на внешнем ободе иллюминатора; Амиклея вздрагивает, молодой командир убегает. Утром, в городе ста расписных куполов, он проводит рукой по заколоченным воротам имперской тюрьмы; Амиклея отбросила волосы назад, так, что стали заметны вырванные пряди.

— Моя мать, революционерка была заключена в эту тюрьму и обезглавлена в тот вечер, когда я родился, один, в тюрьме, я кричал на ее складной кровати.

Амиклея откинула голову, открыв напряженную грудь, молодой капитан припал к ней светлой кудрявой головой и накрыл губами шрам…

Губы Амиклеи сдавливают удлинившийся член Джафара, его спина стирает известь со стены. Все вокруг, клиенты и шлюхи, просыпаются, одеваются; опустив глаза, клиенты ныряют в утренний сумрак, спотыкаются о ящики, вытирают грязные руки о шины грузовиков, стоящих у подъезда; за дверями в подсобные помещения крысы шевелят кучи отрубленных свиных и бараньих голов, лижут свежую кровь, выгрызают глаза, уши, пробираются меж зубов; морские птицы, попавшие в ловушку после ухода грузчиков и мясников, бьются в стекла, кричат, их помет брызжет на лужи крови, взмахи их крыльев колышут крюки и прозрачные нейлоновые занавески, о которые вытирают свои окровавленные ножи подсобники. Заспанные дети за стойкой борделя стреляют друг в друга из пневматических пистолетов, украденных на бойне; они приставляют их ко лбам клиентов, валяющихся на полу. Джафар хватает ребенка, вырывает у него из руки пистолет, приставляет к виску Амиклеи и убивает ее; вздрогнув, оторвав губы от обмякшего члена Джафара, она падает навзничь, головой на плитки пола, ногами задев табурет. Джафар, отряхивая член, перешагивает через голову Амиклеи. Дети, прижавшись к бокам сводни, облизывают свои пистолеты. Джафар, спрятав член в ширинку и застегнувшись, идет к стойке, берет бутылку из рук мойщика посуды — в посудном баке в мыльной воде плавают волокна спермы — он пьет из горлышка, кидает пустую бутылку в полуголого мойщика и выходит на улицу, его войлочные сандалии шлепают по влажному асфальту.

Тем же вечером он в Лутракионе, с другой стороны реки; его помощники выставили посреди деревни доску объявлений; сам Джафар с крыши мэрии смотрит за населением, угрожая то ружьем, то пистолетом, то кинжалом; пистолет с бойни он хранит за рубашкой, иногда он достает его и целует ствол и рукоятку.

С другой стороны моря, на лыжном курорте, секретные эмиссары, официально не признанные правительством Экбатана, и представители стран, сочувствующих мятежу на Энаменасе, выпрыгивают из вертолета, придерживая шляпы; весь день они проспорили за столом переговоров, а к вечеру пришли — таки к согласию. Экбатан не признает и считает преступниками и рабами выродков, которые для своего освобождения убивают тех, кого призваны освобождать, или сохраняют им жизнь, чтобы затем повелевать ими.

Военные, разбитые в предыдущей колониальной войне, теперь, бесславно победив Энаменас на поле брани, возомнили, что одержали победу и в сердцах людей. Вскоре они стали скрывать свою неспособность честно править, разглагольствуя о необходимости жертв и капитуляции государства. В коридорах роскошных отелей генералы из штабов и разведки поздравляли друг друга, создавали союзы, снюхивались, выходили на солнышко, чтоб блестели ордена, ломая по дороге листья декоративных растений — рефлекс разрушителя — и, не в силах одолеть повстанцев, истязали подчиненных. У большинства, этих людей отечные, вздутые лица грабителей и сутенеров. Они осыпаны почестями и привилегиями, и это справедливо, ибо они принесли в жертву собственный разум.

Сержант Банделло в вечер своего прибытия на Энаменас перепрыгивает стену казармы, в заброшенной будке снимает форму: он спрятал на себе гражданские вещи, рубашку и джинсы, он сунул форму под будку; он убегает; в кармане его джинсов — пистолет с коротким стволом, который он спер у своего младшего брата перед отплытием из Экбатана. Банделло входит в бордель; Серж, спрятавшись в садике при борделе, ждет Одри, сына начальника полиции. Банделло старается не испачкать рубашку и джинсы. Шлюха, раздев его, сразу узнала трусы военного пошива; помяв пальцами, она расстегивает их; взяв парня за член, тянет его на кровать; трусы сползают ему на щиколотки:

— У тебя кожа жителя метрополии. Здесь у мужиков даже хуй загорелый.

Лежа под ним, она гладит и крутит сморщенные яйца парня, он, выгнувшись, скользит животом по ее грудям:

— Они звенят, как бубенцы.

Банделло, любовник работорговца, одет только в короткую школьную курточку, на шее — кистень, в кулаке — кинжал, член бьет по ляжкам, он перешагивает постельки и колыбельки, в которых спят дети Экбатана, он оглушает ударом кистеня в висок ребенка, которого разбудило прикосновение его члена, он бьет кинжалом отца, разбуженного шумом кистеня, он крадет ребенка, а работорговец кидает того в грузовик, едущий к границе; перед таможней, рядом с мясной лавкой пограничной деревни, стоит барак для незадекларированных, контрабандных рабов: там ребенок оценен и продан; он жует жвачку, и сводня проверяет его зубы, тискает его член, щиплет его за яйца и грудь.

Шлюха обнимает Банделло, закрывает ему уши. Одри присел перед заборчиком сада; лунный свет омывает его волосы, затекает ему за уши и за пряжку его пояса; голый мальчик бродит по соломе посреди площади перед борделем, собака, следующая за ним, лижет ему ноги; мальчик сделал нору в соломе и улегся в ней с собакой на руках, собака дрожит от холода; она слизывает свои экскременты с живота лежащего под ней мальчика; девочка, голая, волосы украшены лентами, поднимает каркас шезлонга; она поранила себе запястье; она хнычет, вылизывая рану языком, соломенная пыль взметается у ее ног. Банделло отнимает руки шлюхи от своих ушей, он вздрагивает от плача девочки, от звука шагов по соломе, он встает, подходит к окну, смотрит. Шлюха, согнув колени, вытирает губы, проводит рукой по джинсам, лежащим на линолеуме, трогает пистолет в кармане; плечи Банделло вздрагивают в лунном свете, струйка спермы блестит на бедре. Банделло возвращается, вновь растягивается рядом со шлюхой, она целует его живот и освеженную ветром грудь, ее губы скользят по отпечаткам простыни, по следам ласк. Банделло перекатывается к краю кровати, ногой подцепляет джинсы так, что они сползают на живот; пистолет, выпав из кармана, падает на член Банделло, на мокрую прядь волос; Банделло видит на рукоятке следы пальцев шлюхи; он берет пистолет одной рукой, другой натягивает джинсы до бедер; он проводит по губам шлюхи мокрым пистолетом. Она кусает его, и ее зубы лязгают о металл.

Банделло расплачивается со сводней, выходит на площадь, его босые ноги в войлочных сандалиях на губчатой подошве вздымают соломенную пыль, омываемую луной, на цыпочках он приближается к спящим детям, будит их, трогая за руку или за грудь, дети просыпаются, Банделло отдирает от кармана джинсов приклеившуюся конфетку, крутит ее в пальцах, ребенок берет ее и сгрызает, Банделло толкает ребенка к пакгаузу; увидев поблескивающее под лестницей море, мальчик вздрагивает, цепляется за железные перила, его голова прижата к списку приговоренных к смерти, висящему на стене; Банделло отдирает пальцы ребенка от перил, поднимает его на руки, прижимает к груди, собачье дерьмо на животе мальчика пачкает рубашку Банделло; мальчик вырывается, кусает руку Банделло, зажавшую его рот, Банделло засовывает ему в рот кулак, ребенок задыхается, его дерьмо полилось на рукава Банделло; морские птицы покачиваются на последней ступени лестницы, спариваются в бомбоубежищах; Банделло разгоняет их ногами; теплый помет брызжет на петли его войлочных сандалий. Банделло перепрыгивает стену пакгауза: в глубине мясного ангара в освещенной клетушке спит на раскладной кровати молодой человек; Банделло продает ребенка; когда Банделло уходит с набитыми деньгами карманами джинсов, парень усыпляет ребенка хлороформом; он запирает его в мясной ларь, предназначенный к погрузке, рисует на ларе красный крест. Вокруг бегают крысы, они просовывают морды и когти между досками ящика. Всю ночь они грызут дерево, расщепляют его, трутся между дверью и перегородкой клетушки, где газовый рожок освещает мертвенно-голубоватым светом голую грудь и щеки молодого сторожа с кольцом в верхней губе.