Я проснулся в холодном поту. Руна протянула руку, успокаивая меня.

– Что случилось? – спросила она.

– Я только что видел, как погибает мой господин Харальд, – сказал я, все еще дрожа. – Может быть, я смогу предотвратить беду. Я должен предупредить его.

– Разумеется, должен, – сказала она, продолжая успокаивать меня. – Это твой долг. Но теперь ты должен уснуть и отдохнуть, чтобы утром у тебя была свежая голова.

На другой день она была такой же разумной и заставила меня рассказать подробности моего сна, а потом спросила:

– Это в первый раз ты видишь во сне предзнаменования?

– Нет, бывали времена, когда я видел немало снов, намекающих на будущее, если их правильно истолковать. Это я унаследовал от матери. Я почти не знал ее, но она была вельвой, провидицей, имевшей дар предвидения. Пока я жил в Миклагарде среди христиан, такие сны посещали меня очень редко, и в них не было ничего столь тревожного, как в том, что привиделся мне прошлой ночью.

– Может быть, твои сновидения вернулись, потому что ты среди людей исконной веры. В таких местах боги открывают себя охотнее.

– Когда-то некая мудрая женщина сказала мне почти то же. Она сама была провидицей и сказала, что я – зеркало, что меня скорее посетят видения в обществе других людей, обладающих подобными способностями. Но, видно, пребывание среди приверженцев исконной веры действует так же.

– Стало быть, ты понимаешь, мы хотим, чтобы ты не отвергал то, что боги пытались сказать тебе. Тебе следует найти Харальда и предостеречь его. Я же согласна ждать твоего возвращения. Мне не нужно быть провидицей, чтобы знать, что ты обязательно вернешься ко мне. Чем скорее уйдешь, тем скорее вернешься.

Я ушел в тот же день по тропе, ведущей на восток, по которой шли мы с Фолькмаром к Большому Хофу. На третий день я нашел человека, который продал мне лошадь, и через неделю добрался до побережья. Как раз вовремя. Рыбак, чинивший сети на отмели, сказал, что ходят слухи, будто где-то на севере строится необыкновенный длинный корабль, такой, каких здесь вовек не видывали. Корабелам велено пускать в дело только лучший лес и ставить наилучшие снасти, и что все должно быть непременно наилучшее.

– Небось, целое состояние уйдет на это, – сказал рыбак, сплюнув в сторону маленькой грязной лодчонки, словно чтобы подчеркнуть свои слова. – Не знаю, кто заказчик, но он, верно, сам сделан из золота.

– А не знаешь ли, тот корабль уже спустили на воду?

– Не скажу, что знаю, – ответил он, – но посмотреть на такое стоит.

– Свези меня туда. Я заплачу.

– Дай только удочки смотаю, – с готовностью ответил он. – Да еще часа два нужно – снасти наладить да малость съестного и воды припасти, и пойдем. Ты не против, если мой малый с нами поедет? Он под парусом горазд ходить, пригодится. Да и ветер встречный, так что поначалу грести придется.

Не успели мы выйти из залива, а там – корабль Харальда. Идет на юг не больше чем в миле от берега. Спасибо Руне, что понудила меня поспешить. Еще часа два – и я пропустил бы его.

А ошибиться в том, что это корабль Харальда, было невозможно. Кто еще пожелал бы украсить свое судно столь затейливо? Позже, во время пограничных набегов на датчан, мне приходилось плавать на самом большом корабле из построенных Харальдом, на его «Великом драконе» с тридцатью пятью гребными скамьями – это был длиннейший из длинных кораблей, когда-либо существовавших. Но этот великан в моей памяти все же не может сравниться с кораблем, который узрел я в тот погожий летний день, когда Харальд пустился в путь, чтобы предъявить свои права на престол. Его длинный корабль сиял. Горделиво сияли щиты красного и белого цвета по бортам. Разинутая пасть дракона на носу сияла золотистой бронзой и взблескивала на солнце, когда корабль взлетал на волну. Длинный алый стяг развевался на макушке мачты, снасти отбелены, а верхняя рея по всей длине украшена золотыми листьями. Но другое дало мне понять со всей очевидностью, что это корабль Харальда. Кто еще повелел бы пустить на паруса ткань ценою на вес золота: каждая третья полоса грота была выкроена и сшита из шелка персикового цвета!

Я вскочил на банку рыбачьей лодки и замахал веслом. Зоркий впередсмотрящий на длинном корабле заметил меня, и драккар тут же изменил курс. Вскоре я перевалился через его борт и прошел на заднюю палубу, где стоял Харальд с советниками. Я знал их всех – Халльдора, воеводу Ульфа, сына Оспака и остальных.

– Добро пожаловать на корабль, советник. Что ты можешь доложить? – осведомился Харальд так, словно я виделся с ним только вчера.

– Я побывал и у Магнуса Норвежского, и у ярла Эстридсона, господин, – начал я, но Харальд прервал меня.

– Мы уже виделись с датским ярлом. Он приехал на север просить помощи у шведов в своей распре с Магнусом, и случайно мы встретились с ним. Какое впечатление он произвел на тебя?

Я помолчал, не желая показывать, сколь мрачным мне видится будущее. Но и не сказать ничего я не мог.

– Ему нельзя доверять, – напрямик ответил я.

– А мой племянник Магнус?

– Господин, кажется, народ к нему хорошо относится.

Сказать так было нетактично, и Харальд грубо отвернулся и стал смотреть в море, не обращая на меня внимания. Наверное, он решил, что я намекаю на то, что сам он может не вызвать любви у народа. Я смиренно подошел к остальным советникам.

Халльдор посочувствовал мне.

– Нужно, чтобы кто-то время от времени говорил ему правду.

– Это еще не все, – сказал я. – Я хотел предостеречь его, но сейчас не время.

– Предостеречь?

– Мне недавно приснился сон, дурное предзнаменование.

– Ты всегда был странным человеком, Торгильс. Еще когда ты в первый раз явился в дом к моему отцу, я и мои братья все удивлялись, отчего он принял тебя и так обращается с тобой, по-особенному. Это из-за твоего дара предвидения? Что ты видел?

– Смерть Харальда, – ответил я.

Халльдор искоса посмотрел на меня.

– Как это случилось?

– Стрела в горло во время битвы.

– Когда?

– Не знаю. Сны никогда не бывают точными. Это может произойти скоро, а может быть, через много лет.

– Лучше расскажи мне поподробнее. Вместе мы сумеем уговорить Харальда избегать открытых сражений, коль не сейчас, то, по крайней мере, в будущем.

И я рассказал о том, что мне приснилось. Я описал корабли, войско, поход по сухой земле под палящим солнцем, высокого человека и его смерть.

Когда я завершил рассказ, Халльдор смотрел на меня со смесью облегчения и ужаса.

– Торгильс, – сказал он, – мой отец был прав. Ты и вправду обладаешь даром предвидения. Но на этот раз ты неверно истолковал свое видение. Харальду ничего не грозит.

– Что ты имеешь в виду?

– Это был не Харальд, тот, погибший. Это Маниакес, грек-военачальник, что водил нас в поход на Сицилию.

– Но это невозможно! Сколько лет я не видел Маниакеса и за все это время ни разу не думал о нем.

– С какой стати тебе было о нем думать? – сказал исландец. – Два года ты живешь на севере и не можешь того знать, что год назад Маниакес восстал против нового басилевса. Эта пожирательница мужчин, старая императрица Зоэ, вышла замуж в третий раз и передала почти всю власть своему новому мужу, а Маниакес попытался захватить трон. Он в то время стоял во главе императорской армии в Италии и вторгся в Грецию. Эта выжженная земля тебе и привиделась. Басилевс собрал все войска, какие мог, в том числе и константинопольские полки, и вышел ему навстречу. Две рати сошлись – а было это в жаркий летний день на голой равнине, – и была великая битва, в которой решалась судьба империи. Маниакес уже почти взял верх, его войско громило врага, как вдруг случайная стрела угодила ему в шею и убила. Все было кончено. Его войско бежало, произошла резня. К нам эта весть пришла несколько месяцев назад, как раз перед нашим отбытием из Киева сюда. Маниакеса, а не Харальда видел ты в своем видении.