- Едем! Я тысячу лет не был дома! Я мигом найду самолет, - уговаривал Американец.
- Едем, - сказал я.
Во сне кадры меняются, как заверяют врачи, с удивительной быстротой. В одно мгновение полжизни можно посмотреть.
Мы летели в нарядной мягкой бабочке. Вел бабочку веселый, румяный владелец аэродрома, в оранжево-глянцевом комбинезоне, как ветеран-антарктидец.
Я крепко держал на коленях мой чемодан.
Мимо нас к аэродрому прошел гремучий военный вертолет.
В сорока с небольшим километрах от города стоит коттедж Американца. В комнате, где я пишу, старинная смешная мебель - последний крик индустрии спален, кухонь, гостиных и прочих домашних апартаментов.
Камин электрический. В нем загорается рубиновым светом пластмассовый уголь. Нажмешь кнопку - слышны треск огня и гудение ветра в несуществующем дымоходе. Я сам включал, но погода стоит очень теплая, камин пока не нужен.
В решетке над камином - вентиляция, четыре кнопки. Нажмешь одну - в комнате прохлада, нажмешь другую - здорово пахнет сосновым лесом. И опять фокус: нажми соседнюю кнопку - слушай, как шелестит густой сосновый бор и стучат по стволам дятлы, чирикают, свистят птахи, даже кукует кто-то. За окном редкие платаны в садике, а тут первозданный лес.
Четвертая кнопка - соленый морской воздух, пахнут йодом выброшенные в песок водоросли. По желанию тут же будет гул прибоя, шорох пены.
А на кухне шипят вакуумные сковородки, жужжат таинственные аппараты, по дому плывет запах кофе, печенья, ванили, жареного, с луком барашка, маринованных огурцов, красного перца - домашний запах, на этот раз не фальшивый. Там колдует не очень старая негритянка - прислуга и одновременно сторож Американца.
Вчера, когда мы позвонили у калитки, она выбежала к нам, сияя белозубой радостью, чуть не плакала.
- Хозяин?! О, мистер! Как вы загорели! Как вы помолодели! Наконец-то вы у себя дома. Какая радость! Какая радость, о боже!..
Потом она дала нам похожие на ковер мохнатые простыни.
- Ванны готовы, мистер. Я вам рекомендую полотенце. Механический ветер не так полезен, как растирание.
Потом она угощала нас и причитала все время, жалуясь на то, что хозяин приехал без предупреждения, поэтому на столе не будет любимой хозяином душистой... не знаю, как перевести.
Хозяин водил меня по дому с огромным удовольствием. Он включал и выключал всевозможные кнопки, зажигал камины, проверял телевизор.
Он снял трубку телефона и прямо-таки с наслаждением набрал номер и слушал, не говоря ни слова.
- Это последние новости, - сказал он, положив трубку. - Я набираю нужный номер и слышу запись на пленке.
- По телефону?
- О, телефон у нас - это механический секретарь, иначе его не назовешь. Он сообщит новости, погоду, время, даст любую справку, разбудит, предупредит, расскажет, как быть, если вы случайно приняли яд. А если вы решили самоубиться, он соединит вас в любую минуту с дежурным психологом на предмет уговаривания. Телефон прочтет вам с пленки молитву или проповедь на данный день... Он записал всех, кто звонил в мое отсутствие, он...
- А подслушивать он умеет? - спросил я.
Хозяин развел руками.
После ужина мы спали как убитые, несмотря на светлый закатный вечер, спали, забыв о нашем полете, о Лахоме, о непонятном беспокойстве, которое...
Что, собственно, которое?
По дому тихо шлепала незаметная такая, невидимая, наверное, в темноте служанка.
Если бы кто-нибудь заглянул в мою комнату... Я, наверное, был похож на психа, на сумасшедшего, на...
Я стоял перед закрытым окном и говорил туда, в темноту, негромко, чтобы не слышали меня хозяева дома.
- Смотришь, да? Но послушай, ведь я не виноват, я пока не сделал ничего такого. И не сделаю, поверь мне. Буду осторожен... Как получилось? Разве ты не видел? Я сам пока не пришел в себя... Это похоже на сказку, не очень веселую сказку для взрослых. Я не знаю, что будет потом, но, если тебе она кажется не всегда логичной, поверь мне, я мог бы придумать ее куда более складную, размеренную, точную в житейской своей несгибаемой логике. Не сердись, если даже не сумеешь простить. Я не виноват... Метель началась там. Все было в допустимых... Потом закрутило. Мы сбились. Американец говорит, они хотели как можно выше или войти в теплые облака, но попали в течение, воздушный поток. Не помню, как эти потоки называются. Ураганная сила! Может унести на много тысяч... Мне давали наушники. Я слышал. Они потеряли сигнал нажатия! Нет, я не ребенок. Магнитофон? Вряд ли... Никаких подозрений. Обычное дело. Наши летают на их самолетах, садятся как в трамваи. Они в наши... Как видишь, я не упускаю все возможное...
В доме тишина. Я стою у окна и говорю - говорю в темноту.
- Жалею, что не могу тебя видеть... Но"буду все объяснять. Надеюсь на тебя. Тебе видней, что надо и как дальше. Не волнуйся, не подведу. Буду ждать. Но я не могу сидеть, пойми, если можешь. Не могу. Судьба или не судьба, не знаю. Так вышло. Единственный шанс. Это рядом. Это пустяк. Это не больше того, что уже произошло. Пойми... Бежать к дипломатам? Как? А чемодан? Ведь я не мог уничтожить его прямо на аэродроме... Жду вестей. Не знаю, как лучше. Мне обещают. Вернут обратно... Тебе видней. Спокойной ночи. Ты, надеюсь, не потерял меня?
...Лимузин Американца поплыл от ворот по синей реке асфальта, глотнул ее мигом со всеми дорожными знаками, шарами бензоколонок и цветными домиками на холмах.
Американец блаженствовал за рулем. Он играл скоростью, ветром и далью. Мимо назад убегали, пятясь, большие фургоны с нарядными боками, не хотели, но тоже пятились низкие лаковые "форды", "кадиллаки", "бьюики".
Человек стосковался по рулю, по шумным асфальтовым рекам. И город бежал, надвигался по этой синей полированной глади.
Я не мог привыкнуть к разливу, мельканию красок, шороху асфальта, рокоту желтых, малиновых, зеленых, полосатых фургонов, у которых двигатели булькали солидно и неторопливо, как и подобает великанскому сердцу.
Я не мог привыкнуть к неожиданным звукам и голосам, к легкой рубашке и теплому воздуху. Я не мог привыкнуть. Мне казалось, я вижу все это моим лучом, на экране. Я далеко, меня здесь нет. Я только вижу. Я могу повернуть рычаг н выключить виденье с холмами, дорогой, машинами, зеленью, солнцем.
Или это луч перенес меня сюда?
Он сбавил скорость,
"Посетите Лахому, лучший город Юга!" - звал транспарант на борту эстакады, пересекавшей дорогу. "Лучшие в мире гостиницы Лахомы..." "Никто не хочет покинуть Лахому..." "Кто увидит южных девушек, забудет всех остальных!" Один плакат громче другого.
Мы ехали по городским улицам. Я слышал обрывки разговоров, я читал рекламы над крышами, на фасадах, на множестве разных фургонов и фургончиков. И незнакомый город казался мне давно знакомым, точно я был однажды в нем. Или это знание чужой речи делает незнакомое понятным?..
Я в этом городе! Несколько дней назад мог ли я думать... Вот она, судьба, неожиданность, и черт знает что еще.
- Газеты! - сказал Американец таким голосом, каким говорят о неожиданном подарке.
Перед нами остановился фургон, и человек в глянцевом фартуке стал кидать из машин пачки газет в стеклянные раковины киосков на тротуаре. Их ловили киоскеры в таких же глянцевых передниках. Я заметил надпись на груди шофера и продавцов. Это было название газеты: "Лахома ньюс".
Фургон укатил дальше, к другим киоскам, а к этим прямо из окон автомобилей потянулись руки жаждущих новостей. Ну прямо-таки очередь автомобилей за газетами. Киоски стояли у самой кромки мостовой. Не надо выходить, протяни руку с монетой, получай новейшие новости Лахомы.
Американец полез в карман и достал монету. Киоскер вежливо наклонил голову к нам и протянул все, что просил Американец. А названия газет он произносил коротко, словно по кличкам: "ньюс", "дейли", "степ", "стар", "бич"...
